Приехав в очередной раз в Варанвиль за новостями, Тремэн увидел, что в замке все вверх дном. Несмотря на порывистый ветер, окна и двери дома были распахнуты настежь, оттуда вырывались клубы пахнущего серой дыма, как будто сам Люцифер поселился в добропорядочном нормандском замке. Посреди двора Белина сжигала на огромном костре вороха одежды, постельное белье, одеяла. Увидев Тремэна, она подняла в знак приветствия огромные вилы, которыми ворошила костер, и крикнула:
– Месье Александр спасен!
Наконец появилась Роза, бледная, худая, но светящаяся от счастья. Заметив Гийома, она бросилась ему навстречу, он едва успел соскочить с лошади и принять ее в свои объятия. Роза и плакала, и смеялась от счастья: температура у больного упала, и отныне доктор Аннеброн отвечал за жизнь юноши.
Они долго стояли, прижавшись друг к другу, Гийом слышал, как бьется сердце молодой женщины. Пока она бежала к нему, чепец слетел, шелковистые волосы рассыпались по плечам, легкой волной накрыли руки Гийома. Потрясенный, он чуть не сказал больше, чем нужно и можно было в этот момент, когда мать только-только выбралась из ада. Но Роза уже отстранилась, и Тремэн увидел, что ее зеленые глаза вновь обрели присущий им веселый блеск.
– Пойдемте скорее на кухню пить кофе! Мари только что вынула из печи сухарики. Устроим праздник!
Она взяла его за руку, и они, как дети, почти вприпрыжку побежали в огромный сводчатый зал, откуда божественно пахло горячим маслом. Мари Гоэль обхаживала своего Фелисьена: тому надоела ссылка, и он рано утром вернулся из Шантелу, влекомый тайным предчувствием, которое бывает только у стариков. Объятиям и радостным возгласам не было конца, не принимал в общем веселье участия один Франсуа Ньель: Роза отправила канадца спать, и никто не ждал, что он проснется раньше завтрашнего утра.
– Вы не представляете, сколько работы выпало на его плечи, и ту преданность, с которой он ухаживал за моим Александром. Это замечательнейший из людей, Гийом, и да благословит вас Господь за то, что у вас есть такой друг! Кстати, – добавила Роза, беспомощно разведя руками, – я совершенно не представляю, как мне его отблагодарить.
Гийому, напротив, это было хорошо известно, и он испугался. Какова должна быть любовь Франсуа к этой встреченной им впервые женщине, что он обрек себя на смертельный риск! Но не ему открывать Розе тайну канадца, тем более если хозяйка Варанвиля и не подозревает, какие чувства внушила этому спокойному, невозмутимому, тихому человеку. Но ответить что-то было надо:
– Я хорошо знаю Франсуа. Ему будет достаточно вашего «спасибо». Однако, когда в доме будет наведен порядок, пригласите его провести несколько дней рядом с вашей улыбкой и вареньем Мари Гоэль. Я думаю, он будет на верху блаженства.
Но Роза, глядя прямо на Гийома зелеными глазами, сердито фыркнула:
– Вы с Луны свалились, Гийом? Да Франсуа уже несколько дней известно, что мой дом всегда открыт для него, что он может оставаться здесь так долго и приезжать так часто, как захочет. После того что он сделал, я буду последней из неблагодарных, если не стану почитать его настоящим членом нашей семьи. Больше того: Мари его обожает, а Александр, которого обычно трудно чем-либо соблазнить, испытывает к Франсуа глубочайшее почтение.
Ай!.. Какой же неприятный укол ощутил Тремэн в области сердца! Не смея задерживать на нем внимание, он решил поразмыслить об этом позже, в тиши своего логова посреди древних фолиантов.
– Не знаю, что и сказать вам, Роза, – просто ответил он. – Ну придумайте что-нибудь сами. И вообще, возможно, отныне вы знаете Франсуа лучше меня. Мы ведь с ним не видели друг друга много лет...
Покинув Варанвиль, Гийом возвращался домой со странным и пренеприятнейшим чувством, что у него что-то украли. Он был недоволен всем, всеми и в первую очередь самим собой. Впрочем, упрекать Франсуа ему было не в чем: канадец бросился на помощь любимой, ни на секунду не задумавшись, что рискует собственной жизнью. В самом деле, Пьер Аннеброн весьма и весьма сомневался, что Ньель когда-либо болел оспой. «Эта гнусная болезнь всегда оставляет хотя бы несколько отметин!» – заявлял он.
Лицо же Франсуа было розовым и свежим. Не в чем упрекать и Розу: ее, несомненно, тронуло самопожертвование канадца, его преданность. К тому же голубые глаза цвета горечавки, радушная улыбка, ровное хорошее настроение и мужественная фигура человека, привыкшего жить на свежем воздухе, не могли не покорить женское сердце. «Мы одного с ним возраста, – размышлял Гийом, – почему бы ей не предпочесть Франсуа?» Из прошлого опыта он знал, что дочь Евы трудно предсказуема и любому нормальному человеку всегда нелегко ее понять.
