Сафрак, с которым брат поделился прочитанным, считал, вопреки расчетам, что после столкновения луна будет одна, но большая. Он немного колебался касательно цвета этой грядущей новой луны. Как-то раз он пригласил брата полюбоваться на научный опыт.
В прозрачный сосуд Сафрак налил воду, окрашенную желтым. Затем из стакана добавил туда синюю воду. Цвет смеси получился отвратительно грязным.
– Вот, – сказал Сафрак, – полагаю, после столкновения единая большая луна приобретет вот такой окрас.
– Не будет никакой единой большой луны! – закричал Алатей. – И хвала небесам за это, потому что лучше жить вовсе без луны, чем с эдаким кошмаром над головой!
– Да? – Сафрак посмотрел на сосуд, который держал в руке, поболтал его. И добавил не без отеческой гордости за свое творение: – А мне даже нравится.
Спор о двух лунах был единственным вопросом, где мнения братьев расходились. Необходимость убить одного из Эльсион Лакар стала второй такой темой.
– Положим, я боюсь, – сказал Сафрак с некоторым вызовом. – Ну и что? Я этого не скрываю. По крайней мере от тебя. Эта ядовитая гадина, принц Талиессин, – настоящая отрава для королевства. Все так говорят, и его сиятельство – первый.
– И поэтому мы обязаны избавить от него нашу прекрасную страну, – заключил Алатей. – Коль скоро дурак Радихена не справился с работой.
– Как вышло, что он провалил дело? – с досадой проговорил Сафрак. – Чума на его пегую башку! Я всегда подозревал, что этот недоносок ни на что не годен.
– Если подозревал, почему не предупредил?
– Я предупреждал, да кто меня слушает? Ты же сам громилой называешь, – заметил Сафрак.
Алатей рассудительно произнес:
– Его сиятельство все предусмотрел. Так?
Сафрак кивнул.
– Если мы не будем верить в предусмотрительность его сиятельства, – продолжал Алатей, – мы закончим свои дни так же, как Радихена.
– А как он закончил свои дни? – заинтересовался Сафрак. На его широкоскулом лице появилась насмешливая ухмылка. Он сощурил глаза, по лбу пробежали густые морщинки. – Тебе и это известно, умник?
– Полагаю, его уже удавили, – уверенно сказал Алатей.
– Полагаешь?
– Он попался на месте преступления, его схватили прямо над трупом девчонки – и с тех пор о нем ничего не известно. Как ты сам-то думаешь, что с ним сделали?
Сафрак молчал.
– Ну вот лично ты – что бы ты с ним сделал? – уточнил Алатей.
Сафрак сказал:
– Зарезал бы в тюрьме, без лишних слов и огласки… Мне другое непонятно: как вышло, что он испортил все дело? Держался вроде бы хорошо, действовал правильно. Узнал о жертве все. Изучил его привычки. Выводил из себя, преследовал, нарвался на драку… Ну, убил он по глупой случайности эту девицу. Что ему мешало после этого ткнуть ножом принца и сбежать?
– Ты же сам сказал: глупость, – фыркнул Алатей. – Глупость и ничто иное. Холопом он был, этот Радихена, холопом и подох. Все южане одинаковы, рабство у них в крови. Хоть сколько лет в герцогстве проведут, все равно рано или поздно вылезет холопское мурло. А нам теперь доделывать за него работу. Спасибо Талиессину, удрал из столицы. Здесь нам будет проще до него добраться.
– Мы умрем, – помолчав, сказал Сафрак. – Я это чувствую.
– Ты суеверен, как крестьянин, – поморщился Алатей. – Талиессин, братишка, – просто-напросто мальчишка-выродок. Мы без особых хлопот отправим его под землю. Тебе лишь не следует видеть в нем человека, только и всего.
Сафрак поморщился. Любой, кого они с братом убивали, никогда не представлялся им человеком в полном смысле слова, ровней им самим: это была добыча.
– Да ведь он и не человек, – сказал Сафрак, – в этом-то все и дело… Нетрудно представить себе человека – не человеком; а как быть с нелюдью?
– С нелюдью будет еще легче, – уверенно произнес Алатей.
– Не уверен, – пробормотал Сафрак.

* * *
Они остановились на краю леса. Здесь отчетливые следы Талиессина терялись, но так было еще интереснее.
Пока молочные братья шли за Талиессином по проселкам, они успели многое узнать о своей будущей жертве. Алатей особенно любил эту часть их работы. Буквально из ничего, из ничтожных мелочей, подхваченных по пути, складывать в пустоте некий мозаичный образ, а после при встрече смотреть, как восполняются недостающие части картины, – и в тот миг, когда все встает на свои места, когда образ делается полнокровным и живым, нанести смертельный удар. Создание целостности – и окончательное завершение.
– Что мы знаем о Талиессине? – задумчиво промолвил Алатей.
Он уставился на ветку ближайшего дерева. Ветка чуть покачивалась, как бы соглашаясь с каждым произнесенным словом.
– Выродок Эльсион Лакар, – пробурчал Сафрак.
