А еще трудней, когда людей не хватает, корабли не корабли, а одна смехота, а времени вовсе нет, потому что противник владеет морем и на падает, когда захочет…
Флотилия действительно строилась.
Землеотвозные шаланды «Буденный», «Красная звезда» и «Свобо да» превращались в канонерские лодки. У них были открывающееся днище и вода в люках по ватерлинию. Поверх воды укладывали дощатые настилы, а на них устраивали жилые помещения и артил лерийские погреба. Тяжелые орудия устанавливали на невероятной системе стальных креплений».
И еще – на всю флотилию был один компас. Тем не ме нее красные азовцы под флагом Гернета выходили в море и по беждали.
Дочь Колбасьева, тоже Галина – в переплетшихся судьбах этих людей было так много общего, от имен дочерей до ордеров на арест, – писала о командире своего отца, а потом о друге их семьи так: «Гернет был не только выдающимся командиром, но и талантли вым инженером. Чтобы создать флотилию из дырявых, еле дер жавшихся на воде посудин да еще успешно воевать с сильным врагом, нужно было быть человеком дерзкого ума и сильной воли. Именно таким был Гернет».
Гернет входил в книги знавших и даже не знавших его лично писателей так же легко и просто, как на корабли своей флотилии. И уж конечно же, остался он на страницах Колбасьева: «Говорил командующий – невысокий, похожий на учителя человек с седеющей бородкой, говорил он тихо, но внятно, и, оглядывая присутству ющих, щурился».
Военмор Гернет вошел в историю гражданской войны в СССР столь же прочно, как и в историю обороны Порт-Артура, как и в историю… гляциологии.
Ну и носило же его по свету!
Китай и Филиппины, Италия и Япония, Монголия и Турция, Финляндия и Казахстан… И все-таки Япония. Почему-то именно эта страна сыграла в его жизни роковую роль.
Тогда, в Порт-Артуре, играя в жмурки с японскими миноносцами, уходя на зыбкой джонке от их прожекторных, несущих смерть его утлому суденышку лучей, он вряд ли догадывался о том, что ему придется прожить на родине своих гонителей целых пять лет, и каких лет!
В 1927 году капитан дальнего плавания Гернет был командиро ван в Японию в качестве агента по фрахтовке японских судов для разоренного гражданской войной советского флота на Дальнем Востоке. В Иокогаме его дом стоял на зеленом холме. Неподалеку жил бывший белоказачий атаман Семенов, глава русской эмиграции в Японии. Дочь Гернета – Галя – ходила в английскую школу как раз мимо решетки сада, где под цветущими вишнями лежал мальчик, сын атамана, парализованный полиомиелитом. Впрочем, живи Гернет не в Японии, а в Китае или Корее, для ежовских следователей он был бы, соответственно, китайским или корейским шпионом. Так что вовсе не годы, проведенные в Кобе и Иокогаме, сыграли злую шутку с Капитаном. Гернет, меченный золотом офицерских погон, изначально был обречен на любое удобное следствию обвинение… Обрекало его еще одно обстоятельство – встреча с братом.
Революция рухнула на дворянскую семью Гернетов, словно ко ваная решетка ворот родового замка. По одну ее сторону остался Евге ний Гернет, по другую – два младших брата: Сергей и Георгий, тоже морские офицеры. Подпоручик по Адмиралтейству Георгий Гернет осел после гражданской в Париже, а лейтенанта Сергея Гернета эмигрантская судьба забросила в Шанхай, где он покончил с собой в тридцатом году. Но прежде того случай даровал братьям встречу.
В Китае шла гражданская война, и Евгений Гернет был направ лен в Шанхай как морской эксперт при легендарном Блюхере. Сюда, в Шанхай, к нему приехала жена Лидия Ивановна (урожден ная Шелагурова) с обеими дочерьми – Ирой и Галей.
Велик и шумен Шанхай, но братья нашли друг друга, и старший побывал с семьей в гостях у младшего… Потом и это поставят в вину «японскому шпиону».
И все же Япония! Именно здесь свершил Капитан третий подвиг, который принес ему славу не меньшую, если не большую, чем все прежние боевые и революционные заслуги.
«В Японии, – писал в 1935 году Горькому один из сотрудников Главсевморпути, – Гернет среди пальм и бананов думал о льдах Арктики и написал книгу…»
Не только написал, но и сам набрал ее в одной из токийских типографий, где нашелся русский шрифт, отпечатал за свой счет пятьсот экземпляров, а по возвращении на Родину стал дарить их друзьям.
Книга была отнюдь не о морских странствиях и приключениях, коими столь богата была жизнь Капитана. Книга была научной, и называлась она «Ледяные лишаи. Новая ледниковая теория, общедоступно изложенная».
С той же дерзостью, с какой он прорывал блокады, высаживал десанты, водил корабли в атаки, Гернет вторгся в запретные для дилетантов пределы наук.
