На обледенелом берегу каждый надел коньки, и все отправились в путь кто как хотел, одни поодиночке, другие в компании. Граф Тимашев, капитан Сервадак и лейтенант Прокофьев все время держались вместе. Негрете с испанцами рассыпались по ледяным просторам, уносясь с невероятной быстротой чуть ли не до самого горизонта. Они достигли большого искусства в катанье на коньках и ревностно, с присущей им ловкостью предавались этому спорту.
Матросы «Добрыни», по обычаю северных стран, построились гуськом. Зажав подмышкой правой руки длинный шест, они умчались вереницей далеко вперед, точно поезд по рельсам. Пабло с Ниной, рука об руку, с веселыми криками, словно две птички, выпущенные на волю, скользили по льду с неподражаемой грацией, то возвращаясь к капитану Сервадаку, то снова скрываясь вдали. Эти юные существа олицетворяли собой всю радость, а может быть, и все надежды галлийской земли.
Не следует забывать и о Бен-Зуфе, который носился от одного к другому с неистощимым запасом веселых шуток, радуясь настоящему и нисколько не заботясь о будущем.
Конькобежцы, неудержимо скользя по ровной глади, быстро неслись все дальше — дальше, за видимый горизонт Теплой Земли. Позади них постепенно исчезали вдали гряды скал, обрывистый снежный берег, вершина вулкана в шапке черного дыма. Порою они останавливались передохнуть, но только на минуту, чтобы не замерзнуть. Затем снова пускались в путь, держа курс на остров Гурби, хотя и не рассчитывали до него добраться, так как с наступлением темноты надо было возвращаться обратно.
Солнце уже клонилось к востоку, или, вернее, стремительно падало вниз,
— зрелище, ставшее привычным для галлийцев. Закат лучезарного светила на Галлии с ее до странности суженным горизонтом происходил в особых условиях. Ни одно облачко не окрашивалось пленительным отблеском догорающих лучей. Ледяной покров мешал им проникнуть в пучину моря, где они, преломившись, рассыпались бы зеленоватыми искрами. Опустившись до линии горизонта, солнечный диск, увеличенный под действием рефракции, сразу исчезал, как будто провалившись в люк, внезапно открывшийся в застывшей поверхности моря, и тут же наступала ночь.
К концу дня капитан Сервадак созвал весь свой отряд и посоветовал спутникам держаться поближе к нему. Они ушли из дому «вольными стрелками», но идти назад надо было сомкнутым строем, чтобы не заблудиться во мраке и вместе возвратиться на Теплую Землю. Ночь обещала быть темной, ибо Луна, находясь в соединении с Солнцем, оставалась невидимой.
Наступила тьма. Поверхность Галлии озарялась лишь «бледным светом звезд», как сказано у Корнеля. Тогда зажгли факелы. Конькобежцы стремительно помчались вперед, а длинные языки пламени, колыхаясь, словно флажки на ветру, разгорались от быстрого бега.
Час спустя показались смутные очертания высокого берега Теплой Земли, точно огромное черное облако на горизонте. Ошибиться было невозможно. Надо всем возвышался вулкан, мечущий яркие искры среди окружающего мрака. Отражение раскаленных потоков лавы в зеркале льда освещало группу конькобежцев, за которыми тянулись неимоверно длинные тени.
Так бежали они около получаса, быстро приближаясь к берегу, как вдруг раздался громкий крик.
Это кричал Бен-Зуф. Весь отряд круто затормозил, врезавшись в лед стальными коньками.
И вот, при свете угасающих факелов, они увидели, что Бен-Зуф остановился, указывая рукой на берег.
Тогда в ответ на крик Бен-Зуфа у всех вырвался вопль отчаянья!..
Вулкан внезапно потух. Потоки лавы, недавно еще вытекавшие из кратера главного конуса, застыли. Казалось, будто какой-то могучий порыв ветра задул вулкан.
Все поняли, что источник огня иссяк. Неужели извержение прекратилось окончательно? Неужели Теплая Земля навсегда лишилась тепла и у колонистов отнята всякая возможность бороться с жестокой стужей галлийской зимы? Неужели им грозила смерть, мучительная смерть от холода!
— Вперед! — крикнул капитан Сервадак громким голосом.
Факелы только что погасли. Все бросились вперед среди непроглядной тьмы. Галлийцы быстро достигли берега. Взобравшись не без труда на обледенелые скалы, они устремились в открытую галерею, затем в большой зал…
Всюду царил густой мрак, температура сильно понизилась. Огненная завеса не загораживала уже большого окна, и, выглянув наружу, лейтенант Прокофьев увидел, что озерко, до сих пор не замерзавшее благодаря раскаленным потокам лавы, сковано льдом.
Так закончился на Галлии первый день нового земного года, который так весело начался!