– Это нам сообщили, – отмахнулся Алатей. – Я говорю сейчас о том, что мы поняли о нем сами.
– Молод.
– Не считается. Это тоже было известно заранее.
– По-настоящему молод, – настаивал Сафрак. – То есть неопытен и глуп.
– Согласен, – кивнул Алатей. – Кроме того труслив.
– Похоже на то…
– Нелюдим. Украл яблоки, вместо того чтобы попросить их.
– Боится людей?
– Возможно.
– Недоверчив. Предпочитает одиночество. Легко переносит голод.
– Кстати, о голоде: скорее всего, сейчас он довольно слаб – давно не ел.
– Насчет фехтования нас предупреждали, – заметил Алатей. – У него были неплохие преподаватели.
Сафрак сморщил нос.
– Я готов признать, что преподаватели у него были хорошие, но это еще не делает Талиессина серьезным противником. Ослабел – раз. Утратил волю к жизни – два.
– И ушел из столицы с одним только ножом – три, – смеясь, добавил Алатей. – Очко в твою пользу, братишка. Фехтовальщика из него сейчас не получится.
– Как будем действовать?
– Убьем из засады, – решил Алатей. – Благородство проявлять не будем.
Они посмотрели на лес, куда им предстояло войти. Деревья росли так, словно их нарочно высаживали, – на расстоянии друг от друга. Никакого кустарника, никакого подлеска. Ровные стволы и слой опавших листьев и хвои на земле.
– Куда же он пошел? – Сафрак сунул толстый палец в ухо и повертел. Прочищает голову, – весело заметил он. От его дурных предчувствий не осталось и следа.
– Разделимся, – предложил Алатей. – Он где-то здесь, в лесу. Нам не обязательно нападать на него вдвоем. Первый, кто найдет Талиессина, справится сам и позовет второго.
Они тихонько посмеялись и развели коней; Алатей двинулся правее, Сафрак – левее. Талиессин находился поблизости, и один из двоих молочных братьев непременно натолкнется на него. Рано или поздно это случится.
Глава третья
МЯТЕЖНИКИ
Сафрак спешился, привязал коня. Настороженно огляделся по сторонам. Поляна, где он стоял, была пуста, но, судя по оставленным следам, тот, кого выслеживали, покинул ее совсем недавно. На земле еще белели свежие крошки хлеба – птицы не успели их склевать. Опавшие листья, устилавшие землю, были смяты и сдвинуты: там сидели, лежали, ерзали, ворочались.
Сафрак раздул ноздри. Тишина входила в его уши, но теперь это была совсем другая тишина – в ней Сафрак улавливал чье-то близкое дыхание.
Он первым нашел Талиессина. Добыча рядом. Нужно лишь протянуть руку и взять.
Звук чужого дыхания смолк. Тот, спрятавшийся, почуял опасность. Сафрак беззвучно засмеялся. Его открытое, доброе лицо пошло морщинками, какие появляются с годами у человека, привыкшего улыбаться. Светлые глаза сощурились, как будто Сафрак оценил чужую шутку.
Он обошел поляну кругом, двигаясь пружинящим шагом, странно легким для такого рослого, громоздкого человека.
Никого и ничего. Звук дыхания становился то ближе, то дальше; иногда затихал совсем, но потом всегда возобновлялся. Несколько раз Сафраку чудилось, будто некто смотрит прямо ему в затылок, но, обернувшись, не замечал никого. Даже тени не шевелились на поляне, и ни одна веточка не колыхнулась.
«Эльфийская магия? – подумал Сафрак смятенно. – Но ведь магии не существует… Они умеют левитировать. И это все. Но левитация не магия, она не имеет отношения к колдовству. Никакого отношения к колдовству. Никакого. И здесь никто не левитирует. Для этого нужна ночь. Кажется, да – нужна ночь, непременно. Две луны. Пока они еще не столкнулись… Две луны, две».
Что-то прошуршало у него за спиной. Сафрак резко обернулся. На сей раз он увидел нечто. Какое-то смутное движение воздуха, сероватая тень, скользнувшая и исчезнувшая в тот же миг. Как будто здешний мир на мгновение застыл, расступился и явил Сафраку крохотную часть мира иного, а после снова задвинул перед его глазами непроницаемый занавес.
Сафрака кинуло в жар. Он шумно выдохнул и несколько секунд стоял неподвижно. Все вокруг выглядело прежним: равнодушное шевеление зеленых крон в вышине, роскошь древних медных стволов, тусклое мерцание умерших листьев под ногами. Две-три бабочки в солнечном луче сверкнули и исчезли.
Чужое дыхание стало откровенным. Тот, кто таился поблизости, перестал наконец прятаться и подошел к Сафраку вплотную.
Сафрак резко повернулся и встретился взглядом с пустотой. А затем на стволе одного из деревьев дерзко распахнулись раскосые зеленые глаза.

* * *
Талиессин заметил всадника и испугался. Юноша не знал, кто этот всадник, понятия не имел о том, что он делает в лесу; и все же испугался.
Талиессин не мог объяснить разумно, что вызвало у него этот страх. Он вел себя как испуганный зверь: таился и не нападал, покуда его не загнали в угол.
