И все же эта женщина явно получала удовольствие от того, что делал Сет, а ведь он был для нее чужим. Даже не родственником или мужем! Противно.Я никогда раньше не видела обнаженного мужчины. Цыгане очень скромны и тщательно оберегают свою личную жизнь, только маленьким детям позволено разгуливать голышом. Я вздрогнула, вспомнив, как огромные мускулы Сета перекатывались под покрытой бисеринками пота кожей…Я закрыла глаза и приказала себе заснуть, но чувствовала себя слишком смущенной и раздраженной: как мало я, оказывается, знала о жизни. Понравится ли мне, когда мы с Джанго тоже останемся одни в темноте? До этого мы едва касались друг друга. Наш брак заключили, когда мы были еще маленькими. Я не сомневалась, что Джанго будет нежным, не то что это животное – Сет Гаррет. Я пыталась вызвать в памяти образ Джанго: темноволосый, худой и такой спокойный. О Джанго! Но почему-то в мои мысли все время вторгался Сет Гаррет, каким я его видела всего несколько минут назад. Этот мужчина был сложен как бог, силен как конь, и явно одержим дьяволом. Слава Господу, скоро мы с ним расстанемся навсегда.К вечеру седьмого дня, как обещал нам извозчик еще в Москве, мы достигли Брянска. Выехав из города, мы добрались до поля, где обычно останавливались цыгане. Оно было пусто, и ровная снежная поверхность пестрела следами волков и лосей.– Ну? – поинтересовался Сет. – Где же твой табор?– Уехали. – Я пожала плечами. – Отправились на новое место. Последний раз я видела их весной, а сейчас уже зима. Они же цыгане и не станут долго засиживаться на одном и том же месте.– Ты уверена, что это то самое поле? – спросил Степан.– Конечно, уверена! Я очень хорошо помню эту березу, а вон и ручей, из которого поили лошадей и брали воду для себя и…– Степан! – рявкнул Сет. – Поезжай обратно в Брянск.– А как же она?– Останется здесь.– Но… – запротестовал Степан.– Нет! – Я откинула меховую полость и вылезла из саней. – Он прав, Степан Андреевич. Я просила довезти меня до Брянска, и вот мы у цели. Вы не обязаны везти меня дальше. Я найду следы, которые цыгане всегда оставляют вдоль дорог, и пойду по ним. Не волнуйтесь за меня.– Не будь дурочкой, – хмуро сказал Степан. – Ты замерзнешь сегодня же ночью, если тебя раньше не сожрут волки. Разве ты не видишь их следы?– Любой волк обломает свои зубы об ее костлявое тело, – заметил Сет.Извозчик не обратил на него внимания.– Где сейчас твой табор? Я пожала плечами:– Откуда я знаю? Апрель был так давно. Сейчас они могут быть и в Париже! – Я бросила косой взгляд на Сета. – Я отказываюсь ехать дальше с этим мужчиной. Он ненавидит меня. Все ненавидят цыган! Он торопится, как торопятся все горгио, которые думают, что если они не поспешат, то не ухватят за хвост птицу счастья. Что касается тебя, Степан Андреевич, то, как я вижу, тебя интересует только золото, которое он тебе заплатит, когда доберется до Бреста. Прощай, Степан Андреевич, прощай, мсье Сет. Не забудь про мазь, которую я тебе дала. Каждый вечер, без перерыва. – Я гордо подняла голову и выговорила очень вежливо и чинно: – Да хранит вас Господь. – С этими словами я повернулась и побрела по снегу к дороге.Начинало темнеть. Где-то неподалеку раздался крик совы, затем вой волка. Он был голоден и жаждал своей добычи – меня.Через несколько минут – столько им потребовалось, чтобы сообразить, что они не могут бросить меня одну в чистом поле – я услышала сзади скрип полозьев. Рядом со мной остановились сани, и я быстро запрыгнула внутрь.– О, друзья мои!– Заткнись, – оборвал меня Сет.– Не волнуйтесь, – все так же радостно продолжала я, – цыгане оставили для меня особые знаки, по ним мы легко найдем табор. А потом, мсье Сет, вы можете отправляться на запад, в Париж!Спустя еще неделю пути по страшному морозу мы оказались около городка Новгород-Северского, в восьмидесяти четырех верстах от Киева. Мы легко проследили путь цыган по полоскам яркой ткани, привязанным к ветвям деревьев, как раз на уровне глаз. Табор всегда отмечает свой путь, чтобы другие цыгане могли следовать за ним. Кроме того, мы постоянно спрашивали у местных жителей, как давно тут проходили цыгане. Нам удалось узнать, что табор застрял на шесть недель в одном большом городе из-за неприятностей с полицией. Это очень меня порадовало, потому что теперь я знала, что они неподалеку.В Новгород-Северском след стал совсем горячим. Цыгане останавливались там всего дней двадцать назад. А так как они двигались намного медленнее нас и чаще отдыхали, мы должны были нагнать их еще до конца недели. Мое возбуждение росло. Когда мы прибыли в Киев, то обнаружили, что цыганский табор прошел через город всего три дня назад.