Потом мы пошли обратно к нему домой. Я нес папку под бабушкиным плащом, а Крис зажал папку Гленды под мышкой.
Первоначальное возбуждение улеглось. Ночь внезапно показалась мне ужасно холодной. И тут Крис вдруг сказал:
— Надеюсь, Робин не станет сердиться, что мы сняли копии. Ну ничего, все равно он вот-вот должен приехать за папкой. Он мне днем звонил на работу и сказал, что будет после часа ночи.
Тут уж я сам забеспокоился.
— Я думал, он в Майами.
— Да нет, он только завтра улетает. Похоже, у него переменились планы.
Крис снова глянул на часы.
— Уже час. Робин вот-вот должен приехать.
— Серьезно?
Это мне не понравилось. Пора было найти благовидный предлог и тихо смыться.
Крис шел впереди меня. Он внезапно притормозил, потом столь же внезапно ускорил шаги:
— Ну-ка, кажется… Точно, он! — радостно воскликнул он, указывая вперед.
Я остановился, постоял, прислушиваясь, и резко повернул в сторону вокзала. Я попытался пуститься бегом, но паратуберкулез все еще давал о себе знать, так что я то и дело спотыкался.
Если у меня двадцать девять жизней, то сегодня, видимо, был самый подходящий день, чтобы израсходовать еще одну.
Крис всегда бегал лучше меня, даже когда я был в форме, но такси ему было не догнать. Таксист-полуночник притормозил рядом со мной, уверенный, что спасает своего очередного пассажира от уличного грабителя. Едва я успел кое-как захлопнуть за собой дверцу, машина с визгом развернулась на двух колесах и устремилась в переулок. Я мельком заметил, как двое бегущих за мной людей остановились, разочарованно опустив руки и глядя мне вслед. Их добыча ускользнула.
В свете фонаря блеснули знакомые толстые очки в тяжелой черной оправе. Робина трудно с кем-либо спутать. Позади Робина возвышался белокурый разочарованный богоподобный норвежец.
Крис все еще прижимал к груди папку Гленды. Хотя теперь в этой папке лежали уже не опасные списки на немецком, а безобидная история болезни на английском — копии Вериных записей, переснятые с помощью Джет.
А у меня в одном из глубоких карманов, как и прежде, лежали оригиналы Вериных записей, а в другом — истинный дар человечеству от «Объединенной компании», наследство Лорикрофта: сведения о том, кто, где, когда и сколько готов продать и купить урана-235 и плутония-239.
Таксист спросил, куда я хочу ехать. Хотел я в постельку к Джет, милой, веселой и любящей. Но вместо этого я попросил водителя обогнуть квартал и вернуться к вокзалу. Там, по крайней мере, будет тепло и не так погано на душе.
Я уселся на скамейку в зале ожидания, разделяя бодрствование с полночными пассажирами и голодными отверженными.
Мое бегство от Криса и Робина было следствием первого порыва, импульсивной реакции. Поразмыслив, я решил, что это было глупое ребячество. И как я теперь буду объясняться и извиняться перед ними? Помрачение рассудка на меня накатило, не иначе. Правда, в кармане у меня лежала пачка тайных списков, незаконной информации. Это были опасные улики, но против кого, спрашивается? И кому теперь отдать эту папку? Тому, от кого получает указания Джон Руперт? Но где его искать? И кто он такой?
Я вспомнил загадочные указания, полученные от таинственного шефа.
Выигрывайте исподтишка.
К тому, что узнаете, относитесь осторожно.
Я не выполнил ни того, ни другого.
Если проход через лабиринт существует, если вообще существует сам лабиринт, как проще разрешить загадку — выйдя наружу или углубившись внутрь?
Папку с Вериными бумагами можно объяснить как очередную попытку подшутить над Оливером Квигли. Я рассчитывал обратить все дело в шутку, и это было вполне возможно. Так зачем же я сбежал от Робина?
Наконец я решил, что все дело было в том видении, которое явилось мне в бреду: Робин с Крисом стоят рука об руку и манят меня, собираясь пристрелить. С тех пор я бессознательно считал их союзниками, хотя до сих пор не верил, что Крис действительно способен на жестокость. Нередко бывает, что люди одновременно верят в несовместимые вещи — как те, кто терпеть не может богатеев и тем не менее еженедельно покупает лотерейные билеты, надеясь разбогатеть.
Относиться осторожно… Что, собственно, он имел в виду?
И к чему именно? К острову Трокс? К грибам, к коровам, к международному терроризму?
К Одину…
Но тут я уснул.
Проснувшись часов в шесть утра, я обнаружил, что мой спящий мозг успел разложить информацию по полочкам и выделить дополнительный фактор. Я зевнул. Дополнительный фактор небось спит без задних ног…
За те четыре-пять часов, что я проспал, забившись в уголок, никто меня не потревожил. Я посмотрелся в зеркальный рекламный щит, висящий на стене рядом со мной, и убедился, что моя сыпь почти сошла, превратившись в мелкие розовато-коричневые бугорки, но зато глаза у меня опухли будь здоров, а небритый подбородок щетинился, точно прошлогодняя стерня. Я решил, что в таком забулдыге причесанного и ухоженного Перри Стюарта все равно никто не опознает, а потому оставил все как есть и принялся рыться в карманах шерлокхолмсовского плаща.
Помимо папки с немецкими бумагами Лорикрофта и их копиями, в карманах обнаружились Верины оригиналы, фотоаппарат и бумажник. В фотоаппарате, кроме грязи с острова Трокс, ничего ценного не было, зато бумажник изверг из себя паспорт, кредитную карточку, чек, телефонную карточку, международные водительские права и горсточку мелочи, которую я позаимствовал у Джет.
Неподалеку стоял фотокиоск, сулящий «моментальное фото на паспорт». Киоск работал с восьми, и, как только он открылся, я постучал в дверь, намереваясь проверить профессиональные способности вялого парнишки лет восемнадцати. К моему немалому изумлению, стоило мне спросить, не знает ли он места, где возьмутся сделать сложную работу в такой ранний час, парнишка мгновенно оживился. Он осмотрел фотоаппарат, потом повнимательней пригляделся ко мне.
— Ой! Вы, случайно, не Перри Стюарт? А что это у вас с лицом, а? Болеете, что ли?
— Мне уже лучше, — коротко ответил я.
— Хотите, я вам одолжу бритву? — предложил он, рассеянно ковыряясь в фотоаппарате карандашиком. — Вам нужны те снимки, которые могли сохраниться под этой грязюкой?
— А вы знаете кого-то, кто может это сделать?
— Извините! — Паренек, похоже, всерьез обиделся. — Я четыре года учился таким вещам на вечерних курсах! Возвращайтесь через час. Для меня большая честь помочь вам, мистер Стюарт. Я сделаю все, что смогу.
Я приуныл. Тут особо рассчитывать не на что.
Сонный голос, заспанная физиономия… Я пожалел, что не обратился в другое место.
Однако в том, чтобы быть знаменитостью, есть свои плюсы. Вернувшись через час, я обнаружил в киоске подносик, застеленный салфеткой, а на подносике — дымящийся кофейник, корзиночку с горячими рулетами и прочие радости. Даже свежевычищенную электробритву в бумажной салфеточке с оборками. Я поблагодарил обитателя киоска за заботу. За это мне пришлось выслушать многочисленные подробности о процессе воскрешения негативов, погребенных в коровьем навозе.
Я позавтракал, побрился, выразил искреннее восхищение его искусством. Парнишка при мне напечатал несколько экземпляров цветных фотографий, и мне пришлось подписать с десяток автографов — любую другую плату он принять отказался. Парнишку звали Джейсон Уэллс. Я пожал ему руку и попросил у него карточку с адресом — на всякий случай.
— Это не мой киоск, а дядин, — сказал парнишка. — Когда-нибудь свой заведу. Можно вас сфотографировать? Я вашу фотку на стенку повешу.
Он несколько раз щелкнул меня — и, похоже, счел себя вполне вознагражденным за тридцать шесть чистых негативов и превосходные увеличенные снимки, которые я тоже взял с собой.
ГЛАВА 12
Преклонение и почтение, сиявшие на сонной физиономии Джейсона Уэллса, вкупе с его деловитым профессионализмом неким странным образом пробудили во мне чувство самоуважения, которое задремало на время нудной изматывающей болезни и позволило моим мозгам, привычным работать на скорости десять тысяч оборотов в минуту, расслабиться и размякнуть.
Это Джейсон Уэллс может позволить себе выглядеть так, точно он спит на ходу, но моему обычному экранному имиджу такое несвойственно. А между тем я решил, что сейчас самое время пустить в ход мой экранный имидж.
Бабушкин плащ с пелериной был не просто почтенным — он был роскошен. Он внушал благоговение. Мой свежевыбритый подбородок смотрелся куда лучше, чем раньше. Волосы, стоило их расчесать, сами собой улеглись в аккуратную прическу, с какой меня привыкли видеть на экране. Я зашел в аптеку, купил одеколон, дезодорант и все прочее, что нужно, чтобы выглядеть опрятным; зашел в магазин готового платья, купил рубашку, галстук и брюки, чтобы выглядеть элегантным. Кроме того, я приобрел большую сумку, куда сложил все вещи и еще несколько пленок, новый фотоаппарат и батарейки, купленные у Джейсона Уэллса.
Теперь мне достаточно было подойти к кому следует, назвать себя, объяснить, что мне нужно, и попросить. Неважно, что меня все еще шатало. За последние несколько недель я успел подзабыть, какая аура меня окружает.
Мне нужно в аэропорт Хитроу.
«Пожалуйста, доктор Стюарт. Вам сюда. От нас в Хитроу ходит экспресс, вы доедете за пятнадцать минут».
Мне требуется билет до Майами.
«Пожалуйста, доктор Стюарт. Вам первый класс?»
Нельзя ли переслать этот чек в финансовую компанию, чтобы получить кредитную карточку? Мне понадобятся деньги во время поездки.