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,

в которой капитан Сервадак и его спутники делают то единственное, что можно сделать в их положении
Галлийцы провели в невыразимой тревоге остаток ночи, то есть несколько часов перед восходом солнца. Даже Пальмирен Розет, весь окоченевший, принужден был покинуть свою обсерваторию и укрыться в галереях Улья Нины. Теперь или никогда колонистам представлялся случай спросить у него, продолжает ли он упорствовать в своем желании вечно странствовать по околосолнечному миру на этой непригодной для жилья комете; но он, без сомнения, ответил бы утвердительно. Во всяком случае, он был сильно раздражен, даже взбешен.
Гектору Сервадаку с товарищами тоже пришлось искать пристанища в самых глубоких галереях вулканического массива. Главный зал с широким выходом уже не годился для жилья. Сырость на его стенах начала превращаться в сосульки, и даже если бы удалось заткнуть обширное отверстие, закрытое прежде завесой лавы, холод в зале все равно был бы нестерпимым.
В глубине темных пещер еще сохранялось немного тепла. Наружная и внутренняя температуры еще не уравнялись, но скоро это неминуемо должно было произойти. Чувствовалось, как теплые камни постепенно начинают остывать. Гора напоминала мертвеца, у которого холодеют конечности, хотя сердце еще борется с холодом смерти.
— Ну что ж! — воскликнул капитан Сервадак. — Мы и устроим себе жилье у самого сердца вулкана!
На другой день он созвал своих товарищей и обратился к ним со следующими словами:
— Друзья мои, какая опасность нам угрожает? Холод, но только холод и больше ничего. Запасов пищи нам хватит на все время путешествия на Галлии, и у нас такое изобилие консервов, что мы можем обойтись без горячих блюд. Что же нам нужно, чтобы продержаться эти зимние месяцы? Немного тепла, которое до сих пор природа предоставляла нам даром. Так вот, более чем вероятно, что это тепло еще существует в недрах Галлии: туда-то мы и отправимся его искать!
Его уверенная речь приободрила этих славных людей, хотя кое-кто из них уже начал поддаваться унынию. Граф Тимашев, лейтенант Прокофьев и Бен-Зуф крепко пожали руку, которую протянул им капитан; они-то никогда не падали духом.
— Ну как, Нина, — обратился к девочке Гектор Сервадак, — ты не побоишься спуститься вглубь вулкана?
— Нет, господин капитан, — решительно ответила Нина, — особенно если с нами пойдет Пабло.
— Пабло пойдет с нами. Ведь он храбрый и ничего не боится. Не правда ли, Пабло?
— Я последую за вами всюду, куда бы вы ни пошли, господин капитан! — заявил мальчик.
После этого разговора оставалось только приняться за дело.
Нечего было и пытаться проникнуть в вулкан сверху через главный кратер. При резком понижении температуры обледенелые склоны горы стали неприступны. Человек не нашел бы никакой точки опоры на скользкой поверхности. Значит, необходимо было пробиться к очагу подземного огня сквозь самую толщу массива и притом как можно скорее, так как жестокий мороз начинал проникать в самые отдаленные уголки Улья Нины.
Внимательно изучив расположение внутренних галерей и их направление в недрах массива, лейтенант Прокофьев определил, что один из узких проходов должен вести прямо к очагу вулкана. В самом деле, когда под воздействием паров лава поднималась, тепло как бы просачивалось там сквозь стены. Очевидно, теллурид, минеральное вещество, из которого состоял массив, был отличным проводником тепла. Значит, пробив стену этой галереи, толщина которой вряд ли превышала семь-восемь метров, они проникнут в старое русло, проложенное потоком лавы, и, может быть, найдут способ спуститься по нему.
Все немедленно приступили к работе. В этом деле русские матросы, под руководством лейтенанта, проявили особенную ловкость. Чтобы пробуравить твердую породу, лома и кирки оказалось недостаточно. Пришлось просверлить отверстия, заложить мины и при помощи пороха взорвать скалу. После этого работа пошла быстрее и через два дня благополучно закончилась.
Весь этот короткий промежуток времени колонисты жестоко страдали от мороза.
— Если нам закрыт всякий доступ в недра массива, — сказал граф Тимашев,
— никто из нас не вынесет холода, и тут, вероятно, галлийской колонии придет конец!
— Граф Тимашев, — возразил капитан Сервадак, — верите ли вы в милосердие всемогущего?
— Да, капитан, но сегодня он может порешить иначе, чем вчера. Нам не дано судить о его предначертаниях. Десница его простерлась над нами… Теперь как будто он отступился от нас…
— Только наполовину, — отвечал капитан Сервадак. — Он хочет лишь испытать наше мужество. Как мне подсказывает внутренний голос, извержение прекратилось не потому, что огонь вулкана окончательно потух. Вполне вероятно, что после недолгого перерыва лава опять потечет из его кратера.
