— вмешался Рику, теряя терпение. — Ежу понятно, что это самое лучшее место для прогулок под луной…
Тео осекся и прикусил язык. А Мишель почувствовал, что Рику допускает грубую ошибку, проявляя к Тео такое недружелюбие.
— Представляешь, мы даже знаем, когда это случилось, — сказал он, стараясь спасти положение. — В тот вечер, когда в городе был праздник!
Тео, казалось, потерял дар речи.
Но, — вдруг сказал он, — почему вам не сообщить об этом жандармам?
Мы так и собираемся сделать. У Рику есть приятель — сын жандарма. Они вместе учатся в коллеже. Так что нет ничего проще.
Мартине, которая присутствовала при этой сцене, стало немного не по себе. Разумеется, она понимала необходимость такой игры: ради Мило и его отца нужно любой ценой довести следствие до конца, а так как у них нет бесспорных улик, приходится лицемерить. И тем не менее девочку тяготило то, что они ломают комедию.
К счастью, все это длилось недолго. Под предлогом, что дядя Гюсту просил их помочь на винограднике — что, кстати, было сущей правдой, — Мишель бросил Тео на Рику, а сам вместе с Мартиной удалился прочь.
— Видела, как он смотрел мне в рот? Клюнула
рыбка, заглотила крючок. Скоро жди улова!..
Утро прошло без происшествий. Молодые люди помогали дяде Гюсту мыть бочки. Дядя пропускал через верхнее отверстие цепь и тряс бочку так, чтобы цепь очищала стенки. А Мишель<с Мартиной тем временем таскали ведрами воду из родника.
Они научились управляться с серным фитилем, поджигать его и, просунув в полый железный стержень, опускать в бочку.
Пообедали они снедью, которую принес с собой дядя Гюсту. Мишеля подмывало рассказать дяде об их расследовании, но он опасался, что тот им все испортит: пойдет к Режи или, чего доброго, сообщит жандармам.
Расправившись с ветчиной, сыром и грушами и напившись вкусной холодной воды из родника, ребята почувствовали прилив бодрости.
Дядя Гюсту по обыкновению лег вздремнуть.
— Не сидите на солнцепеке, — сказал он ребятам. — Вредно для пищеварения…
Молодые люди устроились в тени орешника и стали играть в «слова».
* * *
Гюсту разбудили громкие голоса.
Спросонья он их не сразу узнал. Но тональность, в которой шел разговор, заставила его сесть в постели.
— Думаете, если вы городские, так вам все позволено? — выкрикивал мужской голос. — Вы, шантрапа!..
Гюсту выглянул в окно, полуприкрытое ставнями, и увидел Режи, который, побелев от ярости, как одержимый, молотил по воздуху кулаками.
Перед ним стояли Мишель с Мартиной; они вовсе не выглядели напуганными.
Какого дьявола вы приезжаете и суете нос в деревенские дела? Лезете в душу честных людей! Я торговец и ремесленник! Я дорожу своей репутацией! Не будь я таким покладистым, подал бы на вас в суд за оскорбление личности!..
На нас? — с деланным удивлением спросил Мишель. — Мы ведь ничего вам не сделали…
Не прикидывайся дурачком, милый мой! Думаешь, я не знаю, что ты рассказываешь приятелям? Все ваши секреты, расследования и все такое!..
Режи, казалось, совсем вышел из себя. Первым побуждением Гюсту было вмешаться, но он сказал себе, что еще не время.
Разговор принимал странный оборот. Что же такое затеяли Мишель и Мартина?.. И что все это значит?
Наплести что угодно можно!.. Ишь ты: что-то там валялось в погребе Саразини, и значит, я там был!.. Вы попробуйте доказать это, черт возьми!
Уверяю вас, — ответил Мишель, — я ничего не могу понять. Правда, мы немного подурачились, но…
Разумеется, я был в погребе! Это все-таки мой дом, дом Руйяков! В нем жили мои предки! Господи, и зачем только я продал его чужакам? Целыми днями меня гложет совесть: я, последний из Руйяков, польстился на деньги!.. Да, я был в погребе, я прополз через заросли ежевики, как поступал еще ребенком! Может, я что-то там потерял, но в любом случае это было задолго до диверсии! Ну и что? Кому от этого плохо?..
Ну-ка, ну-ка… Вы говорите: до диверсии, иначе говоря… до грозы?
Я что, неясно сказал? Ты еще смеешь мне не верить!.. Я тебя заставлю собственный язык проглотить!..
— Я не говорил, что не верю, — ответил Мишель, чувствуя, что механик ищет лишь повод, чтобы привести в исполнение угрозы, о которых писалось в письме. — Одно не могу взять в толк: почему дождь не повредил эту штуковину, ту, которую вы потеряли? Она же такая хрупкая!
Гюсту, который все это время не отрывался от щели в ставнях, рассудил, что пора ему выходить на сцену. Он видел, что Режи сжал кулаки, здоровенные кулаки в узлах синих вен.
Ах ты, щенок! Ну, держись у меня!..
Послушайте, господин Режи, — продолжал Мишель, который держался совершенно невозмутимо, хотя нельзя сказать, что он не нервничал: очень уж нешуточной становилась ситуация. — Дело в том, что анилиновый карандаш, вернее, его огрызок, которым вы помечаете на камере место для заплатки…
Странное дело: казалось, это уточнение лишь придало Режи уверенности.
— Я не один пользуюсь такими карандашами. Сначала надо доказать, что он мой!..
Режи, видимо, приготовился к этому вопросу: он говорил спокойно, в его глазах вспыхнули насмешливые огоньки.
— Само собой, его проверят на отпечатки пальцев, — быстро нашелся Мишель. — Я своих отпечатков на нем не оставил, так что дело не будет сложным…
Радость Режи была недолгой. Он тяжело засопел.
— Отдай карандаш!.. Сию минуту! Слышишь?
Или я тебя!..
Он медленно двинулся на Мишеля, не сводя с него налитых яростью глаз.
Гюсту понял: пора расставлять все по своим местам. Он проворно распахнул ставни и, как бы еще не совсем проснувшись, сказал: — Эй, там!.. Дадите вы наконец человеку поспать? Тебе что, Режи, карандаш нужен? Погоди, я поищу у себя: может, завалялся огрызок…
— Ты… я… — мычал Режи.
Видимо, злоба совсем замутила ему мозги; он даже не подумал, что здесь может оказаться Гюсту.
— Чего ты развоевался, Режи? — Гюсту сделал вид, будто не слышал предыдущего разговора. — Нельзя ведь из-за какого-то карандаша огород городить… Мишель, у тебя есть шариковая ручка? Дай ему, будь добр! Не выводи человека из
себя…
Сарказм, звучавший в словах Гюсту, поверг Режи в настоящий шок.
Механик явно не понимал, как ему теперь выкарабкиваться из создавшейся ситуации. Мишель не преминул воспользоваться этим — и нанес новый удар.
— Тео вам не говорил про взрывчатку? Двенадцать патронов, которые вы купили в скобяной лавке… помните, в тот день, когда был праздник?..
У Режи глаза вылезли из орбит. Он с трудом проглотил слюну и переспросил, словно не в силах постичь смысл сказанного:
Двенадцать патронов?..
Ну я и остолоп! Представьте, дядя Гюсту, совсем из головы вылетело: я ведь об этом Тео не рассказывал. Я уверен, что у мсье Режи все двенадцать патронов лежат в целости и сохранности.
Разумеется, — подхватил Гюсту, догадавшись, куда клонит Мишель. — Не считая диверсии, за последнее время в окрестностях не было ни единого взрыва… Это точно. Правда ведь, Режи, у тебя с патронами полный порядок?