«Пожалуйста, доктор Стюарт. Финансовая компания немедленно пришлет своего представителя в комнату отдыха первого класса, и он все устроит. Вам, видимо, понадобятся доллары?»
Мне хотелось бы принять душ перед отлетом.
«Пожалуйста, доктор Стюарт. Наше отделение спецуслуг обо всем позаботится».
Я хотел бы еще позвонить в Кенсингтон, моим издателям. И мне нужно отдельное помещение для деловой встречи.
«Нет проблем, доктор Стюарт! Наш деловой центр находится в комнате отдыха для государственных служащих».
Короче, вскоре я, всячески обихоженный, оказался у телевизора, как и следовало ожидать. И, как и следовало ожидать, кто-то включил канал, по которому передавали погоду, чтобы я знал, что меня ждет за океаном.
— В Майами снова плохая погода, доктор Стюарт! — говорили мне, радостно кивая. Естественно, все думали, что я потому туда и лечу. Хотя на самом деле я узнал об этом только сейчас, потому что позвонил в метеоцентр.
А теперь я услышал, что над Карибским морем, похоже, формируется новый, пока еще слабый циклон, хотя сезон ураганов уже почти закончился. Если этот циклон дорастет до урагана, его окрестят Шейлой.
Пока что давление в центре циклона было всего 1002 миллибара, и он вполне еще мог рассосаться. Однако с Одином поначалу тоже было так.
Диктор рассказывал о том, как современные способы предсказания ураганов помогают сберечь средства и спасти множество жизней. Если знать об урагане заранее, отвратить его это не поможет, зато позволит подготовиться и смягчить его последствия. Так что подобные предсказания просто бесценны.
Рядом со мной стоял утомленный жизнью бизнесмен. Он позвенел льдинками в стакане, цинично прищурился на новейшие достижения метеорологии и скучающим голосом спросил:
— Ну, и что еще у них там новенького?
«У них там, — подумал я, — доплеровский радар, и метеоспутники, и трехмерные модели, создаваемые на компьютере… а еще у них там охотники за ураганами, идиоты, которые, рискуя жизнью, пролетают сквозь „глаз“ урагана. И все это — только затем, чтобы скучающие циничные бизнесмены могли спокойно попивать свой джин-тоник, не боясь, что их замочит дождиком».
Отделение спецуслуг забрало меня оттуда и предложило мне кресло, завтрак, газеты с кроссвордами и возможность бесплатно звонить в пределах Лондона. Я набрал бабушкин номер. Трубку сняла Джет, как я и надеялся. Ее рабочая неделя уже началась. Услышав мой голос, она вздохнула с облегчением.
— Ты куда делся вчера вечером? — с тревогой спросила она. — Крис говорит, он тебя искал по всему Лондону. Я только что с ним разговаривала, буквально десять минут назад положила трубку. Он думал, может, ты здесь.
— И он, видимо, был мною очень недоволен? — виновато сказал я.
— Ну, в общем, я не хотела тебе говорить, но да, он был страшно зол. Где же ты был-то?
Я подумал: ну, если уж мне удалось выплыть из урагана, то я и в лабиринте не заблужусь. Я наконец начал понимать, во что я влез. И теперь я ощущал головокружительную бесшабашность.
— Жди меня, и я вернусь, — сказал я, улыбнувшись.
— Тебе все удастся!
— Храни себя для меня.
«Какого черта, — подумал я, — что я несу? Зачем?»
— …Пока мы живы? — закончила она. — Ты соображаешь, что говоришь?
— К добру или к худу, — продолжал я, на этот раз без колебаний.
— Ты… уверен? — осторожно спросила она. — Или это просто шутка?
— Да что ты! Кто ж шутит такими вещами в понедельник с утра пораньше? Так ты согласна?
— Н-ну… да.
— Отлично! Передай бабушке, что на этот раз все всерьез и надолго. И что, если я… если мне удастся решить этот кроссворд, я вернусь к концу недели.
— Перри! Как! И это все?
— Берегите себя обе, — сказал я. «Перри!» — негодующе воскликнула Джет, но я уже повесил трубку.
«Да неужто я это и впрямь всерьез?» — ошалело подумал я. Неужто спокойный, трезвый человек способен предложить руку и сердце в понедельник, с утра пораньше? Что это было — дурацкий порыв, или в самом деле навсегда? Но тут же я ответил себе, что именно такие порывы, являющиеся словно бы ниоткуда, на самом деле вовсе и не порывы — это решения, которые были уже приняты и лишь ждали случая быть высказанными.
Пока я грезил наяву о Джет, Джон Руперт и Призрак успели добраться до Хитроу и разыскать деловой центр. Судя по выражению их физиономий, оба были не готовы узреть Перри Стюарта, подтянутого и целеустремленного, во всем величии бабушкиного плаща.
Я улыбнулся. Да, разумеется. А как еще я мог подняться по служебной лестнице? Кстати, о служебной лестнице — интересно, мои издатель и «негр» продвигаются по ней вверх или вниз?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33