Добравшись до Тринадцати Ветров, он заметил в окне Лорну Девушка стояла возле окна, наполовину закрытого тяжелыми шторами. Гийом почувствовал еще большее раздражение. Он совсем позабыл о племяннице, однако один Бог ведает, как она отравляет ему жизнь. Она сделалась в доме яблоком раздора, червем грызла его душу: при виде Лорны Гийома раздирали два желания – либо избить ее, либо заняться с ней любовью... Ему даже случалось мечтать, как он делает и то, и другое одновременно, что, в общем-то, было бы вполне по-семейному, но ее яркая красота не могла никого оставить равнодушным. Во всяком случае, одно было известно абсолютно достоверно: молодой Брент сходил по Лорне с ума.
Остановив Сахиба возле конюшни, Тремэн позволил себе несколько мгновений просто полюбоваться собственным домом. Легкая дымка не скрывала ни мягкого блеска светлого камня, ни элегантности его линий. Великолепный дом, в нем так удобно жить среди детей и нескольких преданных друзей, несмотря на внешние неурядицы и трудности. Мир и покой его дома всегда казались Гийому какими-то исключительными. В последнее время он потерял покой и теперь хотел вновь его обрести. В конце концов человек в его возрасте имеет право на спокойную жизнь!
– Какие новости, месье Гийом?
Тремэн опустил глаза и увидел возле головы его лошади взволнованные глаза Дагэ и тревожные глубокие складки на его переносице. Он тотчас устыдился: не время копаться в собственной душе, сегодня он – вестник радости, хотя по его виду этого не скажешь. Лицо Гийома преобразилось.
– Самые наилучшие, дружище! – воскликнул он, осторожно вытаскивая поврежденную ногу из стремени – в эту промозглую погоду она всегда у него немного побаливала. – Александр, кажется, пошел на поправку, в Варанвиле праздник!
– Больше никто не заболел? Мадам баронесса в порядке?
– В полном! Что касается месье Франсуа и нашей Белины – один спит мертвым сном, другая сжигает во дворе все, к чему прикасался больной...
Навстречу Гийому уже бежала вся четверка детей, за ними – Элизабет и Потантен. Новость была встречена бурными возгласами и слезами, которые девушка побежала утирать в свою комнату. Ей было просто необходимо смыть слезами накопившуюся за эти дни тревогу. Потантен предложил оросить шампанским вечернее меню, которое стараниями мадам Белек наверняка будет на уровне знаменательного события. Это было в традициях Тринадцати Ветров, и Гийом согласился, лукаво взглянув на дворецкого, – Потантен не упускал случая вытащить из погреба бутылочку доброго шампанского...
Гийом шел к дому, положив руки на плечи обоих сыновей, вдруг Артур остановился:
– С вашего позволения, отец, я сообщу новость сестре. Пора ей выходить из укрытия, если не хочет выглядеть смешной и... надоедать вам.
– Кто тебе сказал, что Лорна мне надоела? Она боялась? Ну кто же упрекнет хорошенькую женщину, которая боится за свою красоту? Вполне объяснимая слабость!
Узкое лицо с вполне сложившимися строгими чертами озарилось легкой улыбкой.
– Спасибо за снисходительность, отец, но Лорна – не слабая женщина. Наоборот, она сильная, дерзкая, отважная, особенно там, где имеются препятствия, – их она терпеть не может. Но есть вещи, которых я лично не приемлю: например, Лорна нанесла оскорбление Виктории и Амелии, сочтя их заразными. Так вот, если этим вечером она не отужинает с нами, я больше не сяду с ней за один стол!
Удивленный и довольный решимостью подростка, Гийом тихо ответил:
– Как сочтешь нужным.– А потом, окликнув, добавил: – Для облегчения переговоров можешь сообщить сестре, что я готов отвезти ее в Овеньер, как только она будет готова... состояние дорог уже вполне сносное...
За несколько минут до начала праздничного ужина в гостиной появилась одетая в лиловое муаровое платье Лорна, плечи ее были обнажены, как на королевском приеме, на длинной худой шее – жемчужное колье и старинная камея. Все присутствующие застыли в оцепенении.
Делая вид, что ничего не замечает, Лорна направилась прямо к девочкам Варанвиль, с умилением поглядела на них, наклонилась и расцеловала.
– Рада познакомиться с вами наконец и счастлива узнать, что ваш брат отныне вне опасности. Надеюсь, вы на меня не в обиде за то, что так долго не показывалась на людях? Я неимоверно плохо себя чувствовала...
И, не ожидая ответа, повернулась к Гийому:
– Не подадите ли мне руку, милый дядюшка? Ничего не люблю так, как семейные праздники, к тому же я неимоверно голодна, будто вернулась из долгого путешествия...
Да, настоящая королева среди своих подданных! «Ей не занимать смелости!» – подумал Гийом, а Артур был доволен – и это, пожалуй, главное. К тому же смотреть на Лорну было одно удовольствие...