Гм… да, то есть…
Неужели что-то пропало? — с самым невинным видом спросил Гюсту. — Надеюсь, ты их хранишь в надежном месте? Все-таки взрывчатка, не банки с вареньем…
Несколько штук я… пустил в дело… Но они оказались бракованными. Я даже подумал, скажу пару ласковых торговцу, который мне их продал! Не взрывчатка, а дерьмо…
Вы пустили их в дело, чтобы оклеветать Саразини. Не правда ли, мсье Режи? — осведомился Мишель, по лицу механика убеждаясь, что попал в самую точку.
— А?.. Что?.. — задохнулся Режи.
Самообладание и твердость Мишеля приятно поразили Гюсту; он решил, что самое время брать быка за рога. Однако, чтобы не вспугнуть Режи, начал издалека.
Послушай, Режи, — сказал он мягко. — Ну чего ты волнуешься? Мало ли чего мальчишка городит!.. Все очень просто: мы пойдем к тебе домой, и ты докажешь, что этот негодник ошибается. Ты предъявишь целые патроны, потом мы сходим в сад, посмотрим, где закопаны бракованные!.. Видишь, как просто!
Где закопаны… — обреченно пробормотал Режи.
Если бы рядом оказался стул, механик так бы на него и рухнул. Руки у него тряслись, глаза бегали; он старался не встречаться взглядом с Гюсту.
— Ну да, где закопаны, — безжалостно повторил Гюсту.
Режи сделал глубокий вздох и опустил руки.
Послушай, Гюсту, ты человек разумный, ты меня хорошо знаешь. Мы ведь с тобой старые знакомые, верно?
Ну да. И что из этого?
Что из этого? Я тут ни при чем… Я не имею никакого отношения к взрыву на плотине, понятно? Но я знаю кое-кого: вот у него динамит — он им глушит рыбу! И динамит этот он стащил со стройки, когда там работал…
Пибрай! — вскрикнула Мартина — и залилась краской.
Твой двоюродный брат? Этот оболтус? — удивился Гюсту.
Ну да! — Режи с облегчением ухватился за возможность сменить тему. — Это уж точно — оболтус! У нынешней молодежи одно хулиганство на уме… От нее чего угодно можно ожидать… Ты ведь знаешь Пибрая, Гюсту?
На сей раз лицо у дяди Гюсту стало строгим.
Минуточку!.. Это уже серьезно! И даже весьма… Когда речь шла только о тебе, дело одно. Но теперь ты обвиняешь Пибрая… причем в вещах весьма неприятных. Нет, тут я с тобой никак не могу согласиться!
Да ты что?.. — забормотал Режи, мигом теряя весь свой гонор.
Пойдем-ка к мэру! Ты все ему объяснишь. В конце концов, он здесь первое должностное лицо — так, по-моему, нас учили в школе. Пускай он и решает, что делать!
Но я… — запротестовал было Режи.
Одно из двух, Режи, — неумолимо продолжал Гюсту. — Либо мы вместе идем к Альфонсу Суву, либо я один — в полицию! Выбирай… Ну, выбрал?
Режи отчаянно пытался что-то придумать, затем вдруг сник.
— Пусть будет по-твоему, идем к Альфонсу!..
Это была странная процессия: первым шагал
Гюсту, за ним плелся присмиревший, вспотевший от волнения Режи; замыкали шествие Мартина с Мишелем. Когда они вошли в деревню, Гюсту отправил какого-то встречного мальчугана к Пибраю, сказать, что тот должен срочно явиться к мэру.
— И передай, чтоб без проволочек.
Кто был действительно удивлен, так это Альфонс Сув. Мэр, видно, дремал после обеда: на щеках еще виднелись красные следы от подушки. Взъерошенные волосы отнюдь не придавали ему солидности, присущей «первому должностному лицу». Он извинился, усадил посетителей в комнате с опущенными шторами, где было относительно прохладно, распорядился, чтобы жена подала кувшин вина для мужчин и лимонад для молодежи, и вышел.
Вернулся он в куртке из серой шерсти и с мокрой головой: видимо, окунулся в бассейне.
Итак, друзья, каким ветром вас сюда занесло? В такую жару?
