Эти мысли действовали на женщину удручающе. Он поискал глазами свадебную фотографию над диваном; это была чересчур парадная фотография молодой Юрунн с высветленными волосами. Рядом с ней стоял Эйнарссон, тощий и гладко выбритый, как конфирмант, с жидкими усиками над верхней губой. Они старались изо всех сил, позируя заурядному фотографу. Больше всего их волновало, какое впечатление они производят.
– У меня есть немного кофе, – неуверенно предложила она.
Он поблагодарил и согласился. Неплохо было бы уцепиться за что-то, хотя бы за ручку кофейной чашки. Мальчишка потащился за матерью на кухню, но, стоя у двери, украдкой поглядывал на него. Он был худенький, на переносице конопушки, челка – слишком длинная – все время падала на глаза. Через несколько лет он станет очень похож на мужчину на фотографии.
– Забыл, как тебя зовут, – ободряюще улыбнулся Сейер.
Мальчик немного помолчал, покачал ногой, потом ввинтил ее в линолеум и застенчиво улыбнулся:
– Ян Хенри.
Сейер кивнул.
– Ну да, Ян Хенри. Можно задать тебе один вопрос, Ян Хенри? Ты значки собираешь?
Мальчик кивнул:
– У меня уже двадцать четыре значка. На шляпе.
– Тащи-ка ее сюда, – улыбнулся Сейер. – Получишь еще один. Такого у тебя точно еще нет.
Мальчонка шмыгнул за угол и вернулся со шляпой на голове. Шляпа была ему явно велика. Он снял ее с благоговением.
– Только больно колется изнутри, – объяснил он. – Поэтому я не могу ее носить.
– Смотри-ка, – сказал Сейер, – это полицейский значок. Мне его дала фру Бреннинген в участке. Красивый, правда?
Мальчик кивнул. Он искал на шляпе достойное место для этой маленькой золотистой булавки. Потом решительно передвинул значок с Кристин и Хоконом Хокон и Кристин – брат и сестра, персонажи норвежских народных сказок, – талисманы зимних Олимпийских игр в Лиллехаммере в 1994 г.

и прямо под ними поместил новое сокровище. Вошла мать и выдавила из себя улыбку.
– Иди в свою комнату, – коротко приказала она. – Нам с дядей надо поговорить.
Ян Хенри нахлобучил шляпу на голову и исчез.
Сейер пил кофе и рассматривал фру Эйнарссон, которая бережно, чтобы кофе не выплеснулся, опустила в свою чашку два кусочка сахара. Обручального кольца у нее на пальце не было. Волосы у корней потемнели, глаза были слишком сильно накрашены, и – явно вопреки ее намерению – это делало ее менее привлекательной. А на самом деле она была миленькая, светленькая такая, хорошенькая, миниатюрная. Вероятнее всего, сама она об этом не подозревала. Скорее всего, она была недовольна своей внешностью – как и большинство женщин. «Кроме Элисе», – подумал он.
– Мы все еще ищем этого покупателя, фру Эйнарссон. По какой-то причине вашему мужу вдруг приспичило продать машину, хотя он никогда не обсуждал это с вами. Он уехал, чтобы кому-то ее показать, и не вернулся. Может быть, кто-то заинтересовался машиной, остановил его на улице или еще где-то. Может быть, кто-то искал именно такую машину и связался с ним. Или, возможно, кто-то охотился за ним, именно за ним, а не за машиной, и воспользовался ею как предлогом, чтобы выманить его из дома. Заинтересовал его, попросил продать, может быть, пообещал заплатить наличными. Вы не знаете, Эгиль нуждался в деньгах?
Она покачала головой и принялась жевать не до конца растаявший кусочек сахара.
– Вы меня уже спрашивали в прошлый раз. Нет, не нуждался. Я имею в виду, ничего такого срочного. Но деньги всегда нужны, нельзя сказать, что у нас их было чересчур много. А сейчас еще хуже. И мне не дают место в детском саду. И еще меня замучила мигрень. – Она слегка помассировала висок, чтобы продемонстрировать, что если он будет на нее давить, у нее может заболеть голова. – А работать в моем положении непросто – одной с ребенком и все такое.
Он сочувственно кивнул.
– А может быть, он был игрок, или же у него мог быть личный долг, который ему сложно было выплачивать?
– Нет, да что вы! Ничего такого не было. Может быть, он не был таким уж умником, но и одурачить его было непросто. Мы справлялись. У него была работа и все такое прочее. И деньги он тратил только на машину, да еще иногда мог пивка выпить в пабе. Он, конечно, мог и поорать, но он был не такой крутой, чтобы ввязаться во что-то такое, я хочу сказать – во что-то противозаконное. Во всяком случае, мне так кажется. Мы были женаты восемь лет, думаю, уж я-то его знаю, то есть знала. И хоть Эгиль и умер, я не собираюсь тут сидеть и напраслину на него возводить.
Она замолчала.
– А вы не помните, из друзей его никто не говорил, что хотел бы купить у него машину?
– Ну, таких-то наверняка было немало. Но он не хотел продавать. Он и одалживал ее очень неохотно.
