Этой красивой и спокойной девушке, казалось, сама судьба обещала нечто большее, чем обычный удел матери семейства.
По сравнению с нею младшая, очаровательная Юлилла, – маленькая разбойница, да и только, сущее наказание для семьи! Она точно знала – и пользовалась этим – как заставить родных смириться с ее выходками. Но что-то в ней встревожило Мария; опытный наставник, он умел понимать с первого взгляда не только юношей, но и девушек. Он внимательно изучал Юлиллу за обедом: что-то в ней было не так. Не то чтобы недостаток ума или образованности… Она действительно была менее начитанна, чем старшая сестра или братья, но значения этому не придавала. И необыкновенное тщеславие, хотя о внешности своей она явно была мнения высокого… Но что тогда? Гай Марий пожал плечами и решил о Юлилле не думать: в конце концов, не его это дело.
Сыновья Гая Юлия Цезаря задержались еще на несколько минут, а затем также попрощались и вышли. Наступил вечер: клепендры начали отсчитывать часы ночные каждый – в два дневных длиною. По календарю шла середина зимы – все даты каждый год высчитывались Верховным Жрецом, Луцием Цецилием Метеллом Далматийским, поскольку он считал, что так следует делать. Да стоило ли справляться о числах или названиях месяцев, которые вывешивались на Форуме, если человек вполне мог и сам определить время – по своим ощущениям.
Когда слуги зажгли лампы, Марий заметил, что масло в них – самое лучшее и фитили не из пакли, а из шерстяных нитей.
– Я люблю читать, – Цезарь перехватил его взгляд, как и вчера на Капитолии, угадав ход мыслей Мария. – Не потому, что уже плохо сплю по ночам. Просто несколько лет назад, когда дети подросли и стали принимать участие в семейных советах, мы решили, что каждый из нас выберет себе занятие, развлечение. Марция выбрала кухню, но поскольку это касалось непосредственно всех нас. Сверх того, решили, что выпишем для нее из Патавиума новый ткацкий станок и будем обеспечивать пряжей, какой она захочет, даже если это дороговато. Секст заявил, что будет ездить в воинские лагеря за Путеоли, – тень прошла по лицу Цезаря, и он глубоко вздохнул. – Есть несколько наследственных, характерных черт у рода Юлиев Цезарей. Самая знаменитая – уверенность в том, что каждая женщина из нашего рода обладает способностью осчастливить своего мужа. Это пошло от преданий о нашем происхождении: сама-де Венера одарила этим свойством наших женщин. Хотя я никогда не слышал о том, что Венера сделала счастливым кого-нибудь из смертных. И даже самого Вулкана! Или Марса! Но миф все еще живет… Однако есть у нас и менее приятное наследство, хотя оно достается не всем. Из нынешнего поколения лишь Секст страдает от этой болезни – от астмы. Думаю, вы уже знаете сами: слышали его кашель, да и синеву вокруг его глаз заметили. Несколько раз Секст был уже на краю смерти…
Так вот что было написано на лице Секста… Болен, бедняга… Это, без сомнения, мешает его карьере.
– Да, я знаю, что такое астма. Отец говорил, что эта болезнь обостряется, если воздух вокруг наполнен пылью, как на току, надо держаться от животины подальше, особенно от лошадей и собак. А Секст бывает в воинских лагерях?!
– Он считает, что это – его призвание, – снова вздохнул Цезарь.
– Доскажите уж о том семейном совете, Гай Юлий, – увлекшись, вновь заговорил Гай Марий; такой свободы в общении не знали, наверное, и в Греции! Что за хитрая бестия этот Юлий Цезарь! Для посторонних наблюдателей – крайне сдержанный и строгий, не подступись, – украшение патрицианского рода. Для тех же, кто ближе допущен, – почти бунтарь, нарушитель римских традиций чинности порфироносных.
– Секст выбрал лагеря у Путеоли, считая, что сернистый воздух полезен в его положении.
– А ваш младший сын?
– Гай сказал, что больше всего на свете он хочет, чтобы осуществилось одно его желание… Хотя вряд ли это желание можно было назвать занятием… Он попросил разрешения самому выбрать себе жену.
– Боги! И вы позволили ему?
– Конечно.
– А если он, навроде непутевых мальчишек, попадется в сети проститутки или старухи-соблазнительницы?
– Тогда он женится на ней. Разве не этого он желал? Однако не думаю, что Гай будет столь опрометчив. У него есть голова на плечах.
– Вы, вероятно, еще используете для свадеб конфареацию?
– Да.
– О, боги!
– Моя старшая дочь, Юлия, тоже отличается здравым смыслом и светлым умом, – продолжал Цезарь. – Она стала членом библиотеки Фанния. Я сам намеревался сделать так, но уступил, поскольку не так важно, кто будет членом, – главное быть. Малышка же Юлилла, к сожалению, начисто лишена мудрости. Она подобна яркой бабочке, которой не нужен ум. Такие, как она, – он мягко улыбнулся, – освещают нашу жизнь. Я бы, наверное, ненавидел этот мир, не будь он ими украшен. Мы проявили легкомыслие, заимев четверых детей, но, в искупление нашей вины, последней прилетела эта девочка…
– Что же она попросила?
– То, что мы и предполагали – сластей и нарядов.
– А вы, лишенный членства в библиотеке?
– Я пожелал обеспечить себя лучшим маслом и фитилями, а затем мы заключили с Юлией небольшую сделку: я пользуюсь книгами, которые она приносит, а она – моими светильниками.
Марию все больше и больше нравился человек, ведущий такую простую и счастливую жизнь. Окруженный женой и детьми, он не упускал возможности развиваться сам и поощрять детей в их стремлении к индивидуальности. Он не ошибался, давая детям такую свободу.
– Гай Юлий, благодарю за столь чудесный вечер. Но, кажется, настала минута, когда вы готовы раскрыть свой секрет. Какое же дело у вас ко мне?
– Если не возражаете, я отошлю слуг? Вино мы сможем налить себе сами. Самое время немного расслабиться, чтобы не возникло чувство неловкости…
Его щепетильность удивила Гая Мария, привыкшего к тому, что римлян не смущают взгляды рабов.
Хозяева обычно неплохо относились к своим людям, но, казалось, считали, что раб – нечто неодушевленное, вещь, предмет обстановки, а посему любой приватный разговор могли вести при рабах, не обращая внимание на их присутствие. В Риме так было принято; Марий же с этим смириться не мог: его отец, как и Цезарь, твердо придерживался мнения, что при слугах откровенных бесед не должны вести.
– Они слишком много болтают, – сказал Цезарь, когда они остались одни, – а соседи у меня очень любопытны и болтливы. Рим, конечно, город большой, но когда что-то доходит до ушей сплетников с Палатина, – превращается тут же в большую деревню! Марция рассказывала мне, что некоторые из наших знакомых просто платили своим слугам за молчание. Да и вообще… Слуги – тоже люди, со своими мыслями и чувствами, и не следует их искушать.
– Вам, Гай Юлий, следовало бы стать консулом, а затем вас бы обязательно избрали цензором!
– Согласен, Гай Марий, я этого достоин. Но у меня нет денег, чтобы получить место в высшем магистрате.
– Деньги есть у меня. Это то, зачем вы меня пригласили?
Цезарь недоуменно посмотрел на него.
– Дорогой, Гай Марий, что вы! Мне уже под шестьдесят, и о карьере я больше не помышляю. Нет! Я думаю теперь лишь о своих сыновьях и об их сыновьях, когда они появятся на свет.
Марий плеснул в свой опустевший кубок неразбавленного вина, выпил одним глотком и вновь посмотрел на Цезаря.
– И ради этого сообщения я должен был весь вечер воздерживаться от нормального вина? Да и это ли мы пили вино?
Цезарь улыбнулся:
– Конечно, нет! Я не очень богат… Вино, которое мы разбавляли, – не высшей марки. Это же я берегу для особых случаев.
– Тогда благодарствуйте, – Марий взглянул на Цезаря из-под нависших бровей. – Так что вы хотите, Гай Юлий?
– Помощи. Вы – мне, а я – вам.
Цезарь налил вина и себе, но пригубил едва.
– Как вы можете мне помочь?
– Очень просто. Сделаю членом моей семьи.
– Что?
– Предлагаю вам в жены ту из моих дочерей, какую вы предпочтете.
– В жены?
– Да, вы женитесь.
– Ого! Вот это мысль! – теперь Марий увидел то, что кроется за этим предложением. Он сделал большой глоток фалернского и замолчал.
– Любой воздаст вам должное, если вашей женой станет женщина из рода Юлиев. К счастью, детей у вас нет. Значит, вы можете позволить себе жениться на женщине молодой, которая могла бы родить вам сына. Это будет выглядеть вполне естественно, никто не станет удивляться или злословить. Если же вашей женой будет какая-нибудь Юлия, сын ваш сможет называть себя одним из потомков нашего рода – в их жилах потечет кровь благородных предков. Это возвысит и вас, Гай Марий. Всем придется воспринимать ваши требования и желания совсем не так, как сейчас, поскольку вокруг вашего имени возникнет ореол дигнитас, причем высшей пробы, вряд ли он окажется лишним в вашей карьере. У нас нет денег. Наше достояние – в нашем дигнитас. Род свой мы ведем от самой Венеры и ее внука Юла, сына Энея. Отблески величия нашего рода лягут и на ваши латы.
Цезарь сделал еще глоток и вздохнул, улыбнувшись.
– Уверяю вас, Гай Марий, я говорю истинную правду. Я, к несчастью, – не самый старший сын в нашей семье, но мы делаем восковые изображения на наших алтарях, и делаем это уже почти тысячу лет. Другое имя матери Ромула и Рема – Реи Сильвии – Юлия! Когда от ее брака с Марсом родились близнецы, именно мы положили начало Риму. Мы были царями Альба Лонга, самого великого города латинян, поскольку его основал наш предок Юл. Когда же Рим поглотил нашу столицу, мы перебрались в Рим и поднялись на самый верх римской иерархии, чтобы упрочить его славу. Несмотря на то, что Альба Лонга так и не была восстановлена, до сих пор жрец холма Альба избирается из Юлиев.
Он не мог остановиться. Гай Марий ощутил сосущую боль и сглотнул ком, подступивший к горлу. Но ничего не сказал.
– Обстоятельства складывались все менее благополучно для нас. Что поделаешь? У меня нет средств, чтобы войти в один из высших магистратов. Мое имя по-прежнему много значит у избирателей. Меня поддержали бы многие – и центурии, в которых голосуют при избрании консулов, и весь нобилитет.
Перед Гаем Марием открывались такие перспективы, что он не в силах был оторвать взгляд от лица Цезаря. Они ведут свое происхождение от самой Венеры! Каждый необыкновенно красив! Светлые волосы и белая кожа – вот что всегда в цене. Дети любой Юлии, вероятно, тоже будут обладать этими достоинствами… и истинно римским носом! И никогда не сравнятся с ними светловолосые Помпеи из Пикенума. Цезари – истинные римляне, тогда как в Помпеях угадываются кельты.
– Вы хотите быть консулом, – продолжил Цезарь. – Все знают об этом. Подвиги в Дальней Испании обеспечили вас множеством клиентов. Однако, молва, к сожалению, гласит, что Вы и сами – клиент, и, значит, ваши клиенты – клиенты вашего патрона.
Гость оскалился, показав два ряда крупных белых зубов.
– Это – клевета! Я – не клиент!
– Я-то верю вам. Но ведь другие верят слухам. Люди не принимают, конечно, притязаний рода Геренниев, поскольку те – еще менее латиняне, нежели Марии из Арпинума. Но о своем патронстве над вами заявляют и Цецилии Метиллы. И им верят. По одной простой причине: ваша мать – из рода Фульциниев, а они – этруски. Марии владеют землями в Этрурии, которая сама традиционно – владение Цецилиев Метеллов.
– Марии – или, если уж на то пошло, Фульцинии – никогда не были клиентами этого рода! – воскликнул все более раздражаясь, Гай Марий. – Они коварно подтасовывают факты, чтобы доказать свою ложь!
– Без сомнения. Однако они терпеть не могут вас, вот и делают все, что в их силах. Люди думают, что лишь в силу глубоко личных причин вы, Гай Марий, насолили Метеллам, когда были плебейским трибуном.
– Да, тут действительно замешан личный мотив! – вдруг рассмеялся Марий.
– Расскажите мне.
– Однажды в Нумантии мы выставили на посмешище младшего брата Метелла Далматийского – того, кто собирается стать в следующем году консулом, – заставив его вываляться в грязи. Нас было трое – и ни один не снискал потом в Риме успеха.
– Кто же двое других?
– Публий Рутилий Руф и царь Нумидии Югурта.
– А-а! Загадка разгадана, – Цезарь сжал ладони со сплетенными пальцами и поджал губы. – Однако то, что вас считают клиентом – а это не делает чести никому – ложится пятном на ваше имя и на имя вашего рода, Гай Марий. Слишком сложно вам доказать свою правоту…
– И что же можете предложить вы, Гай Юлий, чтобы остановить эти нелепые слухи?
– Жениться на одной из моих дочерей. Если вы станете мужем моей дочери, это покажет всем вокруг, что я ни во что не ставлю все эти досужие толки. А если еще рассказать историю с грязью в Испании! Если Публий Рутилий Руф подтвердит сказанное вами! Тогда каждый поймет, почему так враждебны к вам Метеллы, – Цезарь улыбнулся. – Это было, наверно, очень смешно, когда представитель чванливой семьи оказался в положении свиньи, весь в грязи, да еще и не в римской.
– Да, вы правы – мы смеялись до изнеможения. Есть ли еще что-нибудь?
– Вы сами должны знать это, Гай Марий.
– Клянусь, я даже не подозреваю, о чем может идти речь!
– Считается, что вы торгуете. Марий застыл, ошеломленный.
– Но – но разве я торгую как-то иначе, чем добрые три четверти остальных сенаторов? У меня ни с одной компанией нет отношений, которые заставляли бы меня пропихивать в Сенате решения им на выгоду. Я всего лишь вкладываю капитал! И кто-то смеет утверждать, что я торгую?!
– Конечно, нет, дорогой Гай Марий! Никто так не думает. Намеков масса, хотя никто не говорит ничего конкретного. Но и намеки вредят. Те, кто не знает вас, постепенно приходят – или их подводят – к выводу, что семья ваша торгует уже много поколений, что сами вы возглавляете компании, устанавливаете цены, наживаетесь на поставках зерна.
– Понятно, – губы Мария образовали жесткую складку, глаза сузились.
– Лучше, чтобы вы знали об этом.
– Я не делаю ничего такого, что не делали бы и Цецилии Метеллы. Даже меньше влезаю в дела торговцев, чем они!
– Согласен. Но хочу дать вам несколько советов, Гай Марий. Гораздо выгоднее для вас избегать любых сделок, которые не связаны с землей или собственностью.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10