Я сильно подозреваю, что когда ребята расскажут о том, что они узнали, тебе будет не до смеха, господин мэр, — торжественно произнес Гюсту.
Ничего себе вступленьице!.. А кто они такие? Твои племянники?
Вроде того, Альфонс! Ну что ж, давайте! Выкладывайте, что у вас есть!
Мартина, взглянув на Мишеля, сделала ему знак: дескать, давай, говори. И тот принялся рассказывать все с самого начала: каким образом они пришли к выводу, что Саразини — жертва заговора, как подозрение постепенно пало на Режи, в чьих прямых интересах было избавиться от трактирщика, чтобы вернуть свой бывший дом. И как Режи, идя к этой цели, устроил взрыв на плотине и все прочее-Время от времени Режи пытался что-то возразить, но мэр, который слушал удивительное повествование Мишеля затаив дыхание, всякий раз его осаживал. Когда Мишель добрался до истории со взрывчаткой, мсье Сув обронил:
— Все верно, помню! Подписывал я такое разрешение. Но это было еще в прошлом году! Когда Мишель закончил, слово взял Гюсту:
Тут, Альфонс, есть еще один пикантный момент: Режи, которого ты имеешь удовольствие лицезреть, утверждает, что Пибрай за то недолгое время, что работал на стройке, умудрился стащить оттуда динамит и теперь пользуется им не в самых праведных целях.
Тео говорит, он глушит рыбу! — воскликнула, не подумав, Мартина.
Хм… — откашлялся Альфонс Сув. — Ладно, рыбной ловли пока касаться не будем. А вот кража динамита — это серьезно! Надо бы мне потолковать с Пибраем…
Я послал за ним. Он должен появиться с минуты на минуту, — заметил Гюсту.
Ладно… Ох, Режи, и угораздила же тебя нелегкая!.. Знаешь, этот мальчик изложил все довольно связно и, по-моему, весьма близко к истине. Значит, это ты все затеял… Включая диверсию, которая служила скорее инсценировкой…
Неправда, честное слово, — пробормотал Режи.
Неправда… неправда… Говорить мы все мастера… А где твои доказательства? Ведь факты-то против тебя! Боюсь, горе ты наше, притязания на трактир могут дорого тебе обойтись!
С появлением Пибрая, который, несмотря на все старания держаться уверенно, выглядел совсем не героем, беседа приняла иное направление.
Слушай, Гюсту, коли ты его вызвал и, как видно, хорошо во всем разбираешься, побеседуй с этим лоботрясом, — попросил мэр.
С твоего позволения, Альфонс… Хм… Пибрай, речь идет о динамите, который ты взял со стройки.
Я… Не было такого! — моментально отреагировал Пибрай, ошалело озирая присутствующих.
Ну-ну, не отпирайся! Вот и твой двоюродный брат Режи это говорит…
И твой дружок Тео тоже, — вмешался Мишель.
Ну, ты… — прошипел Пибрай; видно было, как ему хочется заставить Мишеля молчать. — Если Режи так говорит, значит, он врет!
Пибрай, ты же сам мне говорил, — растерянно пробормотал Режи. — Я ничего не сочиняю. Помнишь, ты даже предлагал мне часть динамита?
Неправда, врет он! Ей-богу, врет! — отозвался Пибрай.
Слушай меня внимательно, Пибрай! Это очень серьезно, — продолжал Гюсту. — С этой ди- t версией много неясного. Режи считает, что ты способен на такое… даже способен взорвать плотину… Хотя я лично скорей поверил бы, что это он подбросил тебе такую мыслишку. Верно?
Пибрай огляделся; его окружали непроницаемые, враждебные лица, на которых была написана убежденность в его вине. Такое же выражение было и на лице брата. Он выругался себе под нос… Но тут слово взял мэр:
— Ну, Пибрай, докажи свое благородство! Ты молод, и кто-то, должно быть, тебя подучил…
Пибрай походил на загнанного в угол зверя: вот-вот он прыгнет на тех, кто его окружает… Наконец, бросив на своих обвинителей отчаянный взгляд, он решился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13