https://wodolei.ru/catalog/mebel/shafy-i-penaly/
Наблюдая за последним финальным актом сражения сбоку, давазз комментировал его, переходя от философских замечаний о справедливом возмездии пиратам к веселым комментариям относительно некомпетентности варваров, неумеющих толком пользоваться мечами.Он говорил по-гречески, не на хинди — языке самих варваров. Но по крайней мере у одного йетайца возникли подозрения насчет смысла произносимых слов. Один йетайец, угрожающе размахивая мечом, двинулся в сторону Усанаса.Однако правду никто никогда не узнает. Усанас схватил воина за кисть и за горло, вырвал меч, сломал шейные позвонки и выбросил за борт. Другие варвары, наблюдавшие за сценой, после этого предпочли игнорировать все замечания Усанаса. Что для них оказалось лучшим вариантом, поскольку в дальнейшем Усанас переключился на рассуждения о ничтожности варваров вообще и йетайцев в частности.Говорил он достаточно громко и достаточно надменно, чтобы его слышали все рыбы в Эритрейском море. Глава 17
В последовавшие за битвой с пиратами дни многое изменилось. Только индийский корабль продолжал бороздить Эритрейское море.Море осталось таким же, дул юго-восточный ветер. Он не изменял направления и надувал паруса с одинаковой силой каждый день (Гармат сообщил римлянам, что юго-восточный ветер — порывистый и яростный — сильно отличается от теплого и приятного, который через несколько месяцев понесет их назад). Море всегда казалось одинаковым, точно так же, как и слабо различимая береговая линия на севере. Теперь они шли вдоль берегов Персии, оставив позади Аравию и опасности, которые могли поджидать у ее берегов.Из-за постоянно маячившей в поле зрения береговой линии Эон ежедневно с недовольством рассуждал о неуклюжих индусах. Его советник часто комментировал противоречивые привычки разных народов, например аксумитов и арабов (ну и греков, конечно). Правда, отдать им должное, все они смело выходят в открытое море, оставляя далеко позади берег, и пересекают любые водные пространства. Неизбежно следовали замечания Усанаса о неразделимой связи морского дела и аксумского бахвальства.Но все остальное изменилось.Во-первых, отношение Венандакатры к «гостям». Индус забыл о высокомерии и холодной, змеиной надменности. Он больше не игнорировал иностранцев. О нет, совсем не игнорировал. Венандакатра ежедневно приходил в гости, за ним тащилась группа жрецов. Компания по меньшей мере час проводила в беседах с Велисарием, Эоном и Гарматом. (Остальных Венандакатра игнорировал; они были просто обычными солдатами или, в случае Усанаса, самыми гротескными рабами в мире.)Он также ежедневно приглашал Велисария и Эона (и из вежливости — Гармата) отужинать с ним в его каюте. Приглашение всегда принималось Велисарием — с энтузиазмом, Гармат выполнял долг, принц с мрачным видом подчинялся. Правда, он чувствовал себя, как мальчик, которого тащат за уши.Готовность и желание полководца участвовать в этих ужинах не объяснялись радостью общения с Венандакатрой и желанием провести вечер в его компании. При личном общении в узком кругу индус оказался еще более отвратительным, чем на расстоянии. Энтузиазм Велисария также не подогревали сами ужины, хотя их готовили великолепные повара. Велисарий не был гурманом и всегда считал лучшей приправой к еде приятную компанию за столом. Несмотря на изысканность подаваемой в каюте Венандакатры пищи (благодаря использованию многочисленных специй и соусов), едкая приправа, которую приходилось терпеть, казалась слюной самого Сатаны.Полководец не сомневался в истинных мотивах Венандакатры. Велисарий прекрасно понимал, что внезапное гостеприимство малвы — не результат благодарности за решающую роль, которую сыграли лично Велисарий и его люди во время сражения с пиратами.Нет, ни в коей мере. Полководец был уверен в этом так же, как в том, что его зовут Велисарий. Да, новое отношение Венанадакатры на самом деле стало следствием битвы. Однако результатом, рожденным не из благодарности, а страха.Венандакатре никогда раньше не доводилось наблюдать за римлянами или аксумитами в деле. Теперь он увидел и знал: это — его будущие враги. Индус увидел разбитые булавой черепа, проткнутые копьями тела, отрубленные конечности, выпавшие кишки и море крови. По его спине пробегал холодок, когда он думал, как этот враг ужасен, и что совсем недавно они даже представить не могли, на сколько ужасен. Раньше, в коридорах особняков малва или полных благовоний залах императорских дворцов, во время планирования предстоящих операций, они с уверенностью смотрели в будущее. Теперь ни о какой уверенности не могло идти и речи. Да, они покорят и поработят Рим, но эго окажется нелегкой задачей, очень непростой.