Буквально за несколько минут стемнело. Солнце закрыла черная с зеленоватыми вкраплениями завеса туч. Пробивая эту завесу, на западе время от времени вспыхивал одинокий луч. Зрелище было зловещим.
Вдруг страшный грохот заглушил шум падающих градин. Винсент вздрогнул; впервые в жизни он испугался грома. В то же мгновение в небе полыхнула молния.
Через пару секунд разразилось нечто невообразимое. Сильный порыв ветра чуть не сбил архитектора с ног. Поднялся настоящий ураган, завывающий, словно тысяча чертей. В самом деле, Винсенту показалось, что он очутился в аду.
Это длилось примерно полчаса. Карпантье с трудом держался на ногах, слабел, чувствовал себя совершенно разбитым и больным. Он шел вперед, не разбирая дороги. Его шатало от усталости. Он был похож на корабль, из-за шторма потерявший управление.
Стало так темно, что не было видно ни зги. Очередная вспышка молнии осветила лишь грязь, в которую при каждом шаге Винсент погружался по щиколотку. Он боялся, что с ним произойдет нечто ужасное и он умрет прямо здесь, в этой грязи.
Архитектор никак не мог отделаться от тревожившего его воспоминания. Он думал об истории, которая приключилась с Ренье в Сартене. Согласно рассказу молодого человека, в ту ночь тоже была ужасная гроза.
Два-три раза в свете молнии Карпантье удавалось заметить очертания какой-то постройки, одиноко стоявшей посреди поля. Винсент мечтал укрыться там от непогоды – ему это было необходимо. И все же он не решался и проходил мимо.
Дело в том, что архитектор боялся. Он не знал, что его ждет внутри любого из этих домишек, и не хотел рисковать.
Карпантье думал о людях, приютивших Ренье. Его пробирала дрожь, когда он представлял себе пьяную Мегеру Бамбуш-Гуляку и убийцу с лицом бульдога, которого художник называл Лейтенантом.
И все же в конце концов Винсент сдался. Он совершенно выбился из сил, его лицо кровоточило – раны, ссадины и синяки от града причиняли ему сильную боль. Архитектор понял, что больше не сможет продолжать эту борьбу с самим собой.
В яркой вспышке молнии он увидел какую-то лачугу. Шагнув к ней, Карпантье упал, ударившись головой о каменный порог. К счастью, он не сильно ушибся и не потерял сознания.
Сквозь завывание ветра до него доносилось чье-то хриплое пение. Ему показалось, что поет старая пьяная женщина. Более того, он узнал песню. Это была итальянская песня.
«Все это бред, – подумал архитектор. – Это из-за того, что я все еще нахожусь под впечатлением рассказа о приключениях Ренье».
Снова сверкнула молния. Только теперь Карпантье смог рассмотреть дом. Это была старая жалкая халупа.
Оттуда доносилось пение. Через некоторое время послышалось шарканье шагов.
– Эй! – раздался хриплый голос. – Ты одеваешься или нет? Ты что, бездельник, уснул? Эй! Лейтенант!
Винсент вздрогнул. Его охватил мистический ужас. «Может, я сплю?» – спросил себя архитектор. Он ждал. Тот, кого назвали Лейтенантом, не отзывался.
– Послушай, ведь не каждый же день в твою берлогу приезжает Хозяин, чтобы сказать тебе: «День настал», – снова послышался хриплый женский голос. – Тебе надо поторопиться. Может, ты не хочешь мокнуть под дождем? Не тяни время! Если хочешь остаться в живых, немедленно отправляйся в дорогу!
И снова ответа не последовало.
«Значит, полковник приезжал сюда! – пронеслось в голове у Карпантье. – Лейтенант нужен ему для того, чтобы расправиться со мной! Лейтенант – наемный убийца!»
Винсент ощутил леденящий душу ужас. Он понял, что должен немедленно бежать, и попытался встать, но не смог: ноги его не слушались.
– Я собираюсь сходить за выпивкой, – продолжала старуха. – В моей бутылке не осталось ни капли, а я умираю от жажды. А, вот ты наконец!
В халупе раздались звуки тяжелых мужских шагов.
– Скажи-ка, Бамбуш, тебе не показалось, что Отец сегодня какой-то странный? – спросил Лейтенант. – Вроде бы он ничуть не изменился, и все же это совсем другой человек... Насчет архитектора он, конечно, прав. Пока этот человек жив, Отец не сможет чувствовать себя уверенно.
– Значит, тебе надо поторапливаться, лентяй! – прохрипела старуха.
Винсент, собравшись с силами, снова предпринял по пытку подняться. Ценой огромных усилий ему удалось встать на четвереньки.
– Достань точильный брусок, – велел Лейтенант, – а то мой нож слегка заржавел.
Раздался отвратительный скрежет, от которого у архитектора волосы на голове встали дыбом. Это было последней каплей, переполнившей чашу его страданий, и Карпантье, лишившись чувств, рухнул на порог.

XXXVIII
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

Ни Ирен, ни Ренье ничего не знали об отце, который словно в воду канул. В особняке Винсента Карпантье не удалось найти ничего, что могло бы пролить свет на тайну его исчезновения. Архитектор пропал бесследно, будто его поглотила земля.
Для Ирен это было настоящим потрясением. Читатель знает, что она уже довольно длительное время жила в состоянии нервного напряжения. Злой гений, вкравшийся к ней в доверие, оказывал пагубное воздействие на ее неокрепшую душу. Дело в том, что мать Мария Благодатная, вернее сказать, граф Жюлиан, выбрал Ирен в качестве инструмента, с помощью которого надеялся достичь своей цели: открыть дверь, ведущую в тайник с сокровищами.
Винсент Карпантье оказался меж двух огней. С одной стороны, ему угрожал новоиспеченный полковник. С другой стороны, он отверг предложение «Охотников за Сокровищами» заключить с ними союз, тем самым превратив их в своих заклятых врагов. Эти люди полагали, что архитектору известен секрет полковника, и не могли допустить, чтобы Винсент опередил их.
Одним словом, шансы Винсента Карпантье в борьбе со столь могущественными противниками были невелики.
Судя по всему, его главный враг, граф Жюлиан, мог бы стать гениальным полководцем. Когда он решил начать осаду дома своего деда, он был никем. Граф понимал, что это настоящая твердыня и взять ее будет нелегко. Другой бы на его месте отступил, Жюлиан же вел себя иначе. Он решил, что стоит попытаться использовать любую лазейку, любой способ, каким бы невероятным он ни казался, лишь бы достичь заветной цели. Граф отдавал себе отчет в том, что большая часть проделанной им работы окажется бесполезной. И все же он надеялся, что из десяти вариантов хотя бы один принесет успех.
Этот человек приехал из Италии, страны, где пламенно верят в чудеса и где вместе с тем совершаются самые неслыханные святотатства. Видимо, это повлияло на его решение поселиться в монастыре.
Там граф был вне опасности: во-первых, его защищали монастырские стены, а, во-вторых, для окружающих он был женщиной. Разве бывает лучшее укрытие от любых посягательств? На досуге Жюлиан развлекался, соблазняя юную красавицу. Он надеялся, что однажды девушка отдастся ему, а поскольку Винсент Карпантье души не чаял в своей дочери, Жюлиан полагал, что архитектор окажется целиком в его власти.
Ирен сразу же поддалась влиянию своей наставницы, которая по возрасту могла бы быть ее матерью. Она понимала, что эта женщина совсем не похожа на обычную монахиню, и это невольно притягивало девушку к ней.
Мария Благодатная была не просто прекрасна, не просто умна, она была знатного происхождения. То, что ее род постигло несчастье, только придавало ей величия в глазах бедной девушки. Это было так пленительно, так таинственно, так романтично!
Все дети, от природы одаренные воображением, тянутся к тайне, к поэзии. Вряд ли в монастыре Святого Креста была девушка, столь же умная и чуткая, как Ирен Карпантье. К сожалению, человек уязвим не только в своих слабостях, но в первую очередь в своих достоинствах.
Если бы Ирен не интересовалась итальянским языком и литературой, мать Мария Благодатная не смогла бы так подолгу говорить с ней. Разумеется, она то и дело упоминала о своем прекрасном и несчастном брате, стараясь запечатлеть этот привлекательный образ в сознании своей; юной собеседницы, намекала, что в будущем этот единственный наследник былой семейной славы обязательно станет принцем, что тоже весьма впечатляло девушку.
Искусительница давала ей понять, что и Ирен может стать причастной к грядущему возвышению ее благородного брата.
Ирен была совсем еще юной. Она горячо любила Ренье – почти так же, как своего отца. И может показаться странным: почему же это чувство до сих пор не переросло в нечто большее?
По всей видимости, в этом был повинен сам молодой человек. Впрочем, вряд ли в этом случае можно говорить о вине. Разве можно поставить человеку в вину его благородство? Ренье не просто любил девушку – он ее уважал. Он уважал их общее будущее.
Можно сказать, что Ренье страшился приоткрыть – даже для того, чтобы просто взглянуть одним глазком – тот драгоценный ларец, где хранились залоги его счастья.
Поэтому не нужно удивляться, что Ирен постоянно грезила о графе Жюлиане, хотя видела его только на медальоне своей наперсницы. Она была так чиста, что и не подозревала, что эти грезы могут стать для нее опасными.
Ирен не боялась любить брата своей лучшей подруги.
«Как? – спросит читатель. – Она его уже полюбила?»
На этот вопрос мы должны ответить утвердительно.
Разумеется, девушка любила не конкретного мужчину, а неизвестную ей опасность, угрожавшую этому бледному красавцу. Эта опасность увенчивала его чело трагическим ореолом. В таком возрасте любят то, что заставляет усиленно работать воображение.
