– Дал два бакса. А что сделал бы ты?
– Ё-мое! – Ричи покачал головой. – И ты его не проучил?
– Я хочу знать, что сделал бы ты?
– Имей я при себе пушку? Ё-мое! Если бы не имел, помчался бы домой, взял бы дробовик и разнес бы эту заправку к едреням.
– А как насчет заправщика?
– И его тоже! Я знаю, о какой автозаправке ты говоришь. Этот лох не должен был на тебя вякать.
– Вякнул же!
– Об этом я и толкую. Будь я индеец и он бы наехал на меня, я снял бы с этого ублюдка скальп. – Ричи задумался. – Никогда не подумал бы, что дробовик – это такой кайф. Может, я так и сделаю – разнесу к едреням эту автозаправку и сниму с него скальп. – Ричи нахмурился, глядя на Армана, потом выдвинул ящик стола и достал кухонный нож. – А скажи, как снимают скальп?
– Хочешь проделать это под носом у полиции? А если тебя кто засечет? Знаешь, зачем я тебе об этом рассказал? Посмотреть на твою реакцию. А теперь я хочу тебе сказать, чтобы ты не вздумал делать ничего подобного. Пока мы не доведем дело до конца.
– Хошь, чтоб я думал как ты, да?
– Я хочу, чтобы ты не дергался, ясно?
– Ты, Птица, меня удивляешь. Ежели этот гад не разозлил тебя, с тобой в натуре что-то не то.
– Еще как разозлил! Но о чем мы должны думать в первую очередь? О заправщике или о тех двоих, что могут упрятать нас за решетку?
– Я бы по-любому это так не оставил.
– С заправщиком я поквитаюсь, будь спок, но сначала нам нужно закончить дело.
Ричи принялся тыкать ножом в кухонную столешницу, пытаясь вогнать лезвие в виниловую поверхность.
Прямо как пацан! Не хочет ничего слушать.
– Донна упоминала, что это было по радио, – обронил Ричи, снова втыкая нож. – Она слушает эту стебаную программу «Торговля», куда можно звякнуть и толкнуть любое барахло, которое тебе не нужно. Там она надыбала свой розовый халат. Я спросил, она что, нищая? Так она меня чуть не убила…
– Ты все сказал?
– Чё сказал?
– О чем там упоминала Донна?
– Ах да, о том, что супермаркет грабанули на пару сотен. Брехня, там было сорок пять баксов, полный облом.
– Ты сказал Донне, что это был ты?
– Нет. Она все говорила об убитой девчонке, спрашивала, не слыхал ли я чего, пока там охотился? Ричи вновь принялся втыкать нож в столешницу. – Я сказал, что, мол, слыхал про вооруженное ограбление, а о мокрухе не слыхал. Вообще-то она сечет любую фишку. Видела всяко-разно…
– В тюряге?
– Ага, там.
– Придурков, которые позволили себя поймать?
– От сумы и тюрьмы не стоит зарекаться.
– Эту отговорку дураки придумали. Слушай, сегодня вечером ты должен забрать тачку.
– У нас есть тачка.
– Чистую, с бумагами. Возьмешь пикап, бросишь его где-нибудь в Детройте. Пусть угоняют те, кому не лень! А сам заберешь новую тачку, которую копы не станут искать.
– А ты ушлый, Птица! Как у тя это все получается?
– Без проблем получается, потому что я не бросаю свои очки где попало, не оставляю отпечатков пальцев, не делаю ничего, хорошенько не подумав. – Он заметил, как в холле промелькнул розовый халат Донны, шмыгнувшей из ванной в спальню. – Остается только войти и выйти, – добавил он с усмешкой.
Было половина десятого. Кармен и Уэйн сидели в гостиной с зажженным светом, говорили о Ричи Никсе, преступнике, который, если верить федералам, находился в розыске за вооруженное ограбление и убийство.
– Оказывается, ему тридцать четыре года, – сказал Уэйн. – В пятнадцать лет он попадает в окружную исправительную колонию для подростков в Уэйне, пару лет спустя обворовывает магазин во Флориде, совершает еще какое-то преступление в Джорджии, попадает в тюрьму, то есть почти двадцать лет ведет преступный образ жизни, и я не понимаю…
Уэйн замолчал, когда свет фар с улицы ударил в оба окна гостиной, вспыхнул в холле, заплясал на стеклянных панелях входной двери. Уэйн поднялся с дивана и, подойