Лорд Байстер снял Силвер Фейм с соревнований, когда заметил, что возраст уже мешает ей демонстрировать свои замечательные качества. Некоторые лошади еще долго участвуют в скачках после того, как прошли их лучшие годы, и так грустно видеть скакуна, одерживавшего прекрасные победы, который опускается все ниже и ниже в иерархии соревнований. Силвер Фейм не подверглась такому унижению. Лорд Байстер взял ее домой и ездил с ней на охоту. Но, по-моему, к охоте она уже не относилась с такой сдержанной страстью, как к стипль-чезу.
У Роймонда был совершенно другой характер.
Выглядел он великолепно, большой, сильный, с прекрасной мускулатурой, сверкающей темно-гнедой шкурой и чуть горбатым носом. И темпераментом он также очень отличался от Силвер Фейм. У него часто бывало плохое настроение. Иногда он принимался за дело с желанием победить, и тогда не было ему равных. Но в другие дни с отсутствующим видом он выходил на старт, будто ему до смерти надоели скачки, и никакими силами жокей не мог заставить его идти быстрей. Разозлившись, на последней полумиле он вдруг решал мчаться в полную силу, но обычно бывало уже поздно.
В нормальном настроении он любил бежать первым и не позволял другим обгонять себя, но, если случалось так, что он оказывался прямо со старта шестым или восьмым, настроение у него сразу падало, и жокей понимал, что в таком состоянии Роймонд вряд ли победит.
Роймонд прекрасно прыгал и был такой сильный, что даже если неправильно встречал препятствие, то все равно любым способом преодолевал его. Он падал только в тех случаях, когда недооценивал твердость барьера.
Хотя я всегда наслаждался, работая с ним, но скачка с этой лошадью стоила больших усилий и утомляла, потом долго болели мышцы. На его широкой спине я чувствовал себя так, будто сижу верхом на гряде холмов.
В двух крупнейших скачках, в которых я с ним работал, он пришел вторым. Первый раз в Большом национальном стипль-чезе 1949 года, когда он финишировал после Русского Героя, и второй раз три месяца спустя на Святках в Кемптон-Парке. Здесь в соревнованиях участвовало много лучших лошадей Англии, но Роймонд был в хорошем настроении, занял место впереди и вел скачку потрясающим галопом до самого финиша. Все скакуны устали от такого темпа и не могли обойти его. Только лучший из лучших, Коттедж Рейк, догнал нас у последнего препятствия, и, хотя Роймонд не сбавлял скорости, эта ирландская лошадь обошла нас на пять корпусов.
В 1951 году Роймонд выиграл мемориальный стипль-чез в Сендауне, тогда работал с ним Тим Молоуни. Я участвовал в том же заезде на другой лошади лорда Байстера и, хотя мог выбрать любую из этих двух, не колеблясь, выбрал Блефф Кинга.
Блефф Кинга, высокую лошадь с огромными ногами, специально тренировали для Челтенхемского Золотого кубка, который должен был состояться десятью днями раньше. Но соревнования в Челтенхеме перенесли из-за мороза и снега. Тогда лорд Байстер и тренер решили заявить Блефф Кинга в Сендауне.
Когда заезд начался, Тим с Роймондом сразу вырвались вперед и вели скачку до последней полумили. Тут Роймонд вроде бы выглядел усталым, а Блефф Кинг еще оставался в полной силе, и я бросил его вперед, он первым преодолел последний барьер, но Блефф Кинг был молодой лошадью, почти новичком, его встревожило, что впереди никого нет, и он стал оглядываться на других скакунов. К тому же пика своей тренировочной программы он достиг десять дней назад, и этого интервала оказалось достаточно, чтобы несколько снизить его боевые силы. В любом случае Роймонд сделал мощный рывок, снова обошел Блефф Кинга и выиграл у нас два корпуса. Тим сам удивился результату, а я еще раз подтвердил свое убеждение, что жокей часто выбирает не ту лошадь.
Роймонд четыре раза участвовал в Большом национальном стипль-чезе, из них два раза с ним работал я. За исключением того года, когда он пришел вторым, он ни разу не закончил дистанцию. Он падал с Диком Блеком и Тимом Молоуни, и он упал со мной.
Через год после того, как мы с ним пришли вторыми, я снова решил испытать удачу, не пойдет ли дело лучше во второй раз. Но Роймонд как раз был в плохом настроении и упал у седьмого препятствия. Он всегда хорошо преодолевал только первые шесть барьеров и кое-как перебирался через остальные. Он прекрасно взлетел над «Бечерсом» и когда парил в воздухе, щелкнула камера фоторепортера.
Ужасающая драматическая картина. Долгие годы ее использовали для рекламы сигарет «Плейерс» с подписью «Лучший впереди». Но Роймонд у следующего барьера упал, потому что редко бывал «лучшим впереди».
Когда Роймонд состарился для больших соревнований, его, как и Силвер Фейм, лорд Байстер стал использовать на охоте, здесь он оказался более удачлив, и внук лорда Байстера участвовал с ним в охотничьих скачках. Когда я увидел Роймонда взлетающим над барьерами, то почувствовал себя так, будто встретил старого друга, и выглядел он, как всегда, великолепно.
Для жокея невозможно не иметь любимчиков. И я тоже из всех лошадей лорда Байстера больше всех любил работать с Финнюром. Мои чувства не разделял Тим Молоуни, который предпочитал Роймонда, а его брату Мартину больше нравилась Силвер Фейм.
Финнюр был крупным гнедым с прекрасными качествами, красивый, пропорциональный и очень умный. Мне доставляло большое удовольствие смотреть на его спину и на острые настороженные уши. Вдобавок он еще и прыгал с потрясающей силой, и его скорость от последнего барьера до финиша казалась неправдоподобной. Когда я мчался на нем на последней прямой к финишу, у меня возникало такое чувство, будто я нажимаю на акселератор сверхмощной машины: все мелькало перед глазами.
До Большого национального стипль-чеза 1951 года я работал с ним семь раз, и он выиграл пять скачек. В первом нашем соревновании Финнюр упал, потому что его только что привезли из Ирландии и он не привык к английским барьерам. И второй раз, в Херст-Парке, его заменили другой лошадью, посчитав, что дорожка слишком для него крутая.
Пять успешных скачек, включая стипль-чез чемпионов в Ливерпуле, который он выиграл, на корпус обогнав Колоред Скул Боя! Артур Томпсон, жокей Скул Боя, и я брали каждый барьер вместе, и только скоростной рывок Финнюра перед финишем позволил ему выиграть.
На Святках 1949 года в Кемптоне Финнюр одержал свою самую замечательную победу и, думаю, поставил собственный рекорд. Его соперником была замечательная ирландская лошадь Коттедж Рейк, три раза завоевывавшая Золотой кубок в Челтенхеме и ни разу не потерпевшая поражения на скачках в Англии. Та самая Коттедж Рейк, которая годом раньше здесь же, в Кемптоне, обошла Роймонда. Неудивительно, что многие считали ее непобедимой.
Большую часть дистанции я не позволял Финнюру вырваться в лидирующую группу, чтобы он мог хорошо видеть все, что происходит впереди, и мы шли где-то посередине. Я собирался обойти остальных, когда мы повернем на финишную прямую. К несчастью, Артур Томпсон избрал такую же тактику, и у последних двух барьеров оказалось, что мы идем чуть позади него.
Чуть позади — это на полкорпуса, и я попросил Финнюра приложить все усилия, чтобы выйти вперед, и после страшной борьбы на всем пути до финишной полосы он обошел Коттедж Рейк на полкорпуса и победил.
Страшное возбуждение и удовлетворение от победы в такой скачке вызывают своего рода шок, перехватывает дыхание. От изнеможения и радости я едва мог говорить, когда лорд Байстер поздравлял нас на площадке, где расседлывают победителя.
Через год Финнюр должен был участвовать в Большом национальном стипль-чезе. Никогда ни на одну лошадь я не возлагал такой надежды. Мой великолепный скакун уже побеждал в Ливерпуле и прыгал через все препятствия с несравненной уверенностью. Я считал, что он выдержит эту длинную дистанцию, и если все пойдет хорошо, то его скорость перед финишем решит борьбу.
Но все пошло совсем не хорошо.
В тот год в соревнованиях участвовало тридцать шесть скакунов, и мы выстроились на старте, ожидая, когда подтянутся отставшие. И вдруг неожиданно взвилась стартовая лента, и заезд начался. Многие лошади оказались совершенно неготовыми, они стояли и спокойно перебирали ногами. Старт получился неровный и предвещал много неприятностей.
Финнюр хорошим галопом направился к расположенному на большом расстоянии первому барьеру. По инструкции тренера я не торопил его. Но не у всех были такие инструкции. Между жокеями, получившими наказ вырваться в лидирующую группу со старта, чтобы избежать толкотни, началась паническая борьба.
Наказ, который они получили, обернулся злой иронией после того, что случилось. Несколько всадников пронеслись мимо меня, размахивая хлыстами, и скачка выродилась в яростное кавалерийское сражение. Домчавшись до первого барьера, скакуны не успели подготовиться к прыжку, и многие упали. Когда Финнюр со своим обычным запасом высоты перелетел через первое препятствие, он приземлился среди смешавшихся в кучу людей и лошадей, лежавших на земле, будто после битвы, Финнюр постарался не задеть их, но поскользнулся и, пытаясь сохранить равновесие, упал. Я выбрался из-под него и в глубокой подавленности присоединился к группе жокеев, молча стоявших вдоль скаковой дорожки.
Упало одиннадцать лошадей, почти треть всех участвовавших.
В галантной попытке не задеть лежавших на земле людей и лошадей Финнюр растянул коленное сухожилие и потом полтора года не участвовал в скачках. После столь долгого отдыха он три раза брал старт в следующем сезоне, но так никогда и не восстановил свой блестящий прыжок и поразительную скорость. В конце концов лорду Байстеру пришлось отдать его человеку, который держал конюшню верховых лошадей для прогулок. Конюшня была рядом с ипподромом, и великий скакун чувствовал запах скачек до самых последних дней жизни.
Как и три лошади лорда Байстера, Монт Тремблент был гнедым. Он принадлежал мисс Дороти Пейджет, и я работал с ним только одну зиму, пока его постоянный жокей поправлялся после травмы.
Мое первое знакомство с этим скакуном совсем не выглядело успешным. Тренер попросил меня поучить гнедого и еще двух лошадей прыгать через барьеры на ипподроме в Ньюбери. Серым зимним полднем мы отправились туда и удовлетворительно прошли круг, но у последнего препятствия Монт Тремблент допустил ошибку и сильно стукнулся о бревно. Я взлетел в воздух и приземлился на голову.
К счастью, такие неприятности не преследовали нас на соревнованиях. Дважды мы вместе побеждали, а потом он продолжал успешно выступать со своим постоянным жокеем, когда тот выздоровел.
Конечно, Монт Тремблент был случайной для меня лошадью, и в крупных соревнованиях мы с ним не участвовали. Но, работая с ним, я наслаждался ощущением красоты, потому что он великолепно прыгал, а его широкий грациозный шаг создавал впечатление полета.
Удивительная разносторонность Кредуэлла объяснялась происхождением: отец — знаменитый победитель в гладких скачках на длинную дистанцию, а мать — успешный скакун, известный всем любителям стипль-чеза. Кредуэлл, тонкокостая бурая благородная лошадь, каждым дюймом своего корпуса напоминал бегуна, и его деликатный характер требовал от тренера чуткого понимания. Казалось, что Кредуэлл чувствует, когда его готовят к соревнованиям, он начинал волноваться и переставал есть. И другая сложность заключалась в том, что у него часто шла из носа кровь из-за поврежденных кровеносных сосудов на морде. Его спортивная карьера могла бы преждевременно и вынужденно завершиться, если бы не нашли возможным делать ему уколы перед каждым соревнованием.
В возрасте трех-четырех лет Кредуэлл участвовал в гладких скачках, несколько раз выигрывал или приходил вторым в крупнейших соревнованиях. Он, вероятно, так и остался бы бегуном на длинные дистанции, как его отец, если бы владелец, миссис Купер, купившая его жеребенком, не мечтала увидеть свою лошадь на скаковых дорожках. Но для этого Кредуэллу надо было достигнуть зрелости.
На скаковых дорожках Кредуэлл повел себя так, будто был рожден для них, и два сезона неизменно выигрывал каждую скачку.
Первый раз я работал с ним в 1952 году. Его заявили в стипль-чез новичков в Херст-Парке, это одно из самых престижных соревнований года. Но поскольку лошадь еще никогда не участвовала в скачках, тренер, Фрэнк Канделл, решил, что лучше ей начать с более легкой встречи. Но я тренировал лошадь дома, и у меня сложилось впечатление, что она готова к серьезной борьбе. Мне удалось убедить Фрэнка, и с благословения миссис Купер мы отправились в Херст-Парк.
Когда мы носились с Кредуэллом на тренировках по холмам, я испытывал редкое радостное возбуждение, интуитивно предчувствуя, что наше партнерство многое обещает нам обоим. Это было такое взаимное узнавание, которое ведет к стойкому пониманию и дружбе между человеком и лошадью. У подобной симпатии вроде бы нет конкретных причин, она необъяснима. Но так бывает.
Стипль-чез новичков в Херст-Парке подтвердил мое впечатление. Задолго до первого барьера я уже знал, что Кредуэлл все сделает как надо. Казалось, он сам сознавал, что справится. Хотя это был его первый стипль-чез, через самые трудные препятствия он прыгал не дрогнув, без волнения. Мы спокойно прошли круг позади всех участников и вырвались вперед только на длинной прямой в самый последний момент.
Здесь я попросил Кредуэлла прибавить скорость, и он буквально взлетел. Одну за другой мы обошли всех лошадей, его широкий, ровный бег вынес нас вперед. Без напряжения Кредуэлл обошел на два-три корпуса лошадь, идущую за ним, и победил.
Привычка к медленному старту и летящему финишу не менялась в течение трех сезонов. Кредуэлл умел моментально набирать высочайшую скорость, и эта способность позволяла ему побеждать и на гладких скачках, и на стипль-чезах. Но ему не нравилось идти первым, пока не остался позади последний барьер. Эта его привычка лениво плестись в конце кавалькады часто обманывала зрителей, которые делали вывод, что он не так хорош, как о нем говорят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25