Глава X
НОЧЬ В ОВЕНЬЕРЕ
Гийом толкнул калитку, и она едва скрипнула. Лорна, сидевшая в кабриолете, во все глаза смотрела на длинный низкий дом, который даже зимой не потерял своего очарования. Он был окружен зарослями глициний, ветки которых доходили до синей черепичной крыши, и напоминал лицо женщины, окаймленное кружевами. В этот февральский день сад вокруг дома был похож на рисунок углем, и его оживляли лишь несколько кустов можжевельника и бледные шпаги листьев ирисов, зеленеющих на фоне опавших листьев. Это было как бы напоминанием о грядущем весеннем буйстве зелени.
Молодая женщина поставила кабриолет, как указал ей ее спутник, под сень четырех старых дубов, стволы которых были покрыты беловатым лишайником. Гийом закрыл ворота и подошел к ней. А она, глядя на крышу дома, прошептала:
– Я думала, что этот дом необитаем, а из труб идет дым...
– Разве я говорил, что он необитаем? Здесь есть сторож. Тот самый, которого знала еще ваша матушка. К тому же я предупредил его, чтобы он разжег камины... А вот и он...
К ним действительно шел человек. Это был крупный седоватый мужчина, напоминавший своим видом большую сторожевую собаку, идущую на задних лапах. Жиль Перье почти не изменился за время своего изгнания на острове Джерси, где в 94-м году умерла его мать. Может быть, стал более тихим и молчаливым. Но когда он взглянул на женщину, его глаза выразили такое удивление, что Гийом улыбнулся. Только после этого сторож поздоровался и доложил, что все готово.
– Я боялся, что вас застанет ночь в дороге, – добавил он. – Скоро начнется буря...– Мы тоже этого побаивались. Нам пришлось сделать крюк, так как на дороге валялось поваленное дерево.
Спускаясь с помощью Гийома с подножки кабриолета, молодая женщина спросила:
– Что готово? Мы проведем ночь в пустом доме?
– Сейчас увидите! Может быть, тогда он не покажется вам таким уж пустым?
Внезапно налетевший порыв ветра заставил Лорну закутаться плотнее в пальто и даже немного согнуться, прежде чем она устремилась к мощной дубовой двери, над которой ветви растений образовали арку. Сторож открыл перед ней дверь. В доме горели свечи и от камина лился золотистый свет, разгонявший сумерки. К тому же пахло жареной курицей.
– О! – только и проговорила Лорна, увидя все это и почувствовав аромат кухни. В комнате было все – или почти все – так, как описывала ей когда-то мать. На стене все так же висел портрет мальтийского рыцаря в позолоченной раме, он мерил задумчивым взглядом вошедших. Вновь стоял маленький столик с письменным прибором, книжный шкаф, серебряные подсвечники на инкрустированном комоде. Вновь вернулись в дом деревянные кресла с подушками и старинные фаянсовые вазы, куда Мари любила ставить цветы из сада. Не удалось лишь найти коллекцию оружия, собранную «кузеном Теофилем». Во время Революции все, что служит для того, чтобы убивать себе подобных, представляло большой интерес и не могло оставаться на стене.
Остановившись на пороге, Лорна осматривала убранство комнаты, от которого веяло теплом и спокойствием. Все это счастливо дополнялось маленьким столиком, на котором все было готово к ужину.
– Я ничего не понимаю, – проговорила она, удивленно обратив взор на Гийома.
– А все очень просто: я знал, у кого была мебель и большинство вещей, проданных вашей матушкой. Я просто выкупил все и поставил на свои места.
– Все так просто? Когда люди покупают что-то, они делают это совсем не для того, чтобы потом продать.
– Но когда нет выбора...
У Бюто действительно не было выбора, когда накануне его ареста в конце III года (1795 г.) у него в доме появился Гийом Тремэн с пачкой ассигнаций в одной руке и пистолетом в другой и предложил продать мебель своей невестки. В этот драматический час, когда старый нотариус, ставший из жадности агентом Комитета общественного спасения и правой рукой зловещего Лекарпантье, «палача Ла-Манша», старался не отстать от своих многочисленных врагов и собирал вещи, чтобы скрыться ночью.
Деньги, предложенные Тремэном, были как раз кстати, и Бюто, не колеблясь, подписал купчую на востребованную мебель. Не преминув горько заметить:
– Зачем вам тратить деньги, если завтра вы могли бы все забрать и даром?
– Потому, что вопреки вашей привычке вы совершенно законно купили мебель леди Тримэйн, а я честен даже с прохвостами. К тому же толпа, возможно, ограбит и сожжет ваш дом – вы ведь показали им, как это делается! – а мне не хочется забирать остатки. Я сейчас же отправлюсь в мэрию, чтобы зарегистрировать покупку, а завтра все заберу.
В действительности Бюто провел в тюрьме лишь несколько месяцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45