Харчевник сидел на земле и тупо смотрел на Знак Королевской Руки, лежавший у него на коленях. Казалось, он даже не слышит, о чем разговаривают поблизости. Губы его шевелились. Дочь харчевника встала, отошла к постояльцам. Стала указывать пальцем – туда, сюда: распоряжалась, как лучше действовать.
Большинство погорельцев потеряло в огне разве что дорожное платье. Еще несколько были местными жителями – эти зашли выпить, когда загорелось. Только один, купец из Дарконы, понес большие убытки. Видимо, дочь харчевника сообщила ему о прибытии регента, потому что дарконец подошел к Талиессину и потянул его за рукав.
– Мой господин…
Талиессин обернулся к нему:
– Слушаю вас.
– В огне сгорела вся моя выручка с ярмарки…
– Предоставьте отчеты королевскому двору, – сказал Талиессин.
Дарконец прищурился. Стало видно, как он, мгновенно утешенный, что-то прикидывал в уме. Талиессин строго прикрикнул на него:
– Не надейтесь вытянуть из меня больше, чем потеряли. Я потребую от вас заверенную выписку из ваших торговых книг, а если у меня возникнет сомнение – не поленюсь отправиться в Даркону, чтобы переговорить с вашими торговыми партнерами.
Купец кивнул и пробормотал:
– Справедливо.
Ранкилео едва дождался окончания этого разговора. Едва только купец отошел, как белобрысый возобновил свои речи.
– Едва я завидел дым, как сразу понял: горит харчевня, – развязным тоном продолжал он. – И примчался. Может быть, надо помочь! А тут – ваша милость. Что ваша милость подумает о нас?
– А что я должен о вас подумать?
– Пожар, – Ранкилео прищурился, – всегда очень неприятно. Наводит на мысль о бунтах.
– Да бросьте вы, я ведь никаких бунтов не боюсь.
– Я не к тому, что ваша милость может бояться бунтов, – засуетился Ранкилео, – но пожар на то и пожар, чтобы производить дурное впечатление.
– Это точно, – не стал отпираться Талиессин.
– Вот я и подумал, – нудно продолжал Ранкилео, – коль скоро харчевня-то погорела, так не угодно ли вашей милости будет остановиться у меня в усадьбе? Все под боком. Все бумаги, все брачные контракты. Легче разбираться.
– Я потому и хотел жить в харчевне, чтобы никто из тяжущихся не имел на меня влияния, – сказал Талиессин. – Впрочем, вижу, что теперь уж делать нечего.
Он развел руками, изображая полную покорность судьбе. Люди Ранкилео, улыбаясь, переглядывались; двое слуг Талиессина тоже обменялись быстрыми взглядами: они слишком хорошо знали своего господина, чтобы поверить в его готовность подчиниться обстоятельствам.
Ранкилео повернул коня. Талиессин поехал рядом с ним, а слуги – следом. Люди Ранкилео посматривали на людей Талиессина чуть свысока. Столичные жители, избалованные знатным господином, – что те могут знать о настоящей жизни, о жизни среди крестьян, ленивых скотов, всегда готовых взбунтоваться, среди диких лесов, полных дикого зверья, с хозяином сумасбродным и лютым, насколько у него хватает воображения!
Люди Талиессина в долгу не оставались («неотесанные деревенские увальни, где уж им понимать в утонченных манерах и потребностях по-настоящему знатных господ!»), однако свои чувства до поры скрывали. Регент еще предоставит им возможность восторжествовать над провинциальными глупцами.
Дорога скоро повернула, так что плотная лесная стена скрыла вид на сгоревшую харчевню, и только назойливый запах дыма продолжал преследовать путников. Ранкилео гостеприимными широкими жестами водил руками, указывая на леса:
– Здесь у нас отменная охота! Отменнейшая! Надо будет вашей милости как-нибудь оказать нам честь и поохотиться с нами. Вы не пожалеете, господин! По соседству у нас – господин Роол, владелец Русалочьей заводи. Хороший сосед. Если на его угодья случайно заедешь – ну, случается, когда в пылу погони уже дороги не разбираешь, – он никогда историй не делает. И дочка у него – Софена. Охотница. Ей бы парнем родиться! А у господина Роола был сын, слыхали? Да только помер в детстве. И жена его померла. Скоро после того и скончалась. Такая вот беда у хорошего человека.
Талиессин молчал, оглядывался по сторонам. Леса здесь действительно прекрасные. Хорошо, что местные землевладельцы азартны и не предприимчивы и охоту предпочитают сельскому хозяйству. Было бы жаль, если бы эти леса вырубили, а землю распахали. Нужно будет предложить Эскиве закон о лесных заповедниках. С государственной дотацией тем, кто владеет лесной территорией.
– Сейчас будет река, а уж за рекой – мой Осиновый Край, – без умолку говорил Ранкилео, указывая рукой на проселок, куда вскоре свернула кавалькада. – Усадьба досталась мне от родителей, по праву и закону. По крайней мере, мой Осиновый Край у меня никто не оспаривает! Когда ваша милость ознакомится с документами, которые я храню как величайшую святыню, ибо они были подписаны моими покойными родителями, у вашей милости отпадут всякие сомнения касательно моих прав и на Балдыкину Горку.