И поэтому, знал Велисарий, Венандакатра и ходил каждый день в гости и ежедневно приглашал их на ужин. Именно так кобра приподнимает голову, показывает раздвоенный язык и раскачивается в странном завораживающем ритме, чтобы ввести в транс будущую жертву.И точно так же, радостно, мангуст попадает в ловушку.Ум Велисария напоминал корень старого дерева. И теперь между извилин своеобразного ума зарождался, строился и развивался план.Новый план оказался таким же хитрым, как и все стратегические разработки, когда-либо придуманные полководцем. (А он был человеком, ценившим хитрость гораздо выше, чем другие ценят золото, а третьи — красоту наложниц.) Ум сам по себе давал сердцу Велисария только удовлетворение, но не радость. Нет, радость он получал по-другому. Радость, нет, лучше сказать, дикое и безудержное веселье объяснялось тем, что весь план основывался и вертелся вокруг души человека, против которого был направлен. Венандакатру называли Подлым. И именно его подлость погубит его — при помощи Велисария.Поэтому каждый день на залитом солнцем носу корабля Велисарий сердечно и уважительно приветствовал Венандакатру. И поэтому каждый вечер в освещенной светильниками каюте Велисарий отвечал на показное дружелюбие индуса показным весельем, на непристойные шутки хозяина — ответными остротами, на рассказы о развращенности и испорченности малва — демонстрируя свою собственную коррумпированность.В другой ситуации хитрый и внимательный советник Гармат реагировал бы на вдруг появившуюся сердечность Венандакатры ничего не выражающим лицом. Или даже молчаливым презрением. Отвращением. Надменный молодой принц с сердцем слона — сказал бы что-нибудь укоризненно и презрительно. Но после сражения изменились многие обстоятельства. И изменения в группе римлян и аксумитов не были результатом двуличности или подлости.На самом деле и перед битвой и римляне, и аксумиты относились друг к другу по-дружески.Во время совещания с Эоном и Гарматом, после их возвращения в Аксумское царство вместе с Велисарием, царь Калеб ясно показал им важность укрепления союза с Римом. Именно по этой причине он согласился на предложение сопроводить византийцев в Индию, хотя путешествие и может стать последним для его младшего сына.Велисарий не получал таких точных и определенных императорских наставлений, но имел свои основания для закрепления отношений с аксумигами. Он уже — пусть только примерно и в общих чертах — формировал стратегию будущей войны Рима с империей малвы. Роль Аксумского царства в этой войне станет решающей.Опытные воины — катафракты и сарвены Эона — быстро поняли отношение своего начальства и вели себя соответствующим образом. Менандр, наполненный бездумной уверенностью юности, сам по себе мог бы каким-то образом проявить враждебность или продемонстрировать предубеждения, но только не рядом с ветеранами, наблюдавшими за ним, как два ястреба.Поэтому во время долгих месяцев, предшествующих сражению с пиратами, римляне и аксумиты вместе отправились в Сирию, потом в Дарас, затем в Египет, Асэб — порт в Аксумском царстве, оттуда по суше в столицу Аксумского царства город Аксум, долгое время оставались в Аксуме, опять вернулись в Асэб и там взошли на борт корабля малва, несущего Венандакатру и сопровождающих его лиц назад в Индию. За это время между римлянами и аксумитами сложились теплые отношения. Все они к тому же соблюдали дисциплину и приличия, не оскорбляя ни расовые, ни национальные чувства друг друга.Да, все это так. Но тем не менее они друг для друга оставались чужестранцами, несмотря на то что аксумиты говорили на хорошем (пусть и с акцентом) греческом, а римляне начали говорить на плохом (и с очень сильным акцентом) геэзе. Никто ни разу не произнес слов, которые могли бы оскорбить других. (Конечно, не считая Усанаса. Но поскольку давазз всех оскорблял в равной степени, включая племена и нации, о которых никто даже не слышал, его немыслимое поведение вскоре стало приниматься, как нечто естественное, точно так же, как люди примиряются с ветром, дождем или надоедливыми насекомыми.) Но на протяжении всех месяцев совместного путешествия и взаимного расположения, все-таки полного доверия и полной уверенности друг в друге не возникло. И не сложилось искренней близости духа.