.. Что ж, ничего не поделаешь. Молодость — это недостаток, от которого очень быстро избавляешься.На боковой проселочной дороге показалось несколько человек с горящими факелами в руках. Затем Ретиф де ля Бретон и Джакомо Казанова с удивлением увидели, что эти несколько человек превращаются в толпу с ярко горящими факелами, которые освещали тягостный сумрак ночи.— Куда это они? — изумленно спросил Ретиф. — Кажется, они поют «Карманьолу». Наверное, что-то случилось.На несколько мгновений оставив Казанову, он бросился к толпе и обратился с вопросом к шагавшему первым человеку небольшого роста и в потертом сюртуке:— Что случилось? Куда вы все идете?— А вы не знаете последних вестей? — весело ответил тот. — Только что в двух лье отсюда в местечке Варенн арестован сбежавший от революционного народа король Людовик Капет.Ретиф оторопело хлопал глазами.— Как — арестован? Уже?— Да, его задержала группа патриотически настроенных граждан во главе с сыном почмейстера гражданином Друэ. Они сейчас находятся в доме мсье Созе.— А что это за дом? — спросил Ретиф.— Мсье Созе торгует свечами и скобяными изделиями. Сейчас все собираются вокруг этого дома в Варенне.Ретиф вернулся к молчаливо стоявшему возле своей новой кареты Казанове и рассказал ему о том, что король арестован и содержится в доме торговца свечами и скобяными изделиями мсье Созе в местечке Варенн неподалеку отсюда.Казанова хмуро смотрел на толпу с факелами.— Ночь… Видения… Вам не кажется, дорогой Ретиф, что декорации спектакля изменились, и публика сама вышла на сцену? Ретиф, ты, конечно, поедешь в Варенн?— Естественно, — ответил тот. — Я именно для этого выехал из Парижа. Я хочу быть свидетелем события. Оно, наверняка, изменит ход истории.— Да, это действительно историческое событие ~-задумчиво произнес Казанова. — Король стал заложником того, кто торгует свечами и гвоздями… Ретиф, ты собираешься писать об этом комедию или трагедию?— Вы же знаете, господин Казанова, я не пишу ни комедий, ни трагедий. Я пишу только то, что вижу собственными глазами, а это не подразумевает какого-либо определенного жанра. А разве вы не хотите увидеть все это собственными глазами?Казанова медленно покачал головой.— Нет, я уезжаю в Верден. Я не хочу быть свидетелем того, как народ похоронит собственного короля. Ретиф пожал плечами.— Но народ Франции не хочет смерти короля. Казанова печально и мудро улыбнулся.— Если король становится заложником торговца свечами — это ничем не отличается от того, как если бы он умер.Не ожидая ответа, Казанова отправился к карете в сопровождении двух прусских гвардейцев.— Что ж, прощай, Ретиф, — напоследок сказал Казанова. — Я был рад с тобой повидаться.Парижский писатель снял шляпу и поклонился.— Мне тоже было приятно повстречаться с таким знаменитым человеком как вы, мсье Казанова.Ретиф вернулся в дилижанс и рассказал Констанции обо всем, что видел. Разумеется, все остальные пассажиры кареты тут же проснулись и, затаив дыхание, выслушали рассказ писателя.Адъютант ла Файетта немедленно приказал направить дилижанс в Варенн. Кучер пытался возражать, мотивируя это тем, что Варенн находится в стороне от дороги. Однако, Луи де Ромеф полномочиями, данными ему главнокомандующим национальной гвардии генералом ла Файеттом, отдал приказ ехать в Варенн.Почтовый дилижанс двинулся вместе с толпой крестьян из близлежащих деревень к месту задержания короля. Все выбрались наверх, и в карете остались только Томас Пенн, Констанция и ее парикмахер Жакоб.Карета медленно двигалась среди толпы, с факелами в руках распевавшей «Карманьолу».— Мистер Пенн, — тихо сказала Констанция, — простите меня за мое поведение. Я уже давно так не пугалась. Последний раз мне было страшно за сына.— У вас есть сын?— Да. Еще совсем маленький мальчик. Слава богу, мне удалось отправить его подальше от всех этих революционных потрясений. Он находится под надежным присмотром.— Вы испугались этого негодяя? — сочувственно спросил Пенн.Констанция долго смотрела в окно и, наконец, ответила:— Нет, не только. Я боялась вас; людей, которые едут с нами в дилижансе; людей, которые собирались на площадях; я боялась всего, чего не знаю, с чем незнакома. Знаете, господин Пенн, двор — это мягкая постель, это… как та красная мантия, в которой был одет король на открытии порта в Шербуре. Это было так безопасно, так спокойно… Это была идеальная жизнь, которая целиком меня устраивала. Может быть, если бы мне удалось найти другой идеал, я была бы счастлива и с ним… Если бы мои родители были живы… Может быть, я не осталась бы такой одинокой, никому не нужной придворной дамой…Испытав внезапный прилив симпатии к этой очаровательной, слабой и беззащитной женщине, Томас Пенн нежно погладил ее ладонь. Она не возражала.— Так вы простите меня? — переспросила она. — Это был всего лишь страх. Мне здесь очень страшно.— А завтра вы не будете бояться? — тихо спросил Пенн. — Неблагодарность королей входит в пословицы, а неблагодарность свергнутых королей тем более ужасна.Констанция улыбнулась.— Вы хотите поддержать меня сегодня вечером? Он кивнул.— Да. Ничего не бойтесь. Мы все боимся. Вера и идеалы позволяют нам избежать страха. Мы должны найти подходящие для себя идеалы, ваша светлость. А если мы понимаем, что идеалы не отвечают нашим требованиям, нужно найти в себе смелость изменить их.— Изменения пугают меня больше всего, — пробормотал Жакоб. — Когда клоуны и кошки уходят из богатых домов, их преследуют, забрасывая камнями. Их преследуют владельцы.— В Декларации прав человека у нас в Америке мы заменили слово «владелец» словом «искатель счастья». Как вы чувствуете себя сейчас, Жакоб?— Я всегда боялся перестать быть тем, кем я привык быть, — мрачно ответил парикмахер. — К тому же, я ненавижу счастье.Он отвернулся.— А я потеряла счастье, — тихо сказала Констанция. — Но надеюсь еще раз найти его. Может быть, у вас, в Америке.— Я думаю, что там могут найти счастье все, — уверенно ответил Томас Пенн, — даже аристократы. Америка — страна равных возможностей для всех. Я горжусь тем, что принимал участие в разработке Декларации прав человека. Я возвращаюсь назад через месяц, если хотите, мы можем отправиться вместе на американском корабле.Констанция промолчала, глядя в окно. Дилижанс приблизился к стенам маленького местечка под названием Варенн. Городок был запружен народом до такой степени, что почтовый дилижанс остано -Вился, не доехав до городских ворот. Однако, благодаря тому, что в этой карете прибыл адъютант генерала ла Файетта мсье Луи де Ромеф, Констанции, Ретифу де ля Бретону и Томасу Пенну удалось вместе с ним пройти в дом господина Созе, где сейчас содержался король.На башне городской часовни громко бил колокол. Забравшись на возвышение, Француа Кольбер громко читал последний номер газеты «Друг народа», которую только что нарочным доставили из Парижа. Это была цитата из выступления лидера «Клуба кордельеров» Жоржа Дантона.— «А вы, гражданин ла Файетт, вы, кто еще совсем недавно заверял нас, что головой отвечаете за короля, неужели, вы полагаете, что одного вашего появления здесь достаточно для погашения вашего долга? Вы клялись нам, что король не уедет. Или вы предали свою родину, или вы глупец, если взяли на себя ответственность за человека, которому не должны были верить. В любом случае вы показали свою неспособность командовать нами, но мне хотелось бы верить, что вас можно упрекнуть лишь за ошибки. Если бы свобода французской нации зависила лишь от одного человека, то мы заслуживали бы рабства и унижения. Франция и без вас может быть свободной».Лейтенант де Ромеф прошел в дом господина Созе. Здесь было не меньше народу, чем на площади перед домом. При появлении лейтенанта позвали самого хозяина дома, который находился в большой комнате наверху, на втором этаже. Лестница туда была забита любопытными до отказа. Протолкавшись между ними, господин Созе спустился вниз. — — Кто-нибудь, позовите доктора! — встревоженно крикнул он. — У ребенка желудочные колики. Кто-то из толпы возмущенно выкрикнул:— Это все только предлог для того, чтобы задержать возвращение в Париж.Толпа тут же принялась скандировать:— В Париж! В Париж! В Париж! Господин Созе умоляюще поднял руки.— Я прошу вас не шумите. Дети очень устали. И еще… Этот колокольный звон… Но его слова утонули в шуме толпы.— Я — лейтенант Луи де Ромеф, адъютант генерала ла Файетта главнокомандующего национальной гвардии. Я прибыл сюда с декретом Национального собрания. Это вы арестовали короля?— Нет-нет, я никого не арестовал, — торопливо ответил Созе. — Я просто предоставил свой дом для того,Чтобы король и его семья могли хоть немного отдохнуть. По лестнице спустилась жена господина Созе, которая тут же добавила:— Когда король обнял и поцеловал моего мужа, я готова была расплакаться от счастья. Это было похоже на возвращение отца после того, как ты испытал страх потерять его.— Король сказал, что он жил в Париже в окружении кинжалов. Ему было страшно, и поэтому он отправился сюда к своим верным подданным в провинцию, чтобы почувствовать себя среди них свободным. Ну что ж, поднимаемся наверх. Вы должны поговорить с его величеством.Он шел, расталкивая любопытных, скопившихся на лестнице.— Дайте пройти представителям нации! Вы уже давно здесь находитесь! Дайте и другим посмотреть! Думаю, что приезд короля принесет пользу нашему маленькому городку! Позвольте же пройти представителям нации! Пропустите их!