Лейтенант Прокофьев согласился с мнением капитана Сервадака. Быть может, где-нибудь на комете открылся другой кратер, и потоки лавы устремились по новому руслу. Мало ли по каким причинам могли измениться условия, вызывавшие извержение, — это не значило, что в недрах Галлии вообще прекратился процесс химического соединения минеральных веществ с кислородом. Единственное, что невозможно было предугадать, — удастся ли колонистам проникнуть вглубь вулкана, чтобы там, в тепле, выдержать холод межпланетных пространств.
Все эти два дня Пальмирен Розет не принимал никакого участия ни в разговорах, ни в работах. Он бродил взад и вперед, как неприкаянный грешник, впрочем, вовсе не желающий каяться. Никого не спрашивая, профессор сам перенес свою трубу в главный зал. Он часто наведывался туда днем и ночью и наблюдал небесные светила до тех пор, пока буквально не замерзал. Тогда он нехотя возвращался обратно, бранясь и проклиная Теплую Землю, ворча, что на острове Форментере ему было бы гораздо удобнее.
Наконец, 4 января днем раздался последний удар кирки. Послышался грохот камней, которые скатывались в центральный кратер вулкана. Лейтенант Прокофьев заметил, что они не падают отвесно, а скорее скользят по склонам, задевая скалистые выступы. Стенки жерла, очевидно, были покатыми, и, следовательно, по ним можно будет спуститься.
Замечание лейтенанта оказалось правильным.
Как только пробоину расширили достаточно, чтобы в нее мог пролезть человек, лейтенант Прокофьев и капитан Сервадак, в сопровождении Бен-Зуфа с факелом в руках, проникли в жерло вулкана. Стенки его шли отлого, под углом самое большее в сорок пять градусов. Значит, можно было спускаться, не рискуя упасть. Под слоем пепла нога ощущала надежную опору, ибо склоны были покрыты выемками, впадинами и скалистыми выступами. Это объяснялось тем, что извержение началось недавно. Действительно, оно могло произойти лишь после столкновения с Землей, когда Галлия унесла с собой часть земной атмосферы, а потому лава еще не успела отполировать внутренние стенки кратера.
— Здорово! — заметил Бен-Зуф. — Вот вам и лестница. Уж не взыщите, какая есть!
Капитан Сервадак и его товарищи начали осторожно спускаться. В этой «лестнице», как называл ее Бен-Зуф, не доставало многих ступенек. Исследователям понадобилось около получаса, чтобы пройти пятьсот футов. На стенках кратера зияли там и сям обширные, но неглубокие пещеры. Потрясая факелом, Бен-Зуф ярко освещал их, но ни одна не разветвлялась и не уходила внутрь горы, образуя длинные проходы, как в верхних ярусах Улья Нины.
Во всяком случае, у галлийцев не было выбора. Они должны были воспользоваться любыми средствами спасения, какие только предоставляла им судьба.
Надежды капитана Сервадака как будто должны были осуществиться. По мере того как путники проникали все глубже в недра огнедышащей горы, температура постепенно поднималась. Однако то не было повышение температуры, обычно наблюдаемое в рудниках. Быстрое потепление вызывалось какой-то местной причиной. Глубоко под почвой ощущался источник тепла. Продолжая исследование, они ясно чувствовали, что спускаются не в каменноугольные копи, а вглубь настоящего вулкана. Этот вулкан не потух, как можно было опасаться, — где-то внизу еще бурлила лава. Если по какой-то неведомой причине она уже не переливалась через края кратера, то все же распространяла тепло по всей подземной части массива. Ртутный термометр, захваченный лейтенантом Прокофьевым, и барометр-анероид капитана Сервадака указывали, что наши путники находятся ниже уровня моря и что температура в недрах горы постепенно повышается. На глубине шестисот футов ртутный столбик отметил шесть градусов выше нуля.
— Шесть градусов, — сказал капитан Сервадак, — этого недостаточно для людей, которым предстоит замуроваться здесь на долгие зимние месяцы. Давайте спустимся еще глубже, ведь воздуха здесь достаточно.
В самом деле, воздуху было много: он поступал и через обширный кратер сверху и через широкий пролет на боковом склоне горы. Его как бы втягивало в эти глубины, и дышалось здесь даже легче, чем на поверхности. Поэтому путешественники могли без всякого опасения опускаться до тех пор, пока не встретят сносной температуры.
Путники находились теперь на четыреста с лишним футов ниже Улья Нины. Это соответствовало глубине в двести пятьдесят метров ниже уровня Галлийского моря. В этом месте термометр показал двенадцать градусов тепла по Цельсию — температура вполне терпимая при условии, что она останется на этом уровне.
Трое исследователей могли, конечно, спуститься без труда еще глубже по отлогому руслу, проложенному лавой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48