– Наконец-то, наконец-то! – повторяла я, нетерпеливо раскачиваясь в санях. – Скоро я увижу своих родных!На ночь мы остановились в маленькой деревне Обухов около Десны, рассчитывая на следующий день догнать табор. В тот вечер от волнения я не могла есть, и, хотя наступила уже глубокая ночь, я все сидела перед печкой, ожидая чего-то. Через некоторое время я не выдержала и достала из своего узла хрустальный шар. Подняв шар к глазам, я стала пристально вглядываться в него. Вообще-то я чувствовала себя неловко, потому что цыганам разрешается гадать только для клиентов-горгио и запрещается для себя. Но я должна была удостовериться, что с моими близкими все хорошо, и жаждала хотя бы мельком увидеть знакомые лица.И тогда передо мной внезапно предстала ужасная картина. Я закричала и отшвырнула хрустальный шар. Мужчины, которые играли в карты на другом конце комнаты, вскочили со своих мест и подбежали ко мне.– В чем дело? Что случилось? – Надо мной склонился Сет.– Хрустальный шар, – прохрипела я, – хрустальный шар. Я смотрела… я хотела увидеть их… А потом я увидела лошадей и огонь! Я услышала плач детей! Я видела кровь, только кровь!– Ты напридумывала ерунды, – твердо сказал Сет. – Забудь об этой штуке и ложись спать.– Плохой знак, плохой знак, – бормотала я в страхе. – И уже второй раз! Первый раз – тогда, в Москве. Я видела кровь, и в ту ночь умер мой дядя! Сейчас я посмотрела в глубину шара и увидела огонь!– Конечно, ты увидела огонь, – нетерпеливо оборвал меня Сет и поднял с пола хрустальный шар. – Что еще можно увидеть, если смотреть сквозь стекло на огонь в печи? Погляди.– Нет-нет, – простонала я и, закрыв руками лицо, опустилась на пол. – Я не стану смотреть туда. Я никогда, никогда больше не загляну в этот проклятый шар! Боже, что же случилось? Я чувствую себя так, будто внутри меня все умерло. Огонь и кровь! Я видела огонь и кровь!Утром мы преодолели десять верст, остававшиеся до стоянки табора. Я была напугана до смерти и сидела так тихо, что Степан даже спросил, не больна ли я. В ответ я только отрицательно качнула головой, так как не могла говорить. День был тускло-серым, низко нависшие облака предвещали метель.Мы ехали вдоль Десны по узкой, но хорошо утоптанной дороге.– Здесь проехало много лошадей, – крикнул нам сквозь перезвон колокольчиков Степан. – Может быть, цыгане скакали наперегонки?Меня с новой силой охватил страх, но я промолчала.Река огибала небольшой холм. Крестьяне из ближайшей деревни сказали, что табор остановился на другой стороне холма и быстрее всего добраться до них можно, если свернуть с проезжей дороги, подняться на холм и снова спуститься к реке.Степан резко остановил сани. Он кивком головы подозвал Сета, и они встали рядом, негромко переговариваясь.Тихонько подойдя к ним, я расслышала последние слова Степана:– Мы уже почти совсем приблизились к табору, а не слышно ни звука! Пресвятая Богородица… – Он перекрестился. – Нельзя, чтобы она видела…Но я уже бежала вперед. Он еще что-то кричал мне вдогонку, но я не останавливалась. Они догадались, что нас ждет за холмом. Ветер принес чуть кисловатый, ужасный запах горелого дерева и мяса. Но я должна была своими глазами увидеть огонь и кровь.…Лагерь был разрушен, все его обитатели убиты. Поле, на котором несколько дней назад бурлила жизнь, сейчас выглядело, как черная зияющая рана на белом снежном покрове.Я медленно спускалась по склону холма. Это было хорошее местечко для ночевки: рядом с водой, хорошо укрытое от ветра высокими соснами, но, когда появились нападавшие, цыгане оказались в ловушке.Я пробиралась между еще дымящихся углей. Внезапно я увидела маленькую ножку, высовывавшуюся из-под почерневшего куска кибитки. Я откинула обгорелый полог и увидела тельце моего сводного брата. Чувствуя, как накатывает тошнота, я схватилась обеими руками за живот и страшно закричала.Сзади, за моей спиной, слышны были обрывки разговора – пустые, бессмысленные слова.– Что случилось?– Солдаты, – ответил старушечий голос. Я уже заметила, что по пепелищу бродят несколько человек. – Казаки.– Почему?– Они сказали, что цыгане украли их лошадей, перекрасили и попытались продать! Глупые мошенники, эти цыгане. Сами напросились!– Тихо!– Их надо похоронить.– Отправляйтесь в деревню и приведите как можно больше мужиков покрепче. Им хорошо заплатят.Повсюду лежали тела. Казаки согнали цыган на середину поля и стреляли в толпу, пока не убили всех до единого, затем подожгли кибитки. Лошади пропали. Я медленно шла по еще дымившейся земле, заглядывая в лица мертвецов. Я знала их всех. Отец, Любов, Джанго.