! И смогу ли я им противостоять? Хотя о чем разговор... Я забылась в боевом азарте. Мир остается им. Я ухожу. Однако, похоже, очень себя жалею при этом. И выдаю ложные сентенции. Вполне возможно, этот комарик покинет мир гораздо раньше меня. Птичка слопает, Святогор прихлопнет или жизненный цикл завершится.
Поэтому живи, пока живешь. И этот мир в равной степени со всеми остальными - твой. И ты имеешь основания отстаивать свое право на жизнь в нем... Бодрый голос оптимиста...
- Эй, Микрошечка, - раздался из микродинамика приглушенный голос Святогора, а где-то далеко вверху пронеслись раскаты грома. - У тебя все в порядке?
Моя клетка стремительно взлетела ввысь, и от перегрузки я вынуждена была сесть прямо на пол. Еще раз спасибо вестибюлярному аппарату - меня не вырвало, хотя тошнота ощутилась.
- Все отлично, спасибо, - мужественно соврала я, глядя в огромные бело-голубые озера его глаз. Фу, какой пошлый штамп!.. Не озера! Его глаза похожи на небо: черный зрачок с искорками - на ночное, сине-голубая радужная оболочка - на ясное дневное, а белки - на белые облака, надвигающиеся на небо с горизонта...
И еще - они очень добрые.
В улыбке раскрылась пещера его рта, обнажив айсбергоподобные зубы.
- Замечательно! - прошептал он, чтобы не оглушить меня, но динамик орал, как бешеный. - Тебе скучно было там внизу?
- Да уж, здесь не соскучишься, - хихикнула я.
- Можно, я понесу тебя у груди? - попросил Святогор. - Мне одиноко, когда я тебя не вижу.
- Неси, где хочешь, - разрешила я, пожалев исполина. Долго ли еще ему смотреть на меня?..
Он пристроил клетку сбоку, обняв правой рукой. Сердце его здесь колотилось не столь оглушительно, а вдох проносился вверху. Так что жить было возможно. И я продолжала жить.
Пошел дождь. Холодный и злой. Хотя, зачем очеловечивать природу? Оскорблять примитивом. Это был осенний дождь. Но злости в нем было меньше всего. Тоска прощания?.. Но это опять на нашем примитивном человеческом уровне. Он делал свое дело, не замечая нас. Про злость я упомянула потому, что капли били очень больно, пока я не надвинула козырек и не закуталась в мех. А поскольку каждая капля была для меня с ведро воды, пока я все это делала, промокла до нитки.
Святогор спрятал клетку под свою куртку и быстро зашагал к дому. Мне стало тепло, темно и мокро, наверное, как в материнской утробе. И почему мы не помним, как было там?!
Дома Святогор наполнил пластиковую ванну для кукол теплой водой и опустил меня туда отогреваться. И пока я блаженствовала, включил электрическое отопление и развел огонь в камине. Конечно, в смысле тепла можно было обойтись и без него, но мы оба любили живой огонь. Он согревает но только тело, но и душу. Генетическая память?..
Потом мы сели у камина и пили чай с малиной. Расстелили клеенку на полу и пили. Он - полулежа рядом. Я - целиком забравшись на клеенку, потому что справиться с малиной было для меня серьезной проблемой. Ягода-то была больше моей головы...
Потом смотрели в огонь. Святогор - сидя в кресле, а я - на его колене. Было тепло и покойно. В основном. Однако изредка накатывало чуть заметное ощущение тревоги. Томление? Предчувствие?..
Язычки пламени тянулись за потоком воздуха, и мне покой наш вдруг стал казаться противоестественным, придуманным. А мизансцена, в которой мы пребывали - иллюстрацией к чьей-то не слишком удачной сказке. Меня вдруг словно потянуло за языками пламени.
- Микрошечка, тебя что-то беспокоит? - отреагировал мой чуткий.
- Нет, все в порядке. Пламя наполняет энергией, энергия требует выхода, но не может найти своего носителя.
- Спой песню, - посоветовал мой мудрый.
- Какую?
- Соответствующую моменту желательно... Настройся на огонь.
Я смотрела на трепещущие язычки, копалась в памяти и пыталась настроиться. Услышит ли он меня? Ах да, - усилители...
- Когда-нибудь через тысячи лет
В том сказочном мире, где нас с тобой нет,
В трепещущем сердце живого огня
Ты, чувствую, вижу - отыщешь меня.
Гори, огонь! Гори, огонь!
Как горяча твоя ладонь!
Как сладок губ твоих ожог!
Не гасни, добрый уголек...
Когда-то в детстве я слышала эту немудреную песенку от мамы. Бог знает, кто автор ее. Я, во всяком случае, никогда не знала.
Промчится вихрь над сугробом золы
И я огонечком воспряну из тьмы:
Живительный вдох твоего бытия
И бьется костром мое прежнее Я ...
Гори, огонь! Гори, огонь!
Как горяча твоя ладонь!
Как сладок губ твоих ожог!
Не гасни, добрый уголек...
Когда-нибудь через тысячи лет
Мы будем с тобою лишь пламя и свет
Пусть чьей-то любви это будет рассвет
В том сказочном мире, где нас с тобой нет...