Проселочная дорога пошла под уклон, и скоро рослые деревья сменились густым кустарником. Плотные листья, казалось, издавали гудение: на самом деле гудели насекомые, гнездившиеся в высокой траве.
– Если сойти с дороги, можно увязнуть по пояс, – сообщил Ранкилео. – Опасный участок. После реки сразу будет суше. Ваша милость увидит. Два года назад я выстроил новый мост, чтобы беспрепятственно перебираться на другой берег удобной дорогой. Прежде приходилось ехать в объезд, – он махнул рукой влево, – но теперь объездная дорога почти совершенно заросла. В ней нет надобности. Наверное, сохранились еще мостки… а может, и сгнили. Ваша милость оценит мой новый мост. Ваша милость поймет, что я – заботливый хозяин. У меня в моих владениях все устроено наилучшим образом…
Внезапно поток речей Ранкилео оборвался. Он остановил коня. Остановился и Талиессин.
Широкая река тянулась через лес, преграждая дорогу всадникам. Заболоченные берега заросли хвощом и папоротником. В воздухе вилась мошкара. Было слышно, как где-то вдали вода журчит на перекате.
Никакого моста здесь не было и в помине.
Талиессин с любопытством уставился на Ранкилео.
– Мне показалось, вы что-то рассказывали про мост?
Ранкилео невнятно промычал, но ничего не ответил. Талиессин оценивающе посмотрел на реку.
– Переправиться можно, да только боюсь, мы увязнем по пояс, как вы и предупреждали. А как насчет той дороги, старой? Может быть, хоть она – не сказки?
Неожиданно Ранкилео ожил. Он буквально взорвался криками:
– Мост! Мой мост! Он был! Не сказки! Нет! Это она! Она! Она!
Талиессин удивленно поднял бровь. Слуги Ранкилео с мрачными лицами столпились возле своего господина, а тот шумно предавался отчаянию.
– Ее дела! Я уверен!
Он повернулся к Талиессину:
– Вы верите мне, мой господин?
– Верю чему? – уточнил Талиессин.
– Мост был!
– Возможно, он и был, но сейчас его нет, – резонно указал Талиессин. – Вы, кажется, собирались доставить меня в свою усадьбу, в Осиновый Край, со всеми удобствами. Что ж, господин Ранкилео, особенных удобств я пока не вижу.
И тут из леса показалась еще одна кавалькада. Человек пять или шесть всадников, и среди них – молодая женщина, не старше двадцати, такая же костлявая и белобрысая, как и Ранкилео. Ее бледно-голубые глаза так и впились в лицо Ранкилео. Спутники молодой женщины с нескрываемой враждебностью уставились на сопровождавших Ранкилео людей.
– Ты! – заорал Ранкилео, ничуть не стесняясь присутствия регента. – Ты! Злобная тварь! Будь ты проклята, Дигне! Ты украла мой мост!
– Мост? – Молодая женщина изобразила полнейшее недоумение. – О чем идет речь, милый Ранкилео? – Она повернулась к регенту и поклонилась. – Ваша милость, мой брат малость обезумел. Здесь никогда не было никакого моста. Это – предмет его вечной скорби. Его жалкие попытки устроить удобную переправу через реку всегда заканчивались провалом. И коль скоро никакого моста здесь нет, а вашей милости не пристало пачкаться в болотной грязи, то осмелюсь ли предложить вашей милости остановиться в моей усадьбе «Облака и всадники»? Это здесь неподалеку. Хвала небесам, «Облака и всадники» у меня никто не оспаривает, так что все коварные происки моего брата…
– Ведьма! – прорычал Ранкилео. – Я тебе этого так не оставлю!
Дигне обернулась к нему с очаровательной улыбкой.
– Ты – милый, Ранкилео, но чрезвычайно глупый. Твои любовницы уже говорили тебе об этом?
С этим она двинулась вдоль реки, и Талиессин, немало забавляясь, поехал рядом с ней. Ранкилео скрежетал зубами так, что удалявшихся всадников этот неприятный звук преследовал почти до самых ворот усадьбы.
«Облака и всадники» обладали огромным и весьма ухоженным садом. Все аллеи были чисто выметены и посыпаны желтым песком. Имелся даже фонтанчик, правда довольно вялый: он напоминал поникший стебелек растения, которому недостает воды. Сходство усугублялось тем, что фонтанчику тоже недоставало воды.
Большие розовые кусты украшали главный вход в дом. По всему фасаду здания тянулась мозаичная картина, изображавшая четырех всадников, чьи кони осторожно ступали по облакам: эта картина, вероятно знаменитая, и дала название всей усадьбе.
– Смею ли предложить вашей милости комнаты в простой сельской усадьбе? – с горделивой скромностью осведомилась Дигне у Талиессина.
– Я с удовольствием воспользуюсь вашим гостеприимством, – ответил он.
– Для ваших людей будут приготовлены особые комнаты, – продолжала Дигне.