Теперь все изменилось. После сражения соблюдаемые раньше положенные правилами хорошего тона приличия исчезли. Исчезла положенная вежливость к представителям другой нации, в особенности среди простых воинов. Их заменили насмешки и грубые шутки, оскорбления и унижения, ворчание и жалобы — короче, все то, чем омытые кровью ветераны закрепляют свою дружбу.Сарвены впервые произнесли вслух свои имена. Получивший новый шрам на черной голове звался Эзана. Второй — Вахси. Римлянам рассказали о древнем аксумском обычае. Настоящее имя сарвена никогда не раскрывалось никому, кроме членов саравита, чтобы враги не использовали против воина колдовские чары. После того как мальчика принимали в сарв, он получал новое имя, которым его с тех пор называли его товарищи, но только при личном общении.Вскоре после сражения с пиратами, на небольшой церемонии, проведенной, пока начальники общались с Венандакатрой, двое сарвенов официально приняли в свои ряды — в Дакуэн — трех катафрактов и назвали им свои настоящие имена.Римские воины посчитали традицию странной, но не стали над ней смеяться, потому что они совсем не считали странной боязнь колдовства. Валентин с Анастасием носили на себе различные амулеты, отгоняющие колдовские чары и предохраняющие от них. А Менандр, даже пока его мучила лихорадка, пока он лежал без сознания и затем поправлялся после полученного ранения, ни на секунду не выпустил из руки маленькую иконку, полученную в тот день, когда он с гордостью вступил в ряды катафрактов по призыву Велисария. Иконку вручил ему деревенский священник и заверил молодого катафракта, что она убережет его от зла и дьявольских чар.И она на самом деле уберегла — ведь юноша поправился, разве нет? От раны, которая по опыту ветеранов, как римлян, так и аксумитов, обычно приводила к смерти от заражения крови, причем мучительной и долгой. На самом деле великолепная иконка!Но независимо от того, была иконка чудотворной или нет, выздоровлению молодого фракийца несомненно помогли аксумиты. Их странные и экзотические настои и мази, а также сочувствие и поддержка друзей на протяжении длинных, наполненных болью дней и ночей, в особенности поддержка менее серьезно раненого Эзаны.Со временем Менандр научился быстро говорить на геэзе, гораздо лучше всех римлян. Более того, речь парня не портил ужасный акцент, от которого не могли избавиться другие римляне, пытавшиеся говорить на геэзе (за исключением Велисария, конечно, чей геэз вскоре не отличался от речи аксумита, но Велисарий-то — колдун).Со временем Менандр станет самым популярным римским офицером среди аксумских войск, с которыми его войскам придется часто объединяться. И много времени спустя после выздоровления от полученного ранения катафракт наконец вернется в свою любимую Фракию. Конечно, уже не юношей, неизвестным никому, кроме соседей по деревне, а железным седовласым ветераном, чье имя гремело на многих территориях. Он будет спокойно относиться к славе и наслаждаться годами отставки, а всю свою гордость и любовь сохранит для большого потомства — темнокожих детей — и любимой жены из Аксумского царства.Эзана тоже переживет войны. Время от времени сарвен будет приезжать во Фракию, навестить своего старого друга Менандра и сводную сестру, ставшую женой Менандра. Эзана не станет брать с собой во Фракию много сопровождающих, хотя сам высоко поднимется в воинской иерархии и большую группу сопровождающих ему всегда станет предлагать негуса нагаст. Но зачем они ему? Во Фракию поедет он сам — и его обширная коллекция шрамов и воспоминаний.В будущем Эзана получит огромное удовольствие от этих посещений. Он с наслаждением будет смотреть, как солнце садится за дальними горами Македонии, попивая из кубка вино в компании Менандра и своей сводной сестры. Вокруг них соберутся внимательные многочисленные отпрыски Менандра, а также целая орава деревенских детей, для которых скромная усадьба Менандра станет огромной игровой площадкой. Они вместе будут делиться воспоминаниями.Некоторые из воспоминаний окажутся грустными. Вахси не переживет войны. Он погибнет во время морской битвы у персидских берегов, и его тело не найдут. Но он умрет геройски, и его имя останется в памяти — его вырежут на небольшом монументе в африканских горах и будут вспоминать в небольшом тихом фракийском монастыре.Всегда во время этих посещений Менандр и Эзана будут вспоминать корабль и Эритрейское море. И в это время дети всегда будут прекращать игры и замолкать, и собираться вокруг. Это станет их любимым рассказом, и они никогда от него не устанут. Ни дети, ни старые ветераны, которые с радостью повторят его снова и снова.(Конечно, от него устанет жена Менандра и станет жаловаться своим деревенским подругам. Но зачем мужчинам обращать внимание на ворчание? Они давно к нему привыкли. Как знают все ветераны, жены любят поворчать, не дождешься от них должного уважения к рассказам мужей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
В последовавшие за битвой с пиратами дни многое изменилось. Только индийский корабль продолжал бороздить Эритрейское море.Море осталось таким же, дул юго-восточный ветер. Он не изменял направления и надувал паруса с одинаковой силой каждый день (Гармат сообщил римлянам, что юго-восточный ветер — порывистый и яростный — сильно отличается от теплого и приятного, который через несколько месяцев понесет их назад). Море всегда казалось одинаковым, точно так же, как и слабо различимая береговая линия на севере. Теперь они шли вдоль берегов Персии, оставив позади Аравию и опасности, которые могли поджидать у ее берегов.Из-за постоянно маячившей в поле зрения береговой линии Эон ежедневно с недовольством рассуждал о неуклюжих индусах. Его советник часто комментировал противоречивые привычки разных народов, например аксумитов и арабов (ну и греков, конечно). Правда, отдать им должное, все они смело выходят в открытое море, оставляя далеко позади берег, и пересекают любые водные пространства. Неизбежно следовали замечания Усанаса о неразделимой связи морского дела и аксумского бахвальства.Но все остальное изменилось.Во-первых, отношение Венандакатры к «гостям». Индус забыл о высокомерии и холодной, змеиной надменности. Он больше не игнорировал иностранцев. О нет, совсем не игнорировал. Венандакатра ежедневно приходил в гости, за ним тащилась группа жрецов. Компания по меньшей мере час проводила в беседах с Велисарием, Эоном и Гарматом. (Остальных Венандакатра игнорировал; они были просто обычными солдатами или, в случае Усанаса, самыми гротескными рабами в мире.)Он также ежедневно приглашал Велисария и Эона (и из вежливости — Гармата) отужинать с ним в его каюте. Приглашение всегда принималось Велисарием — с энтузиазмом, Гармат выполнял долг, принц с мрачным видом подчинялся. Правда, он чувствовал себя, как мальчик, которого тащат за уши.Готовность и желание полководца участвовать в этих ужинах не объяснялись радостью общения с Венандакатрой и желанием провести вечер в его компании. При личном общении в узком кругу индус оказался еще более отвратительным, чем на расстоянии. Энтузиазм Велисария также не подогревали сами ужины, хотя их готовили великолепные повара. Велисарий не был гурманом и всегда считал лучшей приправой к еде приятную компанию за столом. Несмотря на изысканность подаваемой в каюте Венандакатры пищи (благодаря использованию многочисленных специй и соусов), едкая приправа, которую приходилось терпеть, казалась слюной самого Сатаны.Полководец не сомневался в истинных мотивах Венандакатры. Велисарий прекрасно понимал, что внезапное гостеприимство малвы — не результат благодарности за решающую роль, которую сыграли лично Велисарий и его люди во время сражения с пиратами.Нет, ни в коей мере. Полководец был уверен в этом так же, как в том, что его зовут Велисарий. Да, новое отношение Венанадакатры на самом деле стало следствием битвы. Однако результатом, рожденным не из благодарности, а страха.Венандакатре никогда раньше не доводилось наблюдать за римлянами или аксумитами в деле. Теперь он увидел и знал: это — его будущие враги. Индус увидел разбитые булавой черепа, проткнутые копьями тела, отрубленные конечности, выпавшие кишки и море крови. По его спине пробегал холодок, когда он думал, как этот враг ужасен, и что совсем недавно они даже представить не могли, на сколько ужасен. Раньше, в коридорах особняков малва или полных благовоний залах императорских дворцов, во время планирования предстоящих операций, они с уверенностью смотрели в будущее. Теперь ни о какой уверенности не могло идти и речи. Да, они покорят и поработят Рим, но эго окажется нелегкой задачей, очень непростой.И поэтому, знал Велисарий, Венандакатра и ходил каждый день в гости и ежедневно приглашал их на ужин. Именно так кобра приподнимает голову, показывает раздвоенный язык и раскачивается в странном завораживающем ритме, чтобы ввести в транс будущую жертву.