Я составлю целый реестр! Мне известны имена всех этих людей!
В дрожащем свете свечи Ирен увидела, что глаза отца вновь бессмысленно блуждают по комнате. В душе своей девушка почувствовала безысходное отчаяние.
«А не закричать ли „пожар!“? – подумала Ирен. – Только бы поднять на ноги весь дом...»
На кладбище никого больше не было видно; оттуда не доносилось ни звука.
Винсент продолжал рассуждать все с тем же незыблемым спокойствием:
– Он? Для чего я стану о нем беспокоиться? Ренье убьет его: такова судьба. Как? Это ведомо одному Богу.
Ирен, молитвенно сложив руки, вскричала:
– Ренье! Я забыла о Ренье, отец! Он в особняке этой дамы. Он защитит нас! Он спасет тебя, я уверена!
Вокруг сумасшедшего все приобретает оттенок безумия: Ирен заторопилась к двери, словно особняк де Клар был отсюда в нескольких шагах.
Винсент остановил ее.
– Я не желаю звать Ренье, – произнес он властно. – Он придет сам, поскольку такова судьба. Будем же разумны и поговорим спокойно. Мне все ясно. У меня – важное дело. Ты мне мешаешь, я хочу избавиться от тебя. Почему бы тебе не пойти и не подождать меня в каком-нибудь храме?
– В такой час, отец? – изумилась Ирен.
– Да, правда, сейчас они все закрыты, – спохватился Карпантье. – И кафе тоже. А полицейский пост неподалеку отсюда? Впрочем, тебе не захочется оказаться в обществе солдат... К кому же обратиться? Есть ведь еще кто-то, только я вдруг позабыл... Да, вспомнил! Мать Мария Благодатная, где она? Ты знаешь?
– У себя в монастыре, – ответила Ирен, настороженно прислушиваясь к шуму, который почудился ей в коридоре.
В любом шорохе она слышала звук шагов.
– А где ее монастырь? – спросил Винсент. – Далеко отсюда?
– На улице Терезы, – откликнулась девушка. Карпантье не мог скрыть своего изумления.
– На улице Терезы? – переспросил он. – В мое время там не было никакого монастыря.
– Монастырь основали в доме, когда-то принадлежавшем полковнику, – объяснила Ирен.
Винсент вдруг захлопал в ладоши и вскричал с явным облегчением:
– В добрый час! Мне все ясно! Ничего не изменилось. Та же душа в том же теле! Мы уходим. Отправляйся, куда хочешь, девочка моя. Я больше не боюсь за тебя. Если понадобится, они спасут тебя ценой собственной жизни!.. В их глазах ты стоишь сотни миллионов. А у меня – важное дело. И эта ночь, возможно, последняя.
Карпантье резко отстранил дочь, взял в руку пистолет и решительно толкнул дверь.
– Я запрещаю тебе следовать за мной, – сурово проговорил Винсент. – Находиться рядом со мной опасно. Они собираются убить меня!
С этими словами Карпантье исчез в коридоре, оставив растерянную Ирен в полном отчаянии.
Сердце девушки сковал ужас. Она испытывала страх не только за свою собственную судьбу...
Невольно и даже не отдавая себе отчета в своих мыслях, она прикидывала, сколько времени понадобится для того, чтобы спуститься по Грушевой улице, свернуть на бульвар и подняться по улице Отходящих.
Люди с кладбища, должно быть, уже стоят внизу, преграждая путь Винсенту Карпантье.
Ирен не могла сказать, что обдумывает ситуацию, ибо чувствовала лишь смятение и отчаяние, но из хаоса обрывочных мыслей вдруг всплыло отчетливое имя: Ренье.
Девушка призывала Ренье всей своей душой, всем трепещущим сердцем. Этой ночью пелена спала с ее глаз.
Туман, окутывавший Ирен, развеялся; и ей казалось, что произошло это не час назад, а давным-давно. Да существовал ли этот туман вообще? Девушка даже не могла поверить, что когда-то он застилал ей свет.