«Я не только не ученый-геолог, – объяснялся он перед чита телями, – но не получил по геологии вообще никакого образования. Оправданием того, что я, не будучи квалифицированным геологом, взялся за книгу по геологии, является то обстоятельство, что затрагиваемый в ней вопрос – о причинах миоценового климата в нашей полярной области и «ледниковой эпохи» – геологами не разрешен, а мною, по глубокому моему убеждению, разрешен вполне».
Это убеждение разделили с ним и ведущие ученые-гляциологи. Правда, не сразу – спустя несколько десятилетий…
Ленинградский биограф Гернета Л. Титова в своем «Рассказе о человеке, на много лет опередившем научные идеи своего времени» пишет: «Несколько экземпляров «Ледяных лишаев» он занес к букинисту на Литейный. Как-то раз зашел в магазин. Книжку по просил человек в старом, потертом френче. Стоя у прилавка, начал ее листать, но, лениво долистав до середины, бросил обратно на прилавок. Тогда первым и единственным покупателем своих книг стал сам Гернет.
Он унес книги домой, раздавал их знакомым, друзьям, детям – одноклассникам Иры и Гали. И, беззаботно одаривая очередную подругу, Галя не могла знать, что пройдет несколько лет, и не будет уже в живых ни Иры, ни мамы, ни отца рядом, останет ся только одна она, Галя, и, уезжая из блокадного Ленинграда в эвакуацию, она, потерявшая память, обессилевшая, измучен ная, имеющая в своем распоряжении считанные минуты на сборы, возьмет скудный багаж – и главным в нем будут шесть тоненьких книжечек с пятнами и потеками от таявших в комнате сосулек.
А пока… Знакомые от подарка не отказываются. Но когда разговор заходит о теории, стараются незаметно перевести его на что-нибудь другое. Для одних она – нелепая выдумка, для других – красивая сказка, для третьих – чудачество, которое позволил себе серьезный, всеми уважаемый человек.
И только двое по-настоящему увлеклись идеей книги – идеей возвращения климата миоцена на нашу землю. Но учеными они не были.
Они были писателями – Паустовский и Горький.
«Сегодня познакомился с книгой человека, – сообщал Алексей Максимович Ромену Роллану, – который предлагает уничтожить по лярные льды и возвратить Сибирь и Канаду в «райские условия» миоценового периода. Эта фантазия говорит о возбуждении твор ческой мысли, направленной к цели действительного «изменения мира».
«Подумайте, – обращался Горький в другом письме к Корнею Чуковскому, – Вам придется говорить о льдах Арктики, о лесных массивах и тундрах Севера, о «вечной мерзлоте» и всякой всячине этого рода в наше время, когда гипотетическое мышление ста новится все более обычным и «безумным». Вон капитан Гернет предлагает уничтожить Гренландский ледяной лишай и возвратить Сибирь с Канадой в миоценовый период…»
С Гернетом Горького познакомил Паустовский. Познакомил заочно, рассказав тому о поразившей его жизни и книге Капитана. Именно поразившей, ибо, как справедливо считает Л. Титова, Гернет, несомненно, был героем Паустовского – романтик, моряк, человек, не только выдвигавший дерзкие научные теории, но и вели колепный практик и знаток своего дела. Все эти качества были присущи любимым героям книг писателя. Даже фамилия, и та была словно придумана им – звучная, необычная, в ней при желании можно услышать порыв паруса при повороте шхуны на новый курс, поскрипывание мокрого шкота в деревянных талях, толчок воды в днище. И не случайно фамилию Гернета Паустовский дал в рассказе «Соранг» дедушке, рассказывающему восьмилетнему мальчугану легенду о теплом ветре, внезапно налетавшем на землю и превра щавшем зиму в настоящее лето.
Но главное, конечно, что Гернет был выразителем идей, вол новавших самого писателя.
В «Золотой розе» Паустовский как бы предвещает отдельную повесть о Гернете.
Каковы же были волнение и радость аспирантки Петрозаводского университета Ф. Макаровой, когда, работая в семейном архиве пи сателя, она извлекла на свет неприметную папку.
«Эта папка с бумагами, – делилась своей радостью молодая исследовательница, – внешне ничем не отличалась от других. Но меня поразило заглавие хранящейся в ней рукописи – «Теория ка питана Гернета». Такого названия не было ни в собрании сочинений писателя, не упоминалось оно и в библиографических указателях творчества К. Г. Паустовского… Таким образом, повесть «Теория капитана Гернета» оказалась своеобразным «белым пятном» на литературной карте «страны Паустовского».
В 1974 году найденную повесть опубликовал журнал «Север», после чего она была переведена на иностранные языки… Но все это – писательская оценка дерзновенных идей Гернета.
Паустовский первым заметил это поразительное сходство: «Седой капитан, лицом похожий на Ленина». Это Евгений Сергеевич Гернет.