И точно так же, радостно, мангуст попадает в ловушку.Ум Велисария напоминал корень старого дерева. И теперь между извилин своеобразного ума зарождался, строился и развивался план.Новый план оказался таким же хитрым, как и все стратегические разработки, когда-либо придуманные полководцем. (А он был человеком, ценившим хитрость гораздо выше, чем другие ценят золото, а третьи — красоту наложниц.) Ум сам по себе давал сердцу Велисария только удовлетворение, но не радость. Нет, радость он получал по-другому. Радость, нет, лучше сказать, дикое и безудержное веселье объяснялось тем, что весь план основывался и вертелся вокруг души человека, против которого был направлен. Венандакатру называли Подлым. И именно его подлость погубит его — при помощи Велисария.Поэтому каждый день на залитом солнцем носу корабля Велисарий сердечно и уважительно приветствовал Венандакатру. И поэтому каждый вечер в освещенной светильниками каюте Велисарий отвечал на показное дружелюбие индуса показным весельем, на непристойные шутки хозяина — ответными остротами, на рассказы о развращенности и испорченности малва — демонстрируя свою собственную коррумпированность.В другой ситуации хитрый и внимательный советник Гармат реагировал бы на вдруг появившуюся сердечность Венандакатры ничего не выражающим лицом. Или даже молчаливым презрением. Отвращением. Надменный молодой принц с сердцем слона — сказал бы что-нибудь укоризненно и презрительно. Но после сражения изменились многие обстоятельства. И изменения в группе римлян и аксумитов не были результатом двуличности или подлости.На самом деле и перед битвой и римляне, и аксумиты относились друг к другу по-дружески.Во время совещания с Эоном и Гарматом, после их возвращения в Аксумское царство вместе с Велисарием, царь Калеб ясно показал им важность укрепления союза с Римом. Именно по этой причине он согласился на предложение сопроводить византийцев в Индию, хотя путешествие и может стать последним для его младшего сына.Велисарий не получал таких точных и определенных императорских наставлений, но имел свои основания для закрепления отношений с аксумигами. Он уже — пусть только примерно и в общих чертах — формировал стратегию будущей войны Рима с империей малвы. Роль Аксумского царства в этой войне станет решающей.Опытные воины — катафракты и сарвены Эона — быстро поняли отношение своего начальства и вели себя соответствующим образом. Менандр, наполненный бездумной уверенностью юности, сам по себе мог бы каким-то образом проявить враждебность или продемонстрировать предубеждения, но только не рядом с ветеранами, наблюдавшими за ним, как два ястреба.Поэтому во время долгих месяцев, предшествующих сражению с пиратами, римляне и аксумиты вместе отправились в Сирию, потом в Дарас, затем в Египет, Асэб — порт в Аксумском царстве, оттуда по суше в столицу Аксумского царства город Аксум, долгое время оставались в Аксуме, опять вернулись в Асэб и там взошли на борт корабля малва, несущего Венандакатру и сопровождающих его лиц назад в Индию. За это время между римлянами и аксумитами сложились теплые отношения. Все они к тому же соблюдали дисциплину и приличия, не оскорбляя ни расовые, ни национальные чувства друг друга.Да, все это так. Но тем не менее они друг для друга оставались чужестранцами, несмотря на то что аксумиты говорили на хорошем (пусть и с акцентом) греческом, а римляне начали говорить на плохом (и с очень сильным акцентом) геэзе. Никто ни разу не произнес слов, которые могли бы оскорбить других. (Конечно, не считая Усанаса. Но поскольку давазз всех оскорблял в равной степени, включая племена и нации, о которых никто даже не слышал, его немыслимое поведение вскоре стало приниматься, как нечто естественное, точно так же, как люди примиряются с ветром, дождем или надоедливыми насекомыми.) Но на протяжении всех месяцев совместного путешествия и взаимного расположения, все-таки полного доверия и полной уверенности друг в друге не возникло. И не сложилось искренней близости духа.Теперь все изменилось. После сражения соблюдаемые раньше положенные правилами хорошего тона приличия исчезли. Исчезла положенная вежливость к представителям другой нации, в особенности среди простых воинов. Их заменили насмешки и грубые шутки, оскорбления и унижения, ворчание и жалобы — короче, все то, чем омытые кровью ветераны закрепляют свою дружбу.