Теперь Ирен и бледного обольстителя, смутившего ее детский разум, разделяла пропасть. Девушка разочаровалась в нем; да она никогда и не верила этому человеку. Но сейчас Ирен мучили угрызения совести.
Она ненавидела и любила со всем пылом, присущим ее страстной натуре.
Будто наяву видела Ирен и того, кого любила, и того, кого ненавидела; Ренье и графа Жюлиана – близнецов по сходству, сына и отца по годам...
Мысли эти заняли даже не минуту – считанные доли секунды.
Образы двух мужчин пронеслись перед внутренним взором Ирен с быстротой молнии.
И осталось одно только имя: Ренье! Ренье!
Ренье – первое воспоминание детства; именно о Ренье отец сказал ей: он любил тебя, как никто и никогда тебя не полюбит.
Девушка вновь видела перед собой ласковую улыбку, с которой ее прекрасный друг склонялся над ее колыбелью, вновь чувствовала, как он носит ее, крошку Ирен, на руках и разговаривает с ней, словно с маленькой женщиной, – с такой нежной добротой и горделивой мужественностью! О Ренье! Ренье! Брат и нареченный! Сердце и душа прошлых дней несчастной Ирен!
Есть ли бальзамы для сердца? И можно ли дать сердцу опиума, болеутоляющего опиума, чтобы погрузить его в целительный сон?
Ах, если бы Ренье оказался здесь, Ирен на коленях умоляла бы его о прощении!
Шаги отца, довольно громко звучавшие в коридоре, стали тише, когда Винсент свернул за угол.
Ирен, чувствуя, что должна, что обязана принять решение, шагнула к двери.
В этот миг Винсент заговорил, возвысив голос; тон его был мрачным и угрожающим.
– Кто здесь? Я вооружен! В каждой руке у меня по пистолету! Если вы хотите преградить мне дорогу, вас ждет смерть!
Ему ответил другой голос, заставивший затрепетать взволнованное сердце Ирен:
– Это вы, отец? А где она?
И девушка, обезумев от радости, бросилась вперед с криком:
– Ренье! Благодарю Тебя, Господи! Это Ренье! Мой Ренье!

XX
ГОСПОЖА КАНАДА ИДЕТ ПО СЛЕДУ

Это и в самом деле был Ренье, с которым Винсент Карпантье столкнулся за поворотом коридора. Юноша стоял возле двери Ирен; эта дверь выходила прямо на лестницу. Он постучал три или четыре раза, но не получил ответа и уже наклонился, как человек, собиравшийся приложить ухо к замочной скважине, чтобы послушать, что же творится внутри.
Вооруженный пистолетом Винсент узнал Ренье только тогда, когда тот выпрямился. Тут Карпантье не без юмора поприветствовал молодого человека.
– Гляди-ка, гляди, да это, оказывается, ты, мой мальчик! – воскликнул Винсент. – Добрый вечер! Как дела? Ты явился весьма кстати, ты займешься нашей малышкой. Она слегка чокнулась, понимаешь. Это у нас семейное. Посторонись, дай мне пройти. У меня важное дело, и я очень спешу.
Ирен обвила руками шею Ренье и шептала:
– Прости меня, прости, я и правда обезумела. Не оставляй отца. Нам всем грозит смертельная опасность.
Радость лишает человека сил точно так же, как и горе. Ренье пошатнулся, когда Ирен поцеловала его.
– Вы под моей защитой, Ирен, – сказал юноша. – Не проходит ночи, чтобы я не сторожил ваше жилище. И сегодня я все видел, все слышал.
– Ну, будет, будет! – прервал его Винсент. – Об этом мы знаем побольше тебя. Я предпочел бы, чтобы ты туда не совался, потому что... потому что... впрочем, неважно. Когда мы были в Италии, твоя добрая матушка, заболев, провела у нас в доме несколько дней. Моя жена, святое создание, научила ее молиться Богу. В горячечном бреду твоя несчастная мать говорила нам странные вещи и, когда упоминала твоего отца, всегда кричала: демон! Что не мешает тебе быть ангелом. Поцелуй меня, если хочешь, и дай пройти.
