Марчисон пытался восстановить в памяти разговор.Он поднялся наверх посмотреть, что там за шум, и шеф объяснил: “Револьвер выстрелил случайно”. Тогда он сказал что-то вроде: “Ладно, если все хорошо...” И шеф ответил: “Да, все в порядке”. А потом было важное, надо вспомнить точно. Он сказал лейтенанту: “Ладно, если все в порядке, пока. Пит”. А Бернс ответил: “Срочно!”Это был очень странный ответ для шефа, потому что у полицейских “Срочно!” означает “Немедленно сообщить”.Что же он мог немедленно сообщить шефу, если уже стоял прямо перед ним?У лейтенанта была какая-то странная, застывшая улыбка. Срочно.Немедленно сообщить.Что он имел в виду? Или просто шутил?А если он что-то, хотел сказать, то что именно? Немедленно сообщить. Кому немедленно сообщить? Или немедленно сообщить что-нибудь? Что сообщить?Что выстрелил револьвер?Но шеф сказал, что это произошло случайно, и все там выглядело, как всегда. Может быть, лейтенант хотел, чтобы он сообщил о случайном выстреле? Так, что ли?Нет, это было полной бессмыслицей. Случайный выстрел в дежурной комнате был не на пользу лейтенанту, и, конечно, он не хотел бы, чтобы об этом сообщали.“О господи, я делаю из мухи слона, – подумал Марчисон. – Лейтенант просто веселил свою публику, а я ломаю голову над тем, что означала эта шутка. Мне надо было бы работать наверху, вот что. Хорошим бы я был детективом, если бы пытался всякий раз размышлять над глупыми шутками лейтенанта! Это все бабье лето. Лучше бы я вернулся в Ирландию и целовал ирландских девчонок”.Срочно.Немедленно сообщить.Пульт перед Марчисоном вспыхнул зеленым светом.Докладывал один из патрульных. Он нажал кнопку и сказал:– Восемьдесят седьмой участок. Сержант Марчисон. А, привет, лысый. Да. Ладно, приятно слышать. Танцуй дальше.“На западном фронте все спокойно”, – подумал Марчисон и выключил сигнал.“Срочно”, – опять вспомнил он. * * * Вирджиния Додж внезапно поднялась.– Все туда, – приказала она, – на эту сторону комнаты. Побыстрее, лейтенант, отойдите от вешалки.Анжелика вздрогнула, встала, поправила юбку и отошла к зарешеченному окну. Хейз оставил свой пост у термостата и присоединился к ней. Бернс отошел от вешалки.– Револьвер направлен на нитро, – сказала Вирджиния, так что без всяких фокусов. “Хорошо! – подумал Хейз. – Она не только страдает от жары, но беспокоится, как бы не взорвался нитроглицерин. Господи, хоть бы сработало. Первая часть, кажется, уже есть. Я надеюсь”.Вирджиния отошла к вешалке и быстро сбросила плащ с левого плеча, держа револьвер, направленный на бутыль, в правой руке. Потом она переложила оружие в левую руку, сбросила плащ с правого плеча и, не поворачиваясь, повесила его на крючок.– Здесь жарко, как в пекле, – сказала она. – Может, кто-нибудь поставит термостат на нормальную температуру?– Сейчас, – отозвался Хейз и, улыбаясь, направился к термостату.Он посмотрел на другой конец комнаты, где бесформенный плащ Вирджинии висел рядом с плащом и шляпой Уиллиса.В левом кармане черного одеяния Вирджинии находился пистолет, который она взяла в кабинете Бернса. Глава 11 “Удивительно, как просто все сошло, – подумал Хейз. Если бы все в жизни было так легко, каждый в этом мире имел бы свое личное розовое облако, на котором мог бы витать над землей”.Но сам факт, что Вирджиния так быстро сняла пальто, расставшись с револьвером, вселил сомнение в душу Хейза. Он не был суеверным, но скептически относился к слишком уж благоприятному ходу событий. Может быть, успешное осуществление первой части плана было плохой приметой для второй части?Револьвер теперь был там, где он планировал, – в кармане плаща, висевшего на вешалке у стены. Недалеко от вешалки, у барьера, был выключатель для всего верхнего света. План Хейза заключался в том, что он пройдет к висевшей на стене у выключателя доске циркуляров, якобы для того, чтобы проверить лиц, на которых был объявлен розыск, и потом – когда представится возможность – выключит свет и достанет из кармана плаща Вирджинии пистолет Бернса. Он не будет стрелять сразу, ему не нужна дуэль на пистолетах, особенно когда на столе перед Вирджинией стоит бутыль. Он будет держать пистолет у себя и выстрелит только тогда, когда представится возможность сделать это без нежелательных последствий.Хейз не представлял себе, как подобный план может провалиться. Кроме верхнего света, в комнате не было других ламп. Один щелчок – и темнота. Это займет не более трех секунд – он выхватит пистолет из кармана, спрячет его и снова включит свет.Выстрелит Вирджиния за эти три секунды?Вряд ли.Если она даже выстрелит, то в комнате будет совершенно темно, и она, вероятнее всего, промахнется.“Да, риск немалый, – сказал себе Хейз. – Ей даже не надо стрелять. Она может просто смахнуть бутыль со стола рукой, – и для всех наступит вечное блаженство”.Но Хейз рассчитывал еще на одну вещь – ему поможет нормальная человеческая реакция на внезапную темноту. В неразберихе Вирджиния может подумать, что свет потух из-за какой-то неполадки. Она не будет стрелять и не сбросит бутыль до тех пор, пока не поймет, в чем дело. Но в это время свет уже будет гореть снова, Хейз найдет какую-нибудь отговорку и скажет, что выключил свет нечаянно.Это должна быть убедительная отговорка. А может быть, необязательно? Если свет тут же загорится и все будет так, как прежде, она примет любое алиби? Интересно, вспомнит ли она, что у нее в кармане был пистолет? Если вспомнит, тогда придется палить, невзирая на нитро. По крайней мере, они оба будут вооружены.Хейз снова перебрал в уме все детали. Подойти к доске циркуляров, сделать вид, что занялся бумагами, повернуть выключатель, выхватить пистолет...Погоди-ка.Есть еще один выключатель для тех же лампочек в дальнем конце коридора, сразу же у металлической лестницы. Он включает свет одновременно в коридоре и дежурной комнате, чтобы, поднявшись на второй этаж, не идти в полной темноте по коридору. Хейз размышлял, не следует ли придумать что-нибудь и со вторым выключателем, чтобы быть полностью уверенным. Очевидно, в этом не было необходимости, так как выключатели работали независимо друг от друга.“Ладно, – сказал он себе, – начнем”.И направился к доске циркуляров.– Эй!Хейз остановился. Анжелика Гомес положила руку ему на локоть.– Есть сигарета?– Конечно, – ответил Хейз, вынул из кармана пачку и достал сигарету.Анжелика взяла ее, приклеила к нижней губе и ждала. Хейз зажег спичку и поднес к сигарете.– Мучас грасиас, – сказала Анжелика, – у вас хорошая манера. Это самый важный вещь.– Да. – Хейз хотел отойти от нее, но она схватила его за рукав.– Знаете что?– Что?– Я ненавижу эта город. Знаете почему?– Нет, почему?– Нет хорошая манера. Эта правда.– Ну, грубость есть всюду.Хейз опять хотел отойти, но Анжелика спросила:– Зачем вы спешите?На этот раз Вирджиния Додж отвернулась от стола и подозрительно посмотрела на Хейза.– Я не спешу, – ответил он.– Тогда садитесь, – предложила Анжелика, – давайте поговорить. В этот город никто не имеет время поговорить. На мой остров не так. На остров каждый имеет время на всякий вещь.Хейз знал, что ему делать. Вирджиния Додж не отрывала от него взгляда. Стараясь показать, что не спешит, он пододвинул стул и сел. Небрежно, может быть, слишком небрежно, вынул из пачки еще одну сигарету и закурил. Он делал вид, что совершенно не замечает Вирджинию, что его интересует только приятное общество Анжелики Гомес. Выпуская дым из сигареты, он думал: “Интересно, когда она вспомнит, что оставила пистолет в кармане плаща?”– Откуда у вас седой волос? – спросила Анжелика.Хейз бессознательно пригладил прядь над левым виском.– Меня однажды ударили ножом, а потом выросли седые волосы.– Где вас ударили ножом?– Это длинная история.– Я имею время.“Но я не имею”, – подумал Хейз и увидел, что Вирджиния все еще смотрит на него. “Может быть, она что-то подозревает?” – Хейз почувствовал в желудке тяжесть, словно проглотил тягучий отвар. Ему хотелось шумно вздохнуть, закричать, ударить кулаком по стене. Вместо этого он заставил себя продолжить разговор, хотя ни на минуту не забывал о пистолете.– Я расследовал дело о грабеже, – начал Хейз. – Когда я пришел в квартиру, у женщины, которую ограбили, была истерика, а когда я уходил, она была страшно напугана. Я хотел выйти на улицу и послать к ней патрульного, но не дошел до улицы. Тот парень бросился на меня с ножом.– Это был грабитель?– Нет, и это самое смешное. Это был начальник охраны того дома. Он услышал ее крики и побежал вверх по лестнице, так как думал, что к ней вернулся грабитель. В холле было темно, и когда он увидел меня, то сразу напал. Я страшно разозлился и как следует избил его. Но он к тому времени успел проделать дырку у меня в голове.– А потом?– Потом мне побрили голову, чтобы добраться до раны. И когда волосы выросли, они были уже седые. Вот и все.– Тот парень угодил в тюрьму?– Нет. Он был действительно уверен, что я грабитель.Анжелика замолчала.– А я пойду в тюрьму?– Да. Наверное.Опять наступило молчание. Хейз хотел отойти от Анжелики, но Вирджиния все еще смотрела на него. Он увидел в глазах Анжелики грусть, пробивающуюся сквозь жесткое выражение, из-за которого она казалась старше своих лет.– Что привело тебя на материк? – спросил Хейз, чтобы как-то поддержать разговор.Анжелика, не задумываясь, ответила:– Самолет “Пан-Америкэн”.– Нет, нет, я имел в виду...– А, вы хотели узнать...Анжелика расхохоталась, и внезапно ее лицо потеряло жесткость. Она откинула голову, и на минуту ее крашеные светлые волосы показались такими же естественными, как и смех. Легкие морщинки на лбу и у рта разгладились, и осталась лишь естественная и яркая красота – привилегия, дарованная ей при рождении, которую не смог отнять даже этот город. Но скоро смех умолк. Веселье сползло с лица, как прозрачное покрывало, рассыпавшееся в прах. И жесткость опять покрыла толстым слоем лака ее красоту.– Я пришла сюда, потому что я всегда голодная, – сказала она. – В Пуэрто-Рико очень бедные. Я получала письмо от двоюродная сестра. Приезжай город, приезжай город. Я приехала. Очень легко. Самолетный кампания дают взаймы.Есть люди дают взаймы динеро. Потом им отдаю с процентами. Я приехала. Я. приехала здесь в январе. Очень холодный здесь, нельзя даже подумать. Я знала, здесь есть зима, но не подумала, что такой холодный.– А где ты остановилась, Анжелика?– Я остановилась сначала на месте, его называют “теплый кровать”. Знаете, что это такое?– Нет. А что?– Вы думаете, что-то грязный, но это не так. “Теплый кровать” – это место, где люди могут спать по очереди, как смена, компренде? Как будто одна комната снимают три человека. Ты приходишь спать, потом уходишь. Потом следующий приходит спать, потом уходит. Одна квартира снимают три человека. Очень хитрые, много динеро. Выгодно. Хозяину, не нам.Анжелика невесело улыбнулась.– Я была там, пока весь деньги ушел, а потом пошла жить, где двоюродная сестра. Потом я поняла, что стала – как вы говорите – обаза. Обаза. Когда что-то мешает жить.– Обуза, – поправил Хейз.– Si. Обаза. И тогда я нашла мужчину и пошла жить с ним.– Кто он был?– А, просто мужчина. Не совсем плохой, не имел дела полиция. Но я не живу с ним, потому что он бил меня один раз, а это я не люблю. Так я ушла. Иногда стала спать с другие мужчины, но только когда совсем нет деньги.Она замолчала.– Я скажу вам что-то.– Что?– В Пуэрто-Рико я была красивая девушка. Здесь я тоже красивая, но дешевка. Понимаете? Я иду на улица, и мужчины думают: “Я буду спать с эта девушка”. В Пуэрто-Рико есть уважение. Совсем не так, как здесь.– Как это?– В Пуэрто-Рико девушка идет на улица, мужчины смотрят и радуются, приятно видеть. Девушка может немного вилять задом, мужчины любят, им нравится. И немного смеются, я хочу сказать, от всего сердца, без злоба. Здесь... нет. Здесь всегда думают: “Дешевый шлюха. Пута”. Я ненавижу эта город.– Ну, ты...– Я не виновата, что не так хорошо знаю английский. Я учила испанский. Я знаю настоящий испанский, очень литературный испанский, очень хороший школа. Но испанский здесь не годится. Если говорите здесь по-испански, тогда вы иностранец. Но это и моя страна тоже, нет? Я тоже американка, нет? Пуэрто-Рико тоже есть Америка. До испанский здесь нехорошо. Кто говорит по-испански, это означает пута. Я ненавижу эта город.– Анжелика...– Знаете что? Я хочу вернуться остров. Я хочу вернуться и никогда не уехать больше. Я говорю вам. Там я бедный, но там я Анжелика Гомес. Я знаю, кто я такой. И в целый мир нет больше, нет другой Анжелика Гомес. Только я. А здесь я никто, только грязный пуэрториканкский дрянь.– Не для всех, – сказал Хейз.Анжелика покачала головой.– У меня будет большая неприятности сейчас, нет?– Да, очень большие неприятности.– Si. И что со мной будет сейчас? Я пойду в тюрьму, а? Может быть хуже, если этот Касым умрет, а? А почему я порезала его? Хотите знать, почему я порезала? Потому что он забывает одна вещь. Он забывает то, что все забывают в этот город. Он забывает, что я – это я, Анжелика Гомес, и все, что я имею, – это мой собственность, и никто не может трогать, пока я не скажу трогать. Это я. Это мой собственность. Почему не могут оставить человек в покое? Казалось, она вот-вот расплачется. Хейз потянулся к ней и хотел взять ее за руку, но она затрясла головой изо всех сил. Хейз убрал руку.– Простите, – сказала Анжелика, – я не буду плакать. В эта город быстро учишься, что от плакать нет польза, совсем нет польза. – Она кивнула. – Простите. Оставьте меня. Пор фавор. Пожалуста. Оставьте. Пожалуста.Хейз встал. Вирджиния Додж опять занялась бутылью. Он небрежно прошел к доске циркуляров и встал у стены недалеко от выключателя. Так же небрежно достал из заднего кармана блокнот и стал делать записи. * * * Мальчики начали развлекаться раньше, чем обычно. Сейчас было только 6.25, но они вышли на улицу в половине четвертого, после скучной лекции по антропологии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17