Я наклонилась и обхватила его руками. Джанго. Его темные глаза были открыты. За несколько месяцев нашей разлуки на его верхней губе начали пробиваться усы. Должно быть, он очень гордился ими, так как это означало, что он становится мужчиной, а старшие наверняка тихонько подсмеивались над ним. Интересно, думал ли он обо мне, помнил мое обещание вернуться?Из-за деревьев появилась уродливая рыжая собака и принялась обнюхивать трупы. Раздался выстрел, и она упала мертвой. Я повернула голову и увидела, что Сет откладывает в сторону ружье. Затем он подошел ко мне.– Оставь его. Пошли отсюда.Я вспомнила, что обнимаю мертвого.– Это Джанго, – прошептала я. – Он мертв. Джанго.– Понимаю. Уходи отсюда. Сейчас придут крестьяне и похоронят их.– Он никогда не узнает, что я вернулась, что я выполнила свое обещание.Сет силой развел мои руки и заставил встать. Перед глазами у меня плыл туман, тело обмякло, казалось, в нем нет ни одной косточки. Сет повел меня наверх, к саням. Краем глаза я заметила, что приехали крестьяне.– Тебе не обязательно ждать, – сказал Сет, когда пришедшие из деревни начали рыть огромную яму на краю леса. – Земля промерзла, и работа, должно быть, закончится не раньше вечера.Но я осталась и смотрела, как они волокли тела и сбрасывали их в братскую могилу. Я наблюдала, как старухи рыскали по пепелищу, выискивая не тронутые огнем вещи, слышала, как одетый в черное священник-горгио бормотал молитвы.Когда жители деревни уже были готовы забросать тела землей, я вышла вперед.– Подождите!Они безмолвно уставились на меня. Священник, который уже повернулся, чтобы уйти, остановился и принялся недоверчиво меня разглядывать.Я подошла к краю могилы и произнесла медленно, но твердо:– Вы оставили меня и отправились в царство мертвых. Вы ушли, не получив прощение тех, кому причинили вред, и не простив тех, кто причинил вред вам. От имени всех цыган, я, Рони, прощаю вас. Грегор, мой отец, Любов, наш предводитель. Мои братья. – Я назвала всех по именам. И последним: – Джанго, мой нареченный. Я прощаю вас всех и прошу прощения у вас. – Я вынула из кармана мелкие монеты и швырнула их вниз. Затем сняла мои браслеты, включая и тот, с бриллиантами, который я украла у дяди, и тоже бросила их в могилу.Все вокруг молчали, ожидая продолжения. Я глубоко вздохнула.– Пусть Божья кара настигнет того, кто это сделал. Мой голос звенел над обугленным полем и отдавался эхом в лесу. Местные жители принялись креститься, и даже Степан Андреевич последовал их примеру.– Я знаю, что вы были храбры перед лицом смерти. – По моим щекам текли слезы, когда я говорила последнее «прощай». – Я только надеюсь… что тоже смогу быть храброй, когда наступит мой черед. – Я быстро вытерла лицо. – А сейчас я оставляю вас перед Богом.Я отвернулась от могилы и побрела назад к нашим саням. Запряженные в них лошади выглядели очень грустными. Я рассказала им, что случилось, хотя они уже и так знали. Они всегда все знают. Их бархатистые носы были мягкими и теплыми. Ветер раздувал мои юбки, которые казались нелепо яркими на фоне белого снега. Затем я услышала шаги Сета Гаррета. Его хромота сегодня была очень заметна.– Прежде чем я уехала к дедушке, – сказала я, не оборачиваясь, – старуха Урсула предсказала мне будущее. Тогда я ей не поверила, но все, что она говорила, сбылось. Я говорю тебе об этом, потому что наши судьбы, твоя и моя, каким-то образом переплетены. Урсула сказала, что я найду свой табор, но не увижу цыган. В то время я не поняла, что это значит, но ведь она была права?Сет промолчал.– А последнее, что она предсказала, – это то, что я, Рони, больше не буду цыганкой. И в этом она тоже права. Цыган без табора, словно обломок судна, потерпевшего кораблекрушение. Он ничто. Она права. Я больше не цыганка.
Сет Гаррет пообещал отвезти меня в Одессу – большой портовый город на берегу Черного моря.Я молчала. Мне было все равно, куда мы едем и что со мной произойдет. Россия так и не стала для меня настоящим домом. Я знала в ней только цыганский табор, а он навсегда исчез из моей жизни.Три дня я скорбела, отказываясь от еды и сна. Ночами я сидела перед печкой, раскачиваясь из стороны в сторону, вздыхала и стонала. Собаки тут же начинали скулить, а местные жители с подозрением косились на меня и крестились. Я же ни с кем не разговаривала, не причесывалась и не умывалась.– Как долго это будет продолжаться? – услышала я, как Сет спросил Степана.– Не знаю. Как-то раз она сказала, что близкие родственники умершего голодают три дня после его смерти.Возможно, впрочем, что она будет оплакивать их дольше, ведь умерло так много людей.Но через три дня я потеряла сознание, истощенная голодом, измученная горем. Я спала целые сутки, а когда проснулась, то удивила Сета, попросив, чтобы мне приготовили ванну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71