Ирен вступила в разговор.
– Что ты узнал, мой Ренье? – дрожащим голосом спросила она. – Умоляю тебя, не оставляй отца! Он собрался отправиться за сокровищами...
И тут же девушка громко вскрикнула, поскольку Винсент пребольно схватил ее за руку, желая заставить дочь замолчать.
– Никогда не произноси этого слова! – прошипел он. – Бог испепеляет своих детей, дерзнувших коснуться святыни! Это моя святыня. И не смей покушаться на нее!
– Те тоже говорят о сокровищах, спрятанных под стеной кладбища, – пробормотал Ренье. – Это слово то и дело звучит в ночи...
На лестнице низкий приглушенный голос произнес:
– Они приближаются! Погаси свет, господин Канада.
– Я пройду по их трупам! – вскричал Винсент, вскидывая пистолет. – Сколько их? Сотня? Тысяча? Расступитесь, освободите место! Или этой ночью, или никогда!
Он яростно оттолкнул Ирен, которая судорожно цеплялась за его рукав, и занес стиснутый кулак над головойРенье...
– Кто там еще? – спросил все тот же грубый голос с лестницы. – Ты что, не один, Канада?
Эшалот – а мы вынуждены внезапно обнаружить его присутствие, но ведь никто и не сомневался, что он стоял рядом с нашими героями на площадке, – так вот Эшалот спокойно ответил:
– Не беспокойся, Леокадия, но веди себя осторожно. Тут все знакомые: малышка-вышивальщица из квартиры напротив, мой давний приятель господин Ренье – художник с Западной улицы, о его неприятностях с шевалье Мора я тебе рассказывал. И господин Карпантье, бывший архитектор, который слегка свихнулся из-за своих бед и несчастий. Иди-ка погляди. Я крепко держу его.
С этими словами Эшалот стальными руками обхватил Карпантье со спины поперек туловища. Винсент отчаянно защищался.
А Эшалот продолжал говорить все с тем же спокойным и ласковым тоном, хотя руки достойного супруга госпожи Канады сжимали Карпантье в железных объятиях.
– Так вот, молодой человек и мадемуазель Ирен, мы по-дружески предлагаем вам приют, пока вы не выпутаетесь из той опасной истории, в которую попали и о которой я узнал, подслушивая – ради вас самих – под дверью с семи часов вечера до этой минуты. Честно скажу, что поясница у меня просто разламывается. Так прошу вас, окажите любезность и пожалуйте в дом госпожи Канада, моей дражайшей жены, чьим законным супругом я и являюсь, нося ту же фамилию – господин Канада.
– И входите побыстрее, – поторопила бывшая укротительница, перескакивая через последние ступеньки. – Вся шайка уже топчется на крыльце. Черт побери! Какие мерзавцы! Но я не в первый раз сражаюсь с этими чудовищами, вырывая у них из лап невинных людей!
Винсент, затихший в мощных объятиях Эшалота, больше не сопротивлялся и позволил подвести себя к двери. Ренье сказал:
– А я ведь узнал вас, дружище, вы – Эшалот, мой бывший натурщик.
– Совершенно верно, а теперь, после женитьбы – мирный рантье. Как у вас дела?
– Эшалот – замечательный человек, – вступила в разговор Ирен, – мы можем смело воспользоваться его гостеприимством.
– Предложенным к тому же с разрешения моей достопочтенной супруги, – подхватил Эшалот, открывая ногой дверь своей квартирки. – Здесь, у нас, вы в полной безопасности и можете вскричать: «Благодарим Тебя, Господи! Мы спасены! Мы спасены!» – как восклицают в театре.
И Эшалот первым переступил порог, продолжая крепко прижимать к себе Винсента.