Гори, огонь! Гори, огонь!
Как горяча твоя ладонь!
Как сладок губ твоих ожог!
Не гасни, добрый уголек...
Когда-нибудь через тысячи лет...
- Не гасни, добрый огонек, - повторил Святогор, вздохнув. - Весьма соответственно...
- Только это и спасает, - кивнула я, - махровая сентиментальщина.
- И отлично! И отлично! Я всегда был махровый сентименталист и комплексов по этому поводу не испытываю. Пущай комплексуют те, кому это недоступно. Спасибо тебе, Микрошечка!
Похоже, он напрочь забыл мои прежние имена, бывшие у него в употреблении, и вполне свободно и обыденно называл меня Микрошечкой. Меня это вовсе не шокировало. Однако было символично. Вместе с прежними именами перестала существовать и я прежняя.
Я заметила, что мой Святогор малость разморился у огня, и его тянет в дрему. Я-то, как уже говорила, сплю часто и понемногу, поэтому уже успела между делом вздремнуть после прогулки. А исполин мой все на ногах. Да и время позднее.
- Давай спать, - предложила я.
- Давай! - с готовностью откликнулся он.
Святогор мой заснул сразу, лишь коснулся головой подушки. А ко мне сон не шел. Я попыталась прислушаться к той тревоге, которую давно ощущала в себе. И уже почти услышала ее версифицированный вариант, но в последний момент, видимо, испугалась услышать и вскочила. Побродила по подушке... Ну, и запашок все-таки от моего Святогора! Временами кажется, что привыкла, притерлась, но иногда вдруг как накатит...
Я спустилась по веревочной лестнице на пол. Сходила на горшок размером с микронаперсток. Накинула на тело тяжелый халат. Под кроватью был мой гардероб. Укромное местечко, чтобы не мешать Святогору. Было здесь и освещение от карманного фонарика, кукольный шкафчик, зеркало и т.д. - все, что может понадобиться женщине среди ночи. Для дня у меня были другие уголки.
Я вышла из-под кровати, над которой разносился мощный гул дыхания спящего исполина, повесив на плечо переносную клавиатуру компьютера. Через него можно управлять всем домом.
Вошла в комнату с камином. Свет зажигать не стала - пошла на красное свечение углей. В спальне свет потушила.
Меня всегда зачаровывали переливы цвета на тлеющих углях. Всегда - это когда я было большая, то есть нормальная. Сейчас же угли было похожи на раскаленные горы, по которым перетекало желто-красное живое свечение. И оно меня не просто зачаровывало. Оно ошеломляло, покоряло, растворяло в себе. И мне снилась огненная гора, на которую я всхожу. Босые ступни не чувствовали боли, потому что ("как сладок губ твоих ожег") я тоже была тлеющим угольком, бредущим по раскаленному склону... Куда? Поближе к дымоходу?..
Мне вспомнилось, как мы втроем - я, муж и сын проводили отпуск в лесу. Жили в палатке, готовили на костре. Этого дома тогда еще и в проекте не было. Молодые, нищие и счастливые, мы хлебали изумительно вкусное варево из грибов и картошки, а потом гоняли чай с мятой, цветами шиповника и смородиновыми листьями. А потом пели песни и, развалившись рядком неподалеку от костра, глазели на звезды, которых было видимо-невидимо. Мы были вместе, а впереди - бесконечная жизнь.
Для литературы - сентиментальщина, дурной тон, слюни... А для жизни самые светлые воспоминания. "Гори, огонь!.. Гори, огонь!.." Но я-то не для литературы, а для себя. Мне бояться нечего. Я не большой и не малый, а вовсе никакой теоретик литературы. Однако мне кажется, что писатель кончается там, где начинает писать для литературы.
Вдруг я услышала странный настойчивый шелест - он сменил плеск дождя за окном. Прислушалась. Не зажигая свет подошла к окну и по веревочной лестнице, прикрепленной к подоконнику, взобралась на подоконник, где под сенью комнатных цветов стояло мое маленькое кресло-качалка, отлитое из пластика моим умельцем Святогором. Я любила последнее время сидеть здесь, наблюдая за метаморфозами леса.
Я приникла к стеклу (для меня это была огромная стеклянная стена). В свете уличного фонаря на землю, кружась, падали громадные глыбы снега. Возможно, я преувеличиваю, но мне кажется, что одной снежинки (я уже поняла, что глыбы - это снежинки) хватило бы, чтобы похоронить меня под ней. Тем более, они неслись с такой скоростью!.. Желто-красный лиственный ковер уже прикрылся белой вуалью... Саваном?..
Я подошла к креслу. Что-то оно стало большим. Пришлось карабкаться, а вскарабкавшись, целиком уместилась на сиденье, а спинка высоко возвышалась над моей головой. А еще вчера оно мне было как раз. Неужели теперь такие темпы? Почему бы и нет? Неужто я всерьез надеялась на волшебную силу любви, дарящую бессмертие? В сказке хорошо, но жизнь банальна и неумолима, как смена времен года.
Кстати, они уже сменились...
