Однажды в Париже я избил банкира Соломона Ротшильда. На лице его появилась грустная улыбка. — Наверное, поэтому я теперь стал таким нищим и путешествую в почтовом дилижансе, а не в собственной карете.— А я вообще никогда не имел никакого отношения к банкирам, — весело воскликнул Ретиф де ля Бретон. — К сожалению, они тоже не замечают меня. Поэтому я такой худой и старый.Дамы рассмеялись, а господин де Ванделль торопливо возразил:— Нет, нет, господа, вы напрасно думаете, что я над вами смеюсь. Я говорю совершенно серьезно. У вас такое богатое прошлое, что вы не замечаете настоящего. Все, что я говорю, это чистая правда. Вы увлечены рассказами о своем минувшем, именно поэтому не заметили, какими взглядами смотрят на вас эти дамы. Кто знает, может, именно сейчас, именно в этой карете, я присутствовал при вашей очередной личной победе, господин Казанова или господин де ля Бретон.Констанцию так и подмывало рассмеяться, однако что-то удерживало ее. Действительно, по отношению к ней слова господина де Ванделля выглядели несколько странными. Она испытывала глубокое уважение к проницательности и обаянию обоих господ, упомянутых де Ванделлем, но мысли о любви не посещали ее уже с тех пор, как она вернулась в Париж из Турина. Да и сейчас разговор в почтовой карете был для нее лишь способом скрасить время в ожидании прибытия в Мец и встречи с королевским семейством.Впрочем, это был приятный способ времяпрепровождения.Выслушав слова господина де Ванделля, Казанова отвернулся к окну. Чтобы поддержать разговор, Ретиф де ля Бретон сказал:— Я понимаю, что сейчас мы находимся в таком положении, когда завести любовный роман крайне сложно, однако, уверяю вас, в моей жизни были и более сложные моменты.Констанция не удержалась и прокомментировала:— О, да, я читала об этих ваших приключениях.Помнится, вы умудрились заняться любовью с женщиной, муж которой храпел рядом.— Не может быть! — Взвизгнула итальянка.— Да, такое было, — Ретиф скромно потупил глаза.— Что же было потом? Констанция попыталась припомнить.— Ах, да, потом у вас были приключения в монастыре, исповедальне, в парке, в библиотеке. Пассажиры дилижанса развеселились.— Если вы так хорошо знаете мои сочинения, — сказал Ретиф Констанции, — то должны признать, что у меня еще никогда не было любовного приключения в почтовом дилижансе.Казанова уныло взглянул на Ретифа.— По-моему, не слишком весело заниматься любовью в карете. Да и, наверняка, это уже кто-то проделал. Впрочем, для меня не имеет особого значения, где этим заниматься. Важно совсем другое. Он замолчал, пристально глядя в окно, в то время, как остальные, затаив дыхание, ждали его ответа.— Самое главное, что в любви… должна быть… Он снова умолк, и Ретифу показалось, что Казанова начал засыпать.— Что? Что самое главное в любви? — нетерпеливо спросила дама в черном платье.Пытаясь спасти Казанову, Ретиф громко сказал:— Тайна.Карета неожиданно остановилась. Кучер спустился вниз и открыл дверцу.— Господа, я приношу свои извинения, однако часть пути вам придется проделать пешком. Нам предстоит крутой подъем, и лошади могут не выдержать.Пассажиры выбрались из дилижанса и медленно зашагали по дороге, которая вела в гору. Казанова шел рядом со своей соотечественницей.— Мадам, вы, очевидно, едете в Мец, чтобы спеть в каком-то оперном представлении?— Да. Я буду выступать в «Дон Жуане».— В свое время я присутствовал на премьере «Дон Жуана» в Праге, — сказал Казанова. — Это было четыре года назад. Моцарт сам приезжал на спектакль. К тому же, он был не очень силен в итальянском языке и поручил мне исправить несколько стихов.Констанция с любопытством наблюдала за тем, как Казанова вначале начал цитировать строки из арии «Дон Жуана», а потом запел. Несмотря на возраст, у него все еще был чистый и сильный голос. Когда Казанова кончил петь, Констанция первой зааплодировала.— О, ну что вы, — польщенно поклонился венецианец. — Я всего лишь дилетант. Хотя не скрою, мне часто хотелось стать профессионалом.— Это было прекрасно! — воскликнула итальянка. — Вы могли бы выступать в парижской опере. Казанова невесело улыбнулся.— Мог бы, но уже поздно. Да и Франция уже изменилась.— Скажите, а как вы относитесь к тому, что происходит во Франции в последний два года? Вы давно не были здесь?