Укротительница вихрем влетела следом, втолкнув в комнату Ирен и Ренье и захлопнув за собой дверь.
Леокадия с удовольствием бы заговорила и произнесла бы целую речь, но не могла сказать ни слова: слишком запыхалась. Она бежала со всех ног от самой Грушевой улицы.
– Все, кто здесь находится, – только и сумела произнести госпожа Канада, – в полной безопасности, словно в храме, огражденные стенами семейного дома и правами законного супружества. Никто не смеет войти сюда, даже полиция и судебные власти.
И достойная дама величественно опустилась в кресло, которое жалобно заскрипело под ее тяжестью.
– Прислушайтесь, – внезапно сказала Леокадия, откидываясь на спинку, – они уже на площадке.
Все покорно прислушались, включая и Винсента, который вновь принялся лягаться.
Эшалот тихонько шепнул ему на ушко:
– Спокойно, господин архитектор! Потерпите хотя бы минуток пять, а иначе мне придется придушить вас для вашего собственного блага.
– Они его и ищут, – шепнула мадам Канада. – Тс-с! В тишине, сразу воцарившейся после этой команды, стало слышно, как несколько человек крадучись идут по площадке.
Один голос произнес:
– Комната итальянца в глубине коридора. Второй добавил:
– Где-то тут должна быть вышивальщица. Кучер ее не видел.
– Кучер вполне мог и задремать у себя на козлах, – буркнул первый.
– Сам черт нас водит, не иначе! – вздохнул второй. Вновь послышались осторожные шаги.
Затем зазвучали новые голоса. Один сказал:
– Ну что? Старичок-то воскрес?
– Маргарита, Самюэль и Принц видели его собственными глазами, – откликнулся другой. – Он насмешливо смотрел на тех, кто приподнял крышку его гроба.
– И что же под ней нашли? – заинтересовался первый. Больше из коридора не донеслось ни слова. Мужчины, говорившие о старике, видимо, замыкали шествие, потому что смолк и шум шагов.
Когда стало совсем тихо, госпожа Канада повторила:
– Да. И что же нашли под крышкой гроба? Немного пепла, наверное, горсточку серы и не знаю уж, что еще. Вампиров хорони не хорони – все без толку.
– Я тоже, – прошептал Винсент Карпантье, – тоже видел его. Я не сомневаюсь, что это был он!
– Ну-ну, и что же, мил-человек? – подбодрил архитектора Эшалот, по-прежнему крепко державший его поперек туловища. – Мы вас слушаем. Но Винсент ничего не ответил.
Бывшая укротительница жестом, скорее присущим мужчине, чиркнула спичкой о подошву своего башмака и зажгла свечу. Шандал озарил редкостную обстановку этого жилища, которое мы уже имели честь описывать. Но на этот раз супружеская постель была в порядке.
Зато в корыте, которое служило колыбелью юному Саладену, незаконнорожденному сыну Симилора, лежала груда тряпья; из-под нее выглядывало бледное и мрачное личико уснувшего мальчугана.
Именно на него и устремил свой взгляд Эшалот, как только вспыхнул огонек свечи.
Возле укротительницы, сидевшей в кресле у камина, стояли Ирен и Ренье, держась за руки.
Эшалот наконец отпустил Винсента Карпантье, и тот оперся обеими руками о стол, словно изнемог от тяжких трудов.
– Не желаете ли перекусить? – светским тоном поинтересовалась госпожа Канада. – Вы здесь у честных людей. У нас все попросту. Похоже, что архитектору, как вы его называете, слегка не по себе. Стаканчик вина приведет его в чувство.
Эшалот налил вина, но Винсент наотрез отказался пить.
– Тогда поднеси мне, – скомандовала Леокадия. – Я с удовольствием отхлебну глоток.
Она одним махом осушила стакан и с шумом выдохнула воздух.
– Ну вот и полегчало, – объявила укротительница. – У меня покладистый характер, вот только желудку моему вредно поститься, он к этому не привык.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67