Теперь графу Жюлиану пришлось покинуть монастырь: у него появились другие, более важные дела. Тем не менее ему было жаль плодов своего труда. Он считал, что уже немало продвинулся на пути завоевания этой привлекательной девицы. По природе своей граф был бережливым человеком. Поэтому он написал Ирен письмо, чтобы сохранить ее привязанность на будущее.
Девушка еще долго носила бы траур по своей утраченной мечте, если бы не произошло в самом деле ужасное событие.
Об исчезновении отца ей сообщил Ренье. Общее горе снова сблизило их. Когда они встретились, прошло уже пять дней с того страшного дня.
Поняв наконец, что отец исчез, художник принялся отыскивать его следы. Кое-что ему удалось узнать.
Выяснилось, что соседи видели человека в костюме странствующего художника, который свернул с улицы Вавен и направился к Обсерватории.
Одна девчушка, не раз позировавшая Ренье, узнала его одежду на каком-то пожилом человеке, который выглядел усталым и больным. Она видела его в Фонтенбло.
Натурщица и ее подруга последовали за незнакомцем и шли за ним до окрестностей Бисетра, но тут разразилась гроза, и они поспешили укрыться в ближайшем кабачке.
Итак, след терялся неподалеку от Бисетра.
Вспоминая свою последнюю встречу с отцом, Ирен только теперь осознала, что отец вел себя, да и говорил как-то странно – очень непонятно и сбивчиво. Он вроде бы хотел ей что-то сообщить, Но так и не решился этого сделать. Каким он был тогда грустным!
Девушка не находила себе места, ей хотелось повернуть время вспять, чтобы снова поговорить с отцом! Увы, это было невозможно.
Примерно то же самое происходило и с Ренье. В его ушах до сих пор звучали последние слова Винсента. Ему казалось, что это было его завещание.
«Почему он послал меня на эту станцию?» – спрашивал себя молодой человек. Он уже навел справки и знал, что архитектор сам заказал себе место на двух других станциях.
И Ренье, и Ирен одновременно пришло в голову ужасное предположение. Они оба подумали о самоубийстве. Но зачем было отцу кончать жизнь самоубийством? Дела его шли в гору: круг его заказчиков постоянно расширялся, и он богател с каждым днем.
Скоро об исчезновении Винсента Карпантье стало известно всему Парижу. Его знали все, по крайней мере, очень многие: ведь он был модным архитектором. В течение нескольких дней парижане оживленно делились друг с другом различными предположениями на этот счет.
Все знали, что в последнее время Винсент Карпантье вел довольно странный образ жизни. Он стал очень замкнутым. Его слуга по имени Робло, который, судя по всему, был к нему очень привязан, как-то в разговоре сознался, что вот уже несколько месяцев, как его хозяин стал совсем другим человеком.
Что с ним случилось? Может быть, он сошел с ума? Скоро эти предположения стали подтверждаться. Стало известно, что по ночам архитектор переодевался и уходил из дома.
Как ни странно, среди тех, кто не отрицал версию о сумасшествии, были Ренье и Ирен.
Им пришло это в голову еще до того, как об этом стали ходить слухи.
Что касается монахинь из монастыря Святого Креста, то и им теперь казалось, что, когда господин Карпантье принимал участие в приготовлении к торжественному распределению наград, у него был «какой-то странный вид».
Но это еще не все. Вскоре выяснилось, что дела у знаменитого архитектора шли далеко не так блестяще, как казалось. Внезапно возникло огромное количество предъявлявших претензии кредиторов. Однажды утром верный Робло сказал Ренье:
– Кто бы мог подумать? Мне кажется, что он должен самому Господу Богу и всем его святым. Скоро придется продать особняк. Однако боюсь, что даже этого не хватит, чтобы со всеми расплатиться.
В самом деле, особняк пришлось продать. Остались одни долги. Ирен покинула монастырь.
Через несколько месяцев девушке исполнилось шестнадцать лет.
– Давай поженимся, – сказал ей Ренье. – Такова воля нашего отца.
– Я еще слишком молода, – ответила Ирен.
Она сняла себе маленькую комнату. На жизнь Ирен зарабатывала собственным трудом.

* * *

Прошло несколько месяцев. Париж уже давно забыл о Винсенте Карпантье. Последнюю неделю парижан волновало другое важное событие: кончина добродетельного старца, полковника Боццо-Корона.
Смерть этого благодетеля человечества и его похороны описаны нами в другой книге. Здесь мы коснемся только тех подробностей, о которых мы еще не упоминали.
Лежавшего на смертном одре полковника окружали его лучшие друзья, то есть члены совета Черных Мантий. Они оставались с Отцом до самого конца. Это была настоящая семья. Две трети века этот человек был для них высшим авторитетом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67