— Давно. И я нашел эту страну сильно изменившейся. Мне не нравится то, что происходит вокруг. Возможно, кому-то не понравится то, что я сейчас скажу, однако, все во Франции испорчено. Лучшие люди уезжают. Слуги считают себя вправе делать то, что им заблагорассудится. Вокруг царит анархия и произвол. Я разочаровался в этой стране. Я очень сожалею о прекрасной нежной Франции прошлого, которая была полна гармонии, где было приятно жить, где уважали всякого иностранца, не теряя при этом своего достоинства, — Казанова тяжело вздохнул. — Да, достоинство — это то, что при всяких потрясениях теряется в первую очередь. Мне очень жаль, что Франция потеряла свое достоинство. Вы можете превозносить народ сколько угодно, однако, не сомневайтесь в том, что в недалеком будущем он станет самым жестоким тираном, который был только известен до сих пор. Юный студент Франсуа Кольбер вспыльчиво воскликнул:— Я запрещаю вам так говорить, месье Казанова!Понимать, что для тебя, действительно, важны твои руки, ноги, тело.— Да, чертова подагра, — проскрипел Ретиф. Казанова тоскливо махнул рукой.— А у меня и подагра, и почки болят. Кстати, вы заметили, что я совершенно облысел за последнее время?— Да? — удивленно спросил Ретиф. — Я как-то не обратил внимания. К тому же, вы все время в парике.— Да, я сильно постарел. И с каждым днем я ощущаю это все сильнее и сильнее. Порой мне даже трудно разговаривать. Я засыпаю на ходу…Наконец, дилижанс и его пассажиры преодолели крутой подъем и стали занимать свои места в карете. Однако, Констанция заметила в стороне от дороги под высоким деревом нечто такое, что привлекло ее внимание.Похоже, кто-то, проезжавший здесь совсем недавно, устроил на этом месте небольшой привал. Здесь лежала пустая бутылка из-под вина, завернутые в бумагу остатки пищи и платок, которым, очевидно, вытирали руки! Констанция развернула его носком туфли. Голос Казановы, раздавшийся за ее спиной, заставил Констанцию вздрогнуть и обернуться.— Завтрак на траве только что закончился, — сказал венецианец, разглядывая следы привала.Он даже повернул своей тростью бутылку и прочитал надпись на этикетке.— Да, и это не были простые люди, — добавил он. — Насколько мне известно, это очень дорогое вино. Констанция смущенно кивнула.— Да, это так, господин Казанова. — Вы очень догадливы. Итальянец грустно улыбнулся.— Нет, я просто очень наблюдателен. Но совсем не так, как был прежде. О, где мои молодые годы? Тогда я часто бывал при дворе. Кстати, я вспоминаю, что такое же вино я пил за столом у короля.Констанция с симпатией взглянула на Казанову. Ей было искренне жаль этого стремительно стареющего, но когда-то блестящего кавалера.— Знаете, господин Казанова, однажды я видела вас. Тогда я была совсем молода, и даже не знала, кто вы. Но после того, как мне удалось прочитать о вас, я поняла, что могла бы влюбиться в вас.Казанова с грустью развел руками.— Очень жаль, что мы встретились слишком поздно. Что ж, кажется, наши спутники заждались нас. Пора возвращаться в карету.Констанция улыбнулась.— Если дама удаляется с таким мужчиной, как вы, то им не остается ничего иного, как подумать о любви. Казанова медленно покачал головой.— Увы, мадам, для меня это уже невозможно. Констанция испытала горечь от этих слов, что на этом разговор закончен. Она медленно зашагала к дилижансу, чувствуя на себе пристальный и сожалеющий взгляд Джакомо Казановы.Прихрамывая, он последовал за Констанцией и с трудом поднялся по ступенькам маленькой лестницы возле двери кареты.— Мы отправляемся! — крикнул кучер и стегнул лошадей.Хотя до следующей остановки ! очтс;В маленьком городке И-ю.юне ии..о не карета преодолела это расстояние лии пути даже пришлось остановиться, чтобы припуск и 1 мчавшегося на лошади молодого офицера с зажато» в руке бумагой.Встревожившись, Констанция даже высунулась в окно кареты, чтобы взглянуть на офицера. Прохожие, шагавшие по дороге навстречу дилижансу, испуганно расступались, пропуская бешено мчавшегося коня.— Пропустите, пропустите! — кричал офицер.Констанция поняла, что в Париже стало известно о бегстве короля, и конвент срочно рассылает известия об этом по всем направлениям.— Только бы они не узнали, — прошептала Констанция.Пока пассажиры дилижанса двигались к эшелону, молодой офицер прибыл в город и, спешившись, бегом направился в революционный комитет, который располагался в здании местного постоялого двора.— Я майор Курнуойе, у меня срочный приказ от командующего национальной гвардии гражданина ла файетта.Майора тут же усадили за стол, подали ему еду и питье, но он отказался от еды, приказав найти писца, чтобы продиктовать ему приказ.Во дворе собралось несколько десятков человек, которые внимательно слушали майора. Развернув бумагу, он громко зачитал приказ:— «После того, как враги революции похитили короля, предъявитель сего документа уполномочен предупредить об этом всех честных граждан: Отечество в опасности. Приказываю вырвать короля из их рук и вернуть его в распоряжение национального собрания, которое вскоре соберется на экстренное заседание. До этого времени я беру на себя ответственность за настоящий приказ. Данный приказ распространяется на всю королевскую семью. Подпись: ла Файетт».