– И вы не помните, звонил ли ему кто-то в день, когда он исчез, или за несколько дней до этого по поводу машины?
– Нет.
– А как он вел себя в тот вечер?
– Я уже вам говорила. Как обычно. Пришел домой с работы в полчетвертого. У него была ранняя смена. Съел пиццу по-мексикански, выпил кофе и потом все время пролежал в гараже.
– Пролежал?
Ну да, под машиной. Что-то там подкручивал. Он был просто одержим этой машиной. А потом он ее вымыл. У меня были дела дома, я ни о чем таком не думала, и тут он заходит – как раз «Казино» Телевизионная игра на норвежском телевидении.

показывали – и говорит, что ему надо отъехать показать машину.
– И никаких имен?
– Нет.
– И не сказал, где они встречаются?
– Нет.
– И вы не спросили, с чего он вдруг решил ее продавать?
Она слегка взбила волосы и покачала головой.
– Я не вмешивалась в то, что касалось машины. У меня и прав-то нет. И мне было абсолютно все равно, какая у нас машина, главное – чтоб была. К тому же он не сказал, что будет ее продавать, сказал только, что хочет кому-то ее показать. Вовсе не обязательно, что это был убийца. Он мог кого-то встретить по дороге, подобрать кого-то, кто голосовал на обочине, или вообще что угодно, я почем знаю? В этом городе полным-полно психов, а все из-за этого героина, я не понимаю, как вы можете спокойно на это смотреть? Как подумаю про Яна Хенри… Ему ведь здесь расти, а характер у него не слишком сильный, он так похож на отца!
– Сильный характер, – улыбнулся Сейер, – это то, что вырабатывается со временем. Возможно, ему просто понадобится больше времени для этого. Мы просили этого возможного покупателя и через газеты, и по телевидению связаться с нами, – напомнил он ей, – но никто не откликнулся. Он боится. Или же ваш муж солгал, уезжая из дома в тот вечер. Может, у него были какие-то другие планы, или же этот покупатель и есть убийца.
Солгал? – Она оскорбленно уставилась на него. – Если вы думаете, что у него были какие-то там гнусные тайны, то вы ошибаетесь. Он был не такой. И на стороне у него тоже никого не было. И бабником он не был, честно говоря. И если он сказал, что собирается показать кому-то свою машину, значит, так оно и было.
Она произнесла это так просто и категорично, что Сейер почувствовал: она его убедила. Он задумался и увидел, как в комнату прошмыгнул мальчик и осторожно уселся на пол за спиной у матери, часто моргая.
– Если постараться вспомнить тот день или предшествующие дни, недели, месяцы, вы не заметили чего-то необычного, каких-то отклонений от нормы? Скажем, за шесть месяцев до того, как он пропал и его машина была найдена на стоянке? Может, вы вспомните какой-то случай или какой-то период, когда он казался каким-то не таким, или же был чем-то озабочен? Я имею в виду все, что угодно. Телефонные звонки? Письма? Может быть, он когда-то пришел домой позже, чем обычно, или плохо спал по ночам?
Юрунн Эйнарссон сжевала еще один кусочек сахара; инспектор видел, что она честно пытается вспомнить прошлое. Она склонила голову набок, припоминая что-то, потом отбросила какую-то мысль и принялась вспоминать дальше. Эйнарссон-младший дышал совершенно беззвучно. Уши у него были большие – как у многих детей.
– Однажды вечером в пабе приключился скандал. Ну, я не знаю, может, там все время какие-то скандалы, и на самом деле ничего серьезного не произошло, но там кто-то жутко надрался, и хозяин позвонил в полицию, чтобы его забрали в вытрезвитель. Этот парень, он был одним из товарищей Эгиля, с пивоварни. Эгиль поехал за ним и упросил отпустить его. Он пообещал отвезти его домой. И они согласились. В ту ночь он пришел домой только в полчетвертого утра, помню, что на следующий день он проспал.
– Да? А вы не знаете, что конкретно произошло?
– Нет. Только то, что он напился, как свинья. Не Эгиль, а тот, другой. Эгиль же был за рулем, и потом – ему на смену надо было рано. К тому же я не особо расспрашивала – меня такие вещи вообще не интересуют.
– То есть, вы хотите сказать, что ваш муж заботился о других? С его стороны это был благородный поступок. Ведь он же мог на это наплевать, и пусть бы тот парень сам выпутывался.
– Ну, я, конечно, не могу сказать, что он был прямо такой уж заботливый, если вы об этом спрашиваете. Обычно он дальше своего носа ничего не видел. Так что, по правде говоря, я даже немного удивилась-с чего это он вдруг стал за кого-то хлопотать. Спасать кого-то от вытрезвителя. Ну да, я удивилась, конечно, но они же были товарищи. Честно говоря, не задумалась. Я имею в виду, до того, как вы меня стали спрашивать. – А когда это было, примерно?
– Ну, точно я, конечно, не помню. Незадолго до того, как он исчез.
– За несколько недель? Месяцев?
– Нет, возможно, за несколько дней до этого.