Сарвены впервые произнесли вслух свои имена. Получивший новый шрам на черной голове звался Эзана. Второй — Вахси. Римлянам рассказали о древнем аксумском обычае. Настоящее имя сарвена никогда не раскрывалось никому, кроме членов саравита, чтобы враги не использовали против воина колдовские чары. После того как мальчика принимали в сарв, он получал новое имя, которым его с тех пор называли его товарищи, но только при личном общении.Вскоре после сражения с пиратами, на небольшой церемонии, проведенной, пока начальники общались с Венандакатрой, двое сарвенов официально приняли в свои ряды — в Дакуэн — трех катафрактов и назвали им свои настоящие имена.Римские воины посчитали традицию странной, но не стали над ней смеяться, потому что они совсем не считали странной боязнь колдовства. Валентин с Анастасием носили на себе различные амулеты, отгоняющие колдовские чары и предохраняющие от них. А Менандр, даже пока его мучила лихорадка, пока он лежал без сознания и затем поправлялся после полученного ранения, ни на секунду не выпустил из руки маленькую иконку, полученную в тот день, когда он с гордостью вступил в ряды катафрактов по призыву Велисария. Иконку вручил ему деревенский священник и заверил молодого катафракта, что она убережет его от зла и дьявольских чар.И она на самом деле уберегла — ведь юноша поправился, разве нет? От раны, которая по опыту ветеранов, как римлян, так и аксумитов, обычно приводила к смерти от заражения крови, причем мучительной и долгой. На самом деле великолепная иконка!Но независимо от того, была иконка чудотворной или нет, выздоровлению молодого фракийца несомненно помогли аксумиты. Их странные и экзотические настои и мази, а также сочувствие и поддержка друзей на протяжении длинных, наполненных болью дней и ночей, в особенности поддержка менее серьезно раненого Эзаны.Со временем Менандр научился быстро говорить на геэзе, гораздо лучше всех римлян. Более того, речь парня не портил ужасный акцент, от которого не могли избавиться другие римляне, пытавшиеся говорить на геэзе (за исключением Велисария, конечно, чей геэз вскоре не отличался от речи аксумита, но Велисарий-то — колдун).Со временем Менандр станет самым популярным римским офицером среди аксумских войск, с которыми его войскам придется часто объединяться. И много времени спустя после выздоровления от полученного ранения катафракт наконец вернется в свою любимую Фракию. Конечно, уже не юношей, неизвестным никому, кроме соседей по деревне, а железным седовласым ветераном, чье имя гремело на многих территориях. Он будет спокойно относиться к славе и наслаждаться годами отставки, а всю свою гордость и любовь сохранит для большого потомства — темнокожих детей — и любимой жены из Аксумского царства.Эзана тоже переживет войны. Время от времени сарвен будет приезжать во Фракию, навестить своего старого друга Менандра и сводную сестру, ставшую женой Менандра. Эзана не станет брать с собой во Фракию много сопровождающих, хотя сам высоко поднимется в воинской иерархии и большую группу сопровождающих ему всегда станет предлагать негуса нагаст. Но зачем они ему? Во Фракию поедет он сам — и его обширная коллекция шрамов и воспоминаний.В будущем Эзана получит огромное удовольствие от этих посещений. Он с наслаждением будет смотреть, как солнце садится за дальними горами Македонии, попивая из кубка вино в компании Менандра и своей сводной сестры. Вокруг них соберутся внимательные многочисленные отпрыски Менандра, а также целая орава деревенских детей, для которых скромная усадьба Менандра станет огромной игровой площадкой. Они вместе будут делиться воспоминаниями.Некоторые из воспоминаний окажутся грустными. Вахси не переживет войны. Он погибнет во время морской битвы у персидских берегов, и его тело не найдут. Но он умрет геройски, и его имя останется в памяти — его вырежут на небольшом монументе в африканских горах и будут вспоминать в небольшом тихом фракийском монастыре.Всегда во время этих посещений Менандр и Эзана будут вспоминать корабль и Эритрейское море. И в это время дети всегда будут прекращать игры и замолкать, и собираться вокруг. Это станет их любимым рассказом, и они никогда от него не устанут. Ни дети, ни старые ветераны, которые с радостью повторят его снова и снова.(Конечно, от него устанет жена Менандра и станет жаловаться своим деревенским подругам. Но зачем мужчинам обращать внимание на ворчание? Они давно к нему привыкли. Как знают все ветераны, жены любят поворчать, не дождешься от них должного уважения к рассказам мужей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57