Констанции не удалось подняться выше последнего пролета. Лишь высоко подняв голову, она могла увидеть из-под ступенек лестницы грязный пол, небольшую кровать, на которой спал маленький ребенок, и ноги возбужденно расхаживающих по комнате короля Людовика и королевы Марии-Антуанетты. Правда, ей было хорошо слышно все, о чем говорили в комнате на втором этаже.— Сир, прибыл представитель нации, который хочет поговорить с вами.В ответ — молчание короля.— Сир, в Париже может начаться настоящая резня. Наши матери находятся на шаг от гибели.— А я, по-вашему, не мать? — послышался голос Марии-Антуанетты.— Сир, из Парижа прибыл посыльный с декретом Национального собрания.— Кто он? — спросил Людовик.— Адъютант генерала ла Файетта лейтенант де Ромеф.Адъютант командующего Национальной гвардией вошел в комнату и щелкнул каблуками.— Ромеф?.. — изумленно спросила королева. — Я бы никогда в это не поверила, если бы не увидела собственными глазами.— Ваше величество, я исполняю волю пославшего меня французского народа.— Где декрет? — спросил король.— Вот он.Наступила тишина, которая была нарушена спустя несколько мгновений, мрачным голосом Людовика XVI:— Во Франции больше нет короля.Констанция беззвучно зарыдала, и расталкивая в стороны собравшихся на лестнице людей, выбежала из дома. Она не знала, куда деваться, однако, к счастью, Жакоб уже нашел номер в гостинице и перетаскивал туда вещи.— Идемте, мадам. Вам нужно отдохнуть. Перед толпой, собравшейся на площади, стали зачитывать декрет ассамблеи о том, что Национальное собрание объявляет власть короля во Франции незаконной. Но Констанция уже не слышала этого. Она сидела в своем номере, неподвижно глядя на противоположную стену.Из оцепенения ее вывел негромкий стук в дверь.— Мадам…Это был голос Ретифа де ля Бретона.— Что вам нужно? — недовольно спросил Жакоб, единственный слуга, оставшийся у Констанции.Мари-Мадлен, позабыв о том, что у нее есть хозяйка, вместе с Франсуа Кольбером ушла в революцию.Из-за двери снова донесся голос Ретифа:— Не бойтесь, Жакоб. Это я, Ретиф де ля Бретон. Вместе со мной господин Томас Пени.Кивком головы Констанция разрешила открыть дверь.— Мы остановились в соседнем номере, — сообщил Ретиф. — Сейчас я объясню, зачем мы пришли. Только что на улице я видел лица этих крестьян. Это не были лица счастливых детей, которые вновь обрели своего отца, как выразилась мадам Созэ. На этих лицах отразилась многовековая печать голода и рабства. Пройдет еще много времени до того, пока эти лица изменятся. Тот день, который положил конец несправедливости еще далек.— Вы пришли только для того, чтобы сообщить мне об этом? — устало спросила Констанция.— Нет-нет, ваша светлость. Во-первых, мы хотели поблагодарить вас за путешествие. Нам было очень приятно находиться рядом с вами весь этот долгий день.Констанция слабо улыбнулась.— Путешествие было долгим и закончилось не слишком приятно, но все-таки оно сохранится в моей памяти. Так что же вы хотели, господин Ретиф?— Ваша светлость, удовлетворите мое любопытство. Скажите, что находится в тех свертках, которые я вчера помог перенести из дворца в вашу карету?— Так это были вы?— Я с самого начала ему не доверял! — нервно выкрикнул Жакоб.Ретиф де ля Бретон рассмеялся и развел руками.— А, по-моему, это несправедливое чувство, ваша светлость. Люди всегда подозревают нас, думают, что мы, пишущие представители человечества, всегда шпионим за ними. А ведь мы просто пишем. Ну, и иногда издаем кое-что… Мы просто очень любопытны. Так что же у вас в свертках?Констанция обратилась к Жакобу:— Покажите.Парикмахер стал медленно и торжественно разворачивать сверток.— Это — костюм, в который был одет его величество Людовик XVI в момент открытия Шербурского порта. Сегодня его величество должен был одеть этот костюм перед своими войсками в Монмеди.Здесь была та самая ярко-красная, вышитая коронами и гербом мантия.— Наверно, ужасно играть роль короля?.. — с грустной улыбкой сказал Ретиф де ля Бретон. Томас Пенн кивнул. — Да, задача тяжелая, но красивая…— Кто знает если бы король путешествовал в этом одеянии, то его, возможно, и не решились бы арестовать в этом местечке.Жакоб облачил обнаруженный в номере манекен в королевское одеяние. Констанция долго смотрела на манекен, а затем медленно опустилась на одно колено.— Ваше величество… Витторио… ЭПИЛОГ В девять часов десять минут утра двадцать первого января тысяча семьсот девяносто третьего года палачи связали Людовика XVI, и под дикие крики толпы нож гильотины снес ему голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12