Талиессин спрятался. Прижался к стволу дерева и принялся наблюдать за всадником украдкой. Красивый человек. Приятное лицо, хорошее сложение. Наверное, мужчины охотно завязывают с ним дружбу, а женщины легко пускают в свою постель.
И едва Талиессин подумал об этом, как незнакомец вызвал у него острую неприязнь. Должно быть, в Талиессине начала действовать зависть, а у зависти самые зоркие глаза, какие только можно вообразить. И тотчас он заметил жесткую складку у рта чужака и то, как тот озирается по сторонам. Мгновенная догадка: чужак ищет Талиессина, чтобы убить. Мысль пришла и сразу утвердилась; Талиессин был убежден в том, что не ошибается.
Еще одна навязанная ему смерть. Сперва Радихена, теперь этот незнакомец. Неужели ему все-таки суждено быть зарезанным в лесу, бесславно, тайком? Нет уж. Куда лучше помереть от обжорства на каком-нибудь пиршестве, устроенном по почину господина Адобекка, прилюдно, под грохот шутих и фейерверков! Что угодно лучше, чем подобный конец.
Талиессин усмехнулся, представив себя багровым, с выпученными глазами и торчащим изо рта рыбьим хвостом, в разноцветных огнях веселого взрыва, и почти сразу почувствовал, что страх отступает.
Он замер. С удивлением быстро проверил всего себя, как бы мысленно пробежав по себе сверху донизу.
Ум? Находит некоторую прелесть в ситуации. Сердце? Бьется весело и быстро. Как насчет живота – не скручиваются ли кишки от звериного ужаса? Живот с готовностью побурчал, намекая на то, что неплохо бы перекусить, но никаких неправильных сигналов оттуда не поступало.
Осознав, что страха в нем на самом деле нет и в помине, Талиессин пережил восторг, какого, кажется, не испытывал никогда.
Он выпрямился, вытащил нож. Прижался спиной к стволу дерева и стал ждать, пока незнакомый человек его разглядит и перейдет к действиям.
А чужак все никак не замечал Талиессина. Вот он спешился, медленно обошел поляну кругом. Несколько раз его взгляд рассеянно цеплял фигуру принца, но ни разу не задержался на ней. «Он и впрямь меня не видит», – подумал Талиессин. Он облизал губы и растянул их в усмешке. Вот теперь он воистину ощутил себя всемогущим – способным победить, и скорое столкновение с противником предстало ему желанным праздником.
Истинные Эльсион Лакар обладали способностью сливаться с окружающим миром, но никогда прежде Талиессин не подозревал такого умения у себя. Королева не делала этого, и принц, унаследовавший еще меньше эльфийской крови, нежели его мать, полагал, что и вовсе обделен большинством из даров Эльсион Лакар.
Талиессин смотрел на человека, который кружил по поляне и с каждой минутой выглядел все более растерянным. Вот он остановился, покрутил головой, запустил широкую пятерню в свои густые белокурые волосы, усмехнулся. Он как будто не вполне верил в происходящее.
Талиессин внимательно рассматривал своего будущего убийцу. Да, очень красивый человек. Уверенный в себе воин. Ладный меч на бедре, тренированные движения. «Дурак», – подумал Талиессин с презрением.
И встретился с ним взглядом.

* * *
Сафрак побледнел и отпрянул. Талиессин шагнул вперед, отделяясь от дерева. Гладкий блестящий ствол как будто оттолкнул от себя юношу, дружески направил его вперед: пора. Узкое лицо с раскосыми зелеными глазами, располосованное четырьмя вертикальными шрамами, некрасиво ухмылялось. Молодой человек постоянно облизывал разрезанные губы, как будто желая непременно обновлять кровь, выступающую из ранок. Сафрак завороженно смотрел на мелькающий кончик его языка: движение было ящеричье, не человеческое.
«Нелюдь. Он». Если бы не страх, явственно проступивший на лице Сафрака, Талиессин мог бы помедлить, отступить, удержать руку. Но Сафрак испугался.
Он даже не потянулся к мечу. Он шарахнулся, а затем повернулся к Талиессину спиной и помчался прочь, крича на бегу: «Алатей! Алатей!»
Человек струсил. Этого оказалось достаточно. Хищник проснулся и устремился в погоню.
Талиессин метнулся следом. Он бежал пригибаясь и делая большие прыжки, как бы чуть взлетая над поверхностью земли. Ему было весело, очень весело. Вся злоба, вся тоска последних дней вдруг переплавились в это веселье, и вот оно вырвалось наружу.
Сафрак был хорошо виден между деревьями. Как ни старался он петлять, чтобы уйти от взора Талиессина, принц постоянно различал свою будущую жертву среди деревьев: древний медный лес благоволил к преследователю, не к убегающему.
Несколько раз Сафрак останавливался, бросал взгляды назад: умоляющие, как казалось Талиессину, и это еще больше веселило юношу. Теперь он, как ему думалось, понимал причины, заставляющие людей соглашаться на работу наемного убийцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58