Наспех выпив воды, офицер продолжил:— Кроме этого, у меня есть приказ немедленно арестовать карету, запряженную шестеркой лошадей, в которой путешествует король и его семья. Вы все переписали? — обратился он к молодой девушке, сидевшей за грубым деревянным столом с пером и листом бумаги.Она кивнула.— Да.— Добавьте туда следующее: я, майор Курнуойе, из второго батальона национальной гвардии, после шести часов пути из Парижа, остановился в городе Шолоне и прошу гражданина… как зовут председателя революционного комитета?Из толпы вышел молодой мужчина в сером суконном камзоле.— Мое имя Габриэль Вале.— И прошу гражданина Габриэля Вале, — продолжил диктовать майор, — председателя революционного комитета города Шолона, исполнить мои приказы, продиктованные выше, и распространить их в другие мунополитеты до самой границы. После этого он поставил свою подпись на документе, свернул его в трубку и протянул председателю революционного комитета. — Если вы потратите на выполнение моего приказа более минуты, я буду расценивать это как акт измены. Немедленно отправляйтесь в путь.
Молодой человек, нахлобучив шляпу, быстро покинул постоялый двор, а в собравшейся толпе, поднялся шум.— Король сбежал!— Его похитили!— Король изменник! Его нужно немедленно арестовать!Именно эти слова услышали Констанция и другие пассажиры почтового дилижанса, подъехавшие к постоялому двору Шолона. Услышав о том, что произошло, Франсуа Кольбер тут же присоединился к митингующим.— Короля и всю его семью нужно немедленно арестовать! — закричал он. — Они изменники и заслуживают наказания!Толпа одобрительно зашумела, выражая свое согласие со словами парижского студента.Потеряв голову от ужаса, Констанция попыталась вступить в словесную перепалку с толпой.— Нет, короля нельзя арестовать сейчас! Это вызовет в стране гражданскую войну! — закричала она.Толпа зашумела и грозно надвинулась на аристократку, пытавшуюся защищать ненавистного монарха.— Ее надо арестовать! — выкрикнул кто-то. — Она пытается воспрепятствовать исполнению приказа гражданина ла Файетта, главнокомандующего национальной гвардией. Вы слышали, что сказал майор? Она изменница! Констанция быстро поняла, что совершила ошибку и не осмеливалась больше произнести ни единого слова. По счастью, ей на помощь пришел мистер Томас Пени, который закрыл ее собой и увел подальше от разъяренных горожан.— Вам не следовало так говорить, мадам. Они вполне могли бы разорвать вас на части, — укоризненно произнес он.Констанция только сейчас почувствовала, что ей страшно. Она по-прежнему видела перед собой горящие от ненависти и злобы глаза, руки, которые, казалось, вот-вот потянутся к ее горлу.Прямо на глазах у господина Пенна Констанция разрыдалась.— Ну, ну, успокойтесь, все будет в порядке. Скажите, вы знали о том, что произошло в Париже?Констанция еще ничего не успела ответить, а в разговор вмешался Ретиф.— Еще вчера вечером я знал, что произошло, — торжественно подняв палец, сказал он.Изумленный судья обратился к господину де Ванделлю:— Вы представляете, сегодня король был в нескольких лье от нас, а мы об этом ничего не знали.Банкир в ответ лишь сокрушенно покачал головой.— Что вы думаете об этой новости, мистер Пенн? — обратилась к американцу вдова из Шампани. Тот тяжело вздохнул.— Я думаю, что короля, который пытается сбежать из своей страны, обязательно арестуют.Казанова не принимал участия в этих разговорах, больше озабоченный собственным желудком. Он прошел в харчевню, располагавшуюся здесь же, при постоялом дворе, и дождался, пока к нему подойдет ее хозяин.— Что прикажете, патрон? — поклонившись спросил тот.— Я надеюсь, что ваши повара занимаются своим делом, а не митингуют по поводу бегства короля? По мне, пусть бегут все короли мира, я просто хочу поесть.Хозяин харчевни снова поклонился.— Сию минуту, месье. Садитесь, где вам будет удобно. Вы собираетесь обедать один или с вами будет кто-то еще?— Я прибыл на почтовом дилижансе. Мы все голодны. Организуйте, пожалуйста, стол, за которым мы могли бы сесть.— Все будет сделано. Одну минуту. Откуда-то неподалеку доносились крики:— Да нет, это был не он1 На нем же не было горностаевой мантии!Спорили несколько простолюдинов, один из которых, по виду кузнец, в промасленном фартуке, потрясал свернутой в трубку бумагой.— А я говорю, что это был он. Вот, посмотрите. Кузнец развернул бумагу, на которой был изображен портрет короля Людовика XVI.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12