Пора и мне честь знать. Или дожидаться, пока из какого-нибудь уголка выползет паучок-старичок и слопает меня, как муху?
Обхватив колени руками, я сидела на кресле-качалке и смотрела на падающий снег. Он тоже зачаровывает, как огонь, но его чары печальны.
Я наконец-то позволила себе сформулировать мысль, уже давно глодавшую меня: я чужая в этом мире! Он мне враждебен! Он для меня неудобен - не по размеру...Я выпадаю из него... И еще: если раздражают физические отправления ближнего твоего (то, как он ест, пьет, дышит, спит, любит, пахнет) - уйди от него. Это раздражение - убедительное доказательство вашей несовместимости...
Короче, вывод очевиден: пора уходить.
У меня всегда была не слишком большая дистанция от слова до дела. А теперь, похоже, она вместе со мной еще больше укоротилась.
Я бросила последний взгляд в окно. Мир был прекрасен, но очень холоден. Как труп в холодильнике. Впрочем, черный юмор здесь неуместен. Нервы. Дело не в мире, а во мне. У него своей распорядок, и по нему всякая мелкая живность, вроде меня, должна либо завершать свой жизненный цикл, либо прятаться в теплую норку и спать. То есть, любым способом исчезать с лица земли, которое в это время слишком сурово. Вот и во мне проснулся этот инстинкт исчезновения, и действовала я, будто мне шлея под хвост попала.
Спустилась по веревочной лестнице на пол. Сделать это, кстати, было не так-то просто. Расстояние между перекладинами почему-то увеличилось, и мне пришлось сползать по веревочной боковинке. Оказавшись на полу, я посеменила к спальне и заглянула туда. Все пространство ее сотрясал зубодробительный сапохрап Святогора. Мне хотелось его разбудить, но что-то подсказывало, что делать этого не надо. Но и просто исчезать некрасиво.
Я набрала на клавиатуре, которая уже казалась размером с меня, сообщение "Я в норке" - и отправила его на экран. Проснется - прочитает.
Потом отправилась в путешествие к своей норке. В нем тоже были свои сложности, но ничего героического. Хотя во всем остальном тоже нет ничего героического - просто свидетельство идущего из мира в мир.
Регулировала с помощью пульта освещение, прислоняла свои пальчики к датчикам фотоэлементов - и передо мной распахивались двери, в том числе и тайные. Спустилась по пандусу к входу в свое подземное царство. Ни ладьи, ни Леты, ни Харона... Может быть, все-таки надо было Святогора разбудить вслед бы белой рученькой помахал... Нетушки - тогда бы не хватило у меня сил уйти от него. Пусть меня едят пауки и тараканы (бр-р-р!..), да только с ним рядышком... Черта с два! Тогда его великий эксперимент сорвется. Я не хочу отнимать у него надежду. У себя тоже не хочу. А если меня слопают, тогда и наступит та самая Безвозвратная, Беспросветная, которую мы с моим изобретательным тужимся обмануть или хотя бы выиграть время. Он сделал, что мог. Теперь моя очередь... Только с чего я взяла, что меня могут слопать? Оправдываю свое бегство?.. Пока, кроме единственного комарика, прибалдевшего от надвигающегося мороза, никто на меня не покушался.
Зима! Снег выпал. Теперь поползут в теплый дом те, кто уцелел, голодные, злые, жаждущие жить... Или вся эта логика - голос инстинкта исчезновения?
Стеклянная стена передо мной улетала в головокружительную высоту. Здесь я включила освещение на полную мощь, и потому она сверкала зеленым, как срез исполинского ледника. Когда-то я видела такой в горах. Издалека. Теперь он нависал надо мной.
На экране монитора светилось: "Я в норке."
Слишком сухо. "Люблю, целую. Твоя Микрошечка." - добавила я. Чистая правда, кроме поцелуя. Но мысленно и эмоционально и он - чистая правда.
Я подошла к Двери. Не знающий вряд ли ее отыщет, но я-то давно научилась находить ждущий глаз фотоэлемента - еле заметное радужное пятнышко. Да и какому человеку придет в голову искать дверь на уровне своей лодыжки!
*****************************************************************
Я приложила свой указательный палец к радужке фотоэлемента - он был настроен на мои дактилоскопические линии (и на Его!). Кусочек "ледника" пошел вниз, открывая передо мной вход... в Мир Иной. Мне именно так и захотелось написать - с больших букв. С должным почтением. Сняла с плеча и опустила на пол клавиатуру. Сбросила халатик. В чем и с чем пришла в этот мир, в том и с тем и уйду... Хотя, если честно - театр!.. Никакой это не иной мир, а комфортабельная укромная норка в прежнем. Впрочем, кто знает... Да и как без театра-то?! Женщине! Тем более, что и театр-то для себя одной. Для укрепления бодрости духа. Если уж спектакль начат, то его трудно остановить. Даже если страшно продолжать. Закон жанра. Завязка требует кульминации, а кульминация жаждет финала.
Итак, вход в "леднике" призывно зияет (как раз чуть больше моего роста), последнее "прощай" сказано, точнее, написано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11