– Рядом с моей, если нетрудно, – сказал регент.
Дигне чуть подняла бесцветные брови.
– Но ведь это слуги. Для слуг у нас отведена отдельная половина усадьбы. Так удобнее.
– Мне удобнее, когда мои люди под рукой.
– Как будет угодно вашей милости, – сказала Дигне. – Я не хочу ничем нарушать ваши привычки.
– Вот и хорошо, – молвил Талиессин.

* * *
За обедом, где подавали фаршированного гуся, густой луковый суп, устрашающий с виду соус зеленого цвета и два сорта домашних вин – очень кислый и переслащенный, – Дигне подробно повествовала о тяжбе.
– Мы ни за что не стали бы тревожить покой регента, ибо знаем, как много забот у правящей королевы… – вздыхала она. – Но тяжба наша зашла слишком далеко, и без милостивого и справедливого суда…
Талиессин бесстрашно обмакнул кусок мяса в зеленый соус и перебил Дигне:
– Давайте сразу уточним, какой именно суд вам требуется – справедливый или милостивый.
Дигне поперхнулась.
– Разве это не одно и то же?
– Разумеется, нет. Если всем воздавать по справедливости, в стране не останется ни одного праздного плотника.
– Плотника? Простите недогадливую женщину, ваша милость, но какое отношение к справедливости имеют плотники?
– Плотники сооружают плахи и виселицы, – сказал Талиессин.
Дигне залилась густой краской.
– Я лишь хотела сказать, ваша милость…
– Давайте сперва насладимся обедом, – предложил Талиессин. – Потом я хотел бы посидеть у вас в саду и полюбоваться цветами. Я немного устал с дороги и не в состоянии сейчас вникать в проблему.
– Хорошо, хорошо, – перепугалась Дигне.
Она была неплохой хозяйкой, оценил Талиессин. Блюда подавали и уносили бесшумно, напитки подливали без суеты. Обед проходил неторопливо, в полном спокойствии. Когда Талиессин вышел в сад, он заглянул в конюшню и убедился в том, что все лошади выглядят весьма ухоженными.
Он устроился возле фонтана – растянулся на земле, подставив лицо солнцу. Стал ждать. И скоро к нему приблизился один из его слуг – тот, что постарше, лет сорока пяти.
Это был громила с плоским лицом и крохотными глазками, в которых затаилось неистребимое крестьянское коварство. Звали его Сиган. Талиессин ценил его за здравомыслие и уравновешенный характер, но более всего – за их общее прошлое.
Пятнадцать лет назад Сиган находился в числе мятежников, которые взбунтовались против ученого господина Алхвине, заподозрив того в «порче» земли. Господин Алхвине был убит, а его крестьяне пустились в бега.
Талиессин превратил их из шайки разбойников в отряд солдат и стал их командиром – Гаем по прозванию «Меченый». Сиган сделался его правой рукой.
Затем на несколько лет Талиессин расстался с Сиганом – тот оставался в армии, с бывшим отрядом Гая. Талиессин уже и думать о нем забыл. У каждого из них была теперь своя жизнь: бывший командир наемников Гай женился на эльфийке, чтобы дать стране наследника крови Эльсион Лакар, а бывший крестьянин Сиган сражался где-то далеко на севере с кочевниками.
Однажды, дождливым вечером, в Мизене к Талиессину приблизился человек. Регент как раз в этот момент выходил из ратуши, где его чествовали по случаю окончания сложного и долгого судебного процесса, и садился на коня. Человек, промокший с головы до ног, закутанный в испачканный и порванный плащ, схватил Талиессина за Руку.
– Гай! – хрипло вскрикнул он.
Талиессин сделал знак страже, чтобы человека этого не трогали, и приказал:
– Назовись.
– Ты не узнаешь меня?
– Сиган, – выдохнул Талиессин. – Я думал, ты на севере.
– Нет, – сказал Сиган.
– Давно ты искал меня?
– К тебе не подступиться, Гай, – кривя губы, проговорил Сиган. – Во дворец меня не пустили. Пришлось подстеречь тебя, когда ты в дороге…
– Я велю дать тебе коня, – сказал Талиессин. – Не хочешь вернуться в армию?
– Нет, – просто ответил Сиган.
– Останешься со мной?
– Если позволишь.
– В таком случае будешь называть меня – «господин регент», «ваша милость», «мой господин». «Гай» – только наедине, – сказал Талиессин.
– Как скажешь, Гай.
Талиессин повысил голос, крикнул:
– Дайте ему коня! Он едет с нами.
О том, что заставило Сигана уйти из армии и пуститься на поиски бывшего командира, Талиессин не расспрашивал. Догадывался, что тот, вероятно, пережил какой-то очень большой страх. Для теперешней жизни это было не важно. Сиган вполне сохранил свое здравомыслие, оставался преданным и наблюдательным.
И сейчас Талиессин ждал его, чтобы посоветоваться касательно дела Дигне и Ранкилео.
– Это ведь она, бестия, мост разобрала, – сказал, давясь от смеха, Сиган.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70