А что же ученые? Рано или поздно, они оценили книгу Гернета, его догадку, его гипотезу. Они приняли его теорию.
В 1968 году в Ленинграде на научном симпозиуме географ Стрелков поведал своим коллегам о книге Капитана. Географа горячо поддержал видный гляциолог О. П. Чижов:
– Стрелков упомянул в своем выступлении о книге Гернета «Ледяные лишаи». Мне было очень приятно слышать высокую ее оценку. В этой книге были высказаны представления, теперь полу чающие общее признание. Кто-то, если не ошибаюсь, из физиков сказал, что всякая научная гипотеза проходит при своем распростра нении три этапа. Первый: «Какая чушь!» Второй: «Нет, в этом что-то есть». И наконец, третий: «А кто же этого не знает?» Книга Гернета вышла в 1930 году. Она осталась незамеченной учеными. Отношение к высказанной им гипотезе находилось в первой фазе «Какая чушь!» В 1955 году появилась статья американского геолога Стокса «Иной взгляд на ледниковый период», в которой была выска зана (безусловно, независимо от Гернета), по существу, та же гипотеза. Эта статья также не привлекла особенно большого вни мания. Но еще через год, в 1956 году, появилась в том же журнале «Сайенс» статья более известных соотечественников Стокса, сотрудников Ламонтской геологической обсерватории М. Юинга и В. Донна «Новая теория ледниковых периодов», развивавшая ту же гипотезу. Теперь, очевидно, настало время для второй фазы («В этом что-то есть»). Гипотеза получила широкую известность как теория Юинга и Донна. Ее обсуждают, высказываются «за» и «против», подробный ее разбор и, в общем, положительная оценка даются в двухтомном «Курсе гляциологии» Л. Лабурти, вышедшем в 1965 году в Париже. Однако называть новую гипотезу именами Юинга и Донна не справедливо, следует говорить о гипотезе Гернета – Стокса, так как они предложили ее впервые.
По-видимому, – говорил О. П. Чижов, – мы близки к последней фазе в изменениях отношения к гипотезе Гернета («А кто же этого не знает?»)… По гипотезе Гернета – Стокса, существует оп ределенное взаимодействие между сушей и морем, между материко выми и морскими льдами. Это взаимодействие и определяет автома тические колебания климата и оледенения Земли. Общие основания и особенности оледенения были показаны и объяснены Гернетом, но почти не затронуты другими из упомянутых мною авторов.
Море не хранит следов кораблей, даже тех, что вошли в историю. Что остается от жизни морехода? Груда заморских диковинок, при везенных из дальних походов? Старые, угасающие фото? Сам ко рабль, пока его не отправят в переплавку? Кресты и медали за мор ские баталии?
От жизни настоящего моряка остается имя на борту корабля или на карте, которую он пополнил открытым им мысом, островом, проливом. Увековечен и тот, чье имя осталось в книгах о странствиях и сражениях. От Гернета, сгинувшего в глубинах казахской степи, не осталось ни крестов, ни орденов, ни точки на карте, ни имени на борту корабля, но осталась книга и осталась дочь…
«Мой отец был арестован в ночь на 1 мая 1938 года. Он не успел предстать перед «тройкой»! «Железный нарком» Ежов был снят с должности и расстрелян. Многих заключенных выпустили из тюрь мы. Моему отцу не повезло. Его не освободили. Отца обвинили в шпионаже в пользу Японии…»
Всю ночь подо мной гремели печатные машины, койка вздраги вала, и мне снилось, что я в каюте эсминца, который кавторанг Гернет вел в свой последний поход. Утром я покинул свой тряский приют и отправился за Черную речку, на Омскую улицу, где живет дочь капитана Гернета. По странному совпадению и станция метро, и улица носили имена тех мест, где отбывал ссылку отец Галины Евгеньевны.
Серенький блочный дом – двадцать раз пройдешь мимо и не заметишь. И, конечно же, без лифта, а квартира на самой верхотуре…
Мне открыла худощавая седая женщина в черном – неулыбчи вая и все же приветливая. Каждое движение, каждое слово ее были отмечены той особой выверенностью, которая свойственна людям точных наук. Выпускница мехмата ЛГУ, ныне доцент кафедры мате матики, Галина Евгеньевна Гернет долгие годы преподавала в Ленин градском институте связи.
И еще бросилось в глаза – старинное, с молоком матери всосан ное, по отцовскому наследству переданное чувство собственного достоинства. Она держалась так, что ее две крохотные, очень скром но обставленные комнаты превращались если не в дворцовые залы, то уж во всяком случае в весьма представительные апартаменты.
Главной мебелью в этом доме были книжные полки. Когда-то их украшали нарядные японские куклы (Гернет дарил их дочерям), но куклы были проданы в трудные годы, наступившие после ареста отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53