– За несколько дней? А вы помнили об этом случае, когда мы беседовали с вами осенью? Вы о нем рассказали?
– Не думаю.
– А пьяный приятель, вы знаете, кто это был, фру Эйнарссон?
Она покачала головой, быстро обернулась и увидела мальчика.
– Ян Хенри! Я же велела тебе оставаться в комнате!
Мальчик поднялся и поплелся из комнаты, как побитая собака. Она подлила себе еще кофе.
– Имя, госпожа Эйнарссон, – напомнил инспектор негромко.
– Нет, не помню, – сказала она. – Их там так много бывает в этой пивной, целая компания обычно.
– Но на следующий день он проспал, да?
– Да.
– А у них там есть табельные часы, правда?
– М-м-м.
Он ненадолго задумался.
– А когда вы получили машину из технического управления, вы ее продали?
– Да. У меня все равно нет денег, чтобы научиться водить и сдать на права, вот я и продала ее своему брату. И потом – мне нужны были деньги. И машину, и инструменты, что были в багажнике. Торцовые ключи и домкрат. И еще разный хлам, я даже не знаю, как там что называлось. Кстати, там было не все, кое-что пропало.
– Что же?
– Сейчас и не вспомню. Брат меня об этом спрашивал, мы искали, но не нашли. Не могу вспомнить, что это было.
– Попытайтесь. Возможно, это важно.
– Ну, не думаю, чтобы это было что-то важное, но я действительно не помню. Мы и в гараже искали.
– Позвоните в участок, если вспомните. А у брата можете спросить?
– Он все время в разъездах.
– Фру Эйнарссон, – сказал он и встал, – спасибо за кофе.
Она вскочила со стула, раскрасневшись и явно растерявшись, – ведь он так неожиданно собрался уходить, – и проводила его до двери. Сейер откланялся и пошел к парковке. Открывая дверцу, он заметил мальчика-тот стоял на цветочной клумбе и нерешительно топтался, как будто хотел получше утрамбовать землю. Кроссовки почти исчезли под слоем земли. Сейер кивнул ему.
– Привет. Что, поиграть не с кем?
– Нет, – он смущенно улыбнулся. – А почему вы не на полицейской машине, если вы на работе?
– Отличный вопрос. Видишь ли, я, честно говоря, еду домой. Я живу тут недалеко, так что нет смысла возвращаться в участок и пересаживаться с машины на машину. – Он немного подумал: – А ты когда-нибудь катался в полицейской машине?
– Нет.
– В следующий раз я приеду на полицейской машине и прокачу тебя, если захочешь.
Мальчик улыбнулся – широко, но немного неуверенно; возможно, у него в жизни уже был какой-то печальный опыт.
– Обещаю, – заверил его Сейер. – И ждать тебе придется недолго. – Он проскользнул за руль и медленно поехал к дороге. В зеркале он видел тонкую ручонку, махавшую ему.
Он все еще думал о мальчонке, проезжая мимо ипподрома и церкви. Не будет тебе прощения, Конрад, если ты в следующий раз забудешь про служебную машину.

***

На полу в гостиной Эмма играла в крестьянский хутор.
Все животные были выстроены ровными рядами: розово-красные поросята, коровы в красных и коричневых пятнах, куры и овцы. За всем этим наблюдал тиранозавр Рекс, голова его с крошечным мозгом внутри доставала как раз до конька крыши сеновала.
Она то и дело подбегала к окну – посмотреть, не подъехал ли отец. Эмма проводила у отца выходные два раза в месяц и всегда с нетерпением этого ждала. Эва тоже ждала. Она сидела на диване. Она вся просто извелась, ей нужно было остаться одной, наконец, спокойно все обдумать. Обычно она использовала свободные выходные для работы. Но сейчас не могла ничего делать. Все изменилось. Они нашли его.
Эмма не вспоминала про мертвеца уже несколько дней. Но это вовсе не означало, что она про него забыла. По лицу матери она догадывалась, что не надо о нем говорить, и, хотя девочка не понимала, почему, она молчала.
В мастерской Эву ждал холст, натянутый на мольберт. Он был уже загрунтован, черный, ни единой светлой точечки. Но она не могла на него даже смотреть. Сначала надо было разобраться со всем остальным. Этого остального было много. Она сидела на диване и прислушивалась так же внимательно, как и Эмма, – Юстейн в любой момент мог зарулить во двор. На хуторе царила полная идиллия, если не считать зеленого чудовища, угрожающе нависающего над сеновалом. Выглядело это странновато.
– Динозавр сюда явно не подходит, Эмма. Сама посмотри!
Эмма надулась.
– Я знаю. Он просто в гости пришел.
– А-а-а… Как это я сама не догадалась.
Эва подтянула колени к подбородку и натянула на них длинную юбку. Попыталась выкинуть все из головы. Эмма опять уселась на ковер и принялась одного за другим пристраивать поросят к животу мамочки-свиньи – кормиться.
– Одного сосочка не хватает. Вот этому.
Она взяла двумя пальцами одного поросенка и вопросительно взглянула на мать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35