В коридоре раскорячился на костылях Душко, и когда, мимо пронесли лысого, а затем провели докторицу с изуродованным лицом, рядовой вдруг почувствовал в груди какое-то незнакомое препятствие, мешающее дыханию, к глазам подступило что-то горячее, но тут он расслышал удовлетворенный голос Хренина:— Взяли скотов!Горячее тотчас отступило от глаз, сердце Душко сжалось, и ему вдруг стало необходимо умереть. Он всем нутром возжелал, чтобы препятствие дыханию вовсе перекрыло доступ воздуху и…— Ишь ты! — продолжал Хренин. — На сотрудников покушались!— Заткнись, скотина! — выдавил Душко.— Чего?.. Чего ты?.. — оторопел старший сержант. — Все по-нашему вышло!Душко отставил костыли и закрыл лицо руками.По коридору прошагал старшина Пожидаев. Он, несмотря на полыхающую сиреневым цветом левую часть носа, состоял в хорошем расположении духа.— Еще сопротивлялись, суки! — пояснил он про свой нос.Хренин понимающе кивнул и подумал, что, не ровен час, действительно медаль дадут.Все следственные мероприятия отложили до утра, так как начальник отдела полковник Журов находился в Главке, а после Главка он никогда в отдел не возвращался, дабы не портить себе настроение после просторных кабинетов с секретаршами, пахнущими Францией.Старшина также покинул отдел раньше по причине нанесенных повреждений, за ним Хренин — лечить ребро, лишь Душко остался с утра, удивляя ночных дежурных своей маетой.— Шел бы ты домой! — жалел его дежурный Федорыч. — Ведь пулю только вытащили. Добегаешься до горячки!— Не знаешь, Федорыч, задержанных в обезьянник поместили?— Это которые в тебя стреляли? Ты что! По камерам развели!..Сашенька никак не могла заснуть, а потому сразу услышала призывный шепот.— Доктор, вы здесь?Этот тихий призыв сразу разбудил старую бомжиху Свету, задушившую шарфом своего сожителя, который не желал собирать вторсырье, эксплуатировал ее по женской и материальной части, колотил регулярно, за что в сердцах и был умерщвлен в Великий Пост.— Щещаш шебя на хоровод поштавят! — захихикала шепелявая Света. — Вот удивишься, шкоко у бабы дырок!— Отвали! — цыкнула на бомжиху Сашенька. — Я здесь…Душко сел под дверью камеры и заговорил:— Это все из-за меня!.. Я не хотел… Простите меня!..— Да кто вы? — удивленно вопрошала Сашенька.— Я тогда на бульваре был… Душко моя фамилия… Рядовой Душко…Он почувствовал ее запах через дверную щель. Так пахли девушки, которых он видел чаще всего издалека, которые даже в фантазиях его жили лишь мгновение… В мозгах закружилось, и он опять запросил прощения, да так искренне и настойчиво, как обычно каются дети.А она все не понимала.— На каком бульваре?— На Страстном… Милиционер я… Это мы лысого обнаружили… Без уха…— Вспомнила… Были милиционеры… Лиц только не помню… Далеко было… Надеюсь, вы не жирный?— Нет-нет, я не Пожидаев, я — Душко…— А за что вы прощения просите?Рядовой замялся.— Трудно объяснить… Ранили меня в ногу… Я помочь вам хочу!..— Да чем же, если вы рядовой?.. Хотя погодите, — Сашенька на мгновение задумалась. — Запоминайте телефонный номер! Позвоните по нему, спросите Зурика, Зураба. Просто скажите ему, где я нахожусь… Меня зовут Александра Бове… Запомните?— Я запомню, — пообещал Душко. — Все сделаю, как надо… Верьте мне…Через минуту он уже набирал со служебного телефона номер мобильника.— Александра Бове? — переспросил голос с кавказским акцентом. — А что с ней?Душко показалось, что он слышит веселый женский смех и еще какие-то голоса.— Она в милиции.— В милиции? — с крайним удивлением переспросил Зураб.— Так точно.— Сашенька Бове в милиции, — человек на мобильном словно переваривал информацию, затем на приблизившийся женский смех гаркнул раздражительно. — Подождите!.. Говорите в милиции?— В Тверском отделе.Зураб подумал еще недолго, а затем сказал:— Да черт с ней, с Сашенькой Бове! Везите ее хоть в Бутырку! А лучше сами ее используйте. Прекрасное тело и гениальный язык флейтистки!..И повесил трубку.Душко еще раз позвонил, после чего тот же голос послал его по-русски по общеизвестному адресу, на что милиционер сообщил, что он сотрудник МВД, что враз вычислит мобильник грязного хачика, засунет аппарат тому в заднепроходное отверстие, затем туда последует весь его фруктовый бизнес, а если Зурабик торгует шаурмой, то в конце совсем больно будет!..— Таких, как ты, рожа носатая…Далее фантазия Душко иссякла, хотя гневный порыв выветрился не до конца, и он сказал просто:— При задержании — смерть!— Понял, — почему-то грустно ответили из мобильного. — Прости, мент…Душко вернулся к камере и соврал Сашеньке, что телефон заблокирован. Наверное, Зураб поменял номер.— Я сам что-нибудь придумаю! — с воодушевлением зашептал Душко. — Обязательно!— Нищего нового в шизни нет! — философски заметила бомжиха Света. — Фее мы — осенние цветы!От этой фразы Сашеньке вдруг стало смешно, она так красиво улыбалась в ночи, что если бы Душко мог созерцать сие откровение, в его душе произошли бы процессы, несовместные с жизнью простого мещанина, хоть и милиционера.— Идите, рядовой Душко! — попросила докторша. — Вы обязательно что-нибудь придумаете… Сейчас я попробую здесь спать.Утром все участники событий по делу лысого собрались в кабинете полковника Журова. Полковник после вчерашнего посещения Главка был слегка сумрачен, кривил губами, а, обнаружив на вычищенным до блеска ботинке голубиную акварель, сомкнул брови и желал разговаривать только матерно.— Уроды, козлы и педерасты! — начал он привычно. — Сегодня был звонок от Министра здравоохранения нашему министру, смыслом которого являлось утверждение, что наш отдел творит беззаконие! Что мы арестовываем человека, которому почти поставлен психиатрический диагноз и который находится не под нашей юрисдикцией!— Это как не под нашей! — возмутился Пожидаев.— А ты, Пожидаев… — полковник сделал вдох. — Есть буржуазия, есть рабочий класс, а ты занял, вша лобковая, место прослойки жировой, после того, как интеллигенция протухла!— Так точно, — прокричал старшина.— Я выбил у нашего министра пять дней, чтобы дело раскрутить!Пожидаев и Хренин дружно зааплодировали. Лишь Душко стоял смущенный, опираясь на костыли.— Не дрейфь, пацан! — поддержал полковник раненого. — Всех усадим!Начальник отдела было сел на край стола, но тут, вспомнив, ловко подхватил падающий бюстик Президента и поставил гипс на место.Пожидаев опять захлопал, за что был назван кастратом и евнухом. Значения второго слова старшина не знал.— Короче, лимита! — отрезал полковник. — Сам дело раскручивать буду!Лица Хренина и Пожидаева воспылали неподдельной радостью первомайского парада, а Душко чуть не рухнул на пол из-за подломившегося костыля.— А ты на больничном! — напомнил полковник рядовому. — Вали на хату и отлеживайся!— Я сказать хочу!— Выполнять приказание! — проорал Журов, и Душко, вдруг вспомнив армейского полковника Грозного, ловко развернулся на костылях и отправился прочь.Остальная бригада проследовала в подвал, где с предосторожностями была открыта камера с безухим преступником.Лысый по-прежнему лежал на полу, спеленутый по рукам и ногам. Его глаза смотрели на вошедших, и, казалось, что какая-то мысль в них бродит затаенная.— Снимите вы с него все это барахло психиатрическое, — скривился полковник, поправляя значок ромбовидной формы, свидетельствующий о высшем образовании.— Очень опасен! — предупредил Пожидаев. — Троих омоновцев в реанимацию отправил за три секунды. Лишь мой друг капитан справился с ним. Да и то с помощью спецоружия…— На нем же наручники! На ногах кандалы! Вы чего, памперсы не надели?.. Давай, Хренин, распутывай его! Ишь, как глазеет!.. Ух, зверюга!..Хренин с опаской приблизился к лысому и принялся развязывать узлы простыней. Проделывая весь этот процесс, старший сержант то и дело слышал лязганье зубов, отчего бойцу с преступностью становилось жутко. А ну как укусит!.. Делай потом уколы от бешенства…Впрочем, процедура закончилась успешно, Хренин утер пот со лба и швырнул простыни в угол камеры.Теперь лысый лежал на полу в больничном исподнем и шевелил пальцами как рук, так и ног.— Фамилия?!! — неожиданно рявкнул полковник, отчего Хренин перепугался, и чуть было не обмочился.— Слизь-ки-ин, — протянул лысый.Полковник ответу чрезвычайно обрадовался и велел сотрудникам поднять задержанного и усадить на лавку.Мужчины не без опаски сделали это, а Пожидаев прикинул, что вес у безухого куда более центнера.— Слизькин, говоришь? — продолжил полковник и на протяжный вой собеседника сообщил: — А меня зовут Геннадий Фролович…И здесь случилось неожиданное. Только что усаженный на скамейку лысый вдруг оттолкнулся скованными ногами от бетонного пола и полетел через всю камеру в сторону полковника.«Теперь новое начальство будет», — подумал старшина Пожидаев и захлопнул решетку с той стороны, оставляя полковника и Хренина наедине с сумасшедшим.Впрочем, лысый не долетел до полковничьей фигуры, рухнул возле ног Журова и принялся лизать обувь товарища начальника. Он долизал голубиные разводы и тоненько пропел:— Ва-си-лий Кузь-ми-ич!..А с той стороны решетки вопил Пожидаев.— Зачем вы закрыли дверь! — он тряс пистолетом и просил: — Отойдите, я его застрелю!— Отставить! — приказал полковник, испытав неподдельный ужас от прыжка сумасшедшего. Но он был офицером и умел сдерживать эмоции. — Я не Василь Кузьмич, я — Геннадий Фролович… И прекрати облизывать мои ботинки, скотина!Полковник ткнул мыском ботинка лысого по зубам, отчего те должны были вылететь в полном составе, но не только все тридцать два остались на местах, а еще причинили Журову физическую боль, как будто он ногой по стене ударил.Тем временем Хренин запустил в камеру Пожидаева, который целился дулом ПМ в лысый череп арестованного и просил:— Позвольте, я стрельну!.. Позвольте!..— Все назад! — скомандовал полковник.Сам, кривясь от боли, отшатнулся к стене и, сжав кулак, вдруг оборотился в сторону Пожидаева, тыркнул им по жирной физиономии и зашипел гадюкой:— Я тебе стрельну! Постреляли уже! Хватит!И опять хотел было достать сиреневый нос старшины, но тот был начеку и ловко убрал физиономию из-под начальственного обстрела.— Ва-си-лий Кузь-ми-ич!.. — вновь провыл лысый и, извиваясь всем телом, постарался придвинуться к полковнику. При этом глаза безухого источали безумную радость, а рот расплылся в улыбке.Зубы у него, как у вурдалака, отметил Хренин, а Журов, теряя терпение, заорал:— Я не Василь Кузьмич, а Геннадий Фролович Журов! А ты, преступная сволочь, расколешься, как пить дать, даже если в твоей башке две психушки!Проорав сие, полковник коротко подумал, что лысый вовсе не преступник, что это он, Журов, его подставляет, но цель была столь благородна — спасение душ ментовских, — что в теле Журова не было ровным счетом никакого сожаления. Просто так ничего не бывает. Попался ему безухий, значит, таковая его судьба, таково предназначение — спасти ценой своей шкуры других людей. Еще полковник подумал, что как эти его мысли созвучны христианскому духу — жертвуя собою, спасать других!.. Здесь в его мозгу зашевелилось слово «добровольно», но Журов не понял, к чему оно сейчас. Улыбка лысого становилась все шире, а взгляд влюбленнее, и все это, и размышления философские, и облик лысого страдальца, окончательно укрепили полковника в верном служении Отечеству.— Пиши протокол! — распорядился Журов, оборотившись к Хренину. — Писать умеешь?— Умею, — буркнул старший сержант.Полковник совсем пришел в себя, а потому, сев на корточки, приблизил свое лицо к морде подследственного, чем восхитил младшие чины.— Ты, паря, подчинись судьбе! — ласково ворковал он. — Я тебе протекцию по зонам составлю…— Ва-си-лий Кузь-ми-ич!.. — Безухий безуспешно пытался дотянуться до офицерских ботинок.— Пусть Василь Кузьмич, — великодушно согласился Журов, вспомнил про боль в ноге и решил, что надо определиться: либо ботинки на размер больше иметь, либо ногти стричь. А то, как у футболиста, пальцы на правой ноге синие. — Пусть Василь Кузьмич, ладненько…— Слизь-ки-ин, — подал голос лысый.— Пиши, Хренин!— Пишу…И полковник принялся диктовать, мол, я, Слизькин, находясь в состоянии наркотического опьянения, оказал сопротивление сотрудникам милиции, завладел табельным оружием старшего сержанта Хренина и выстрелил в рядового Душко, ранив его в ногу.— Записал?— Так точно! — отозвался Хренин.— Затем, — продолжил полковник, — вступив в преступный сговор с врачом «скорой помощи»… Как там ее? Пожидаев!— Так это, — встрепенулся старшина. — Козявка… О, черт!.. Бове Александра… Отчества не помню… Не знаю… В оперативке есть…— Потом впишем, — кивнул полковник, попав в ритм диктовки. — В сговор с Бове Александрой, которая помогла мне скрыться от заслуженного наказания… С моих слов записано верно, число, месяц, подпись!— … Месяц, подпись… — закончил Хренин.— Дай-ка! — попросил бумагу полковник, проглядел ее глазами и поинтересовался. — А почему без запятых?— А зачем?— Действительно…Сам расставил знаки препинания и велел милиционерам снять наручники с лысого.— Убьет ведь! — похолодел Пожидаев.— На худой конец, покалечит! — поддержал Хренин.— Не тронет!Журов смотрел в глаза безухого, которые источали слабый свет, и был тот свет — светом любви.— Ты же не тронешь Василия Кузьмича? — улыбнулся навстречу полковник.— Ва-си-лий Кузь-ми-ич!…— Ну вот… Расстегивай, — скосился Журов на Пожидаева.Старшина решился, держа на всякий случай в левой руке ПМ. Правой повернул ключик, тем самым освободив руки-лопаты лысого.— А теперь, — полковник подтолкнул к лежащему протокол. — Теперь подпиши… — вложил в ладонь ручку и погладил безухого по голове. — Ты — Слизькин, а я Василь Кузьмич…Безухий проворно лизнул руку Журову, взял пластмассовую ручку в кулак и, покарябав ею по листу, сломал…— Вот и чудненько! — обрадовался полковник, взяв бумагу. — Теперь застегивай! — приказал он Пожидаеву.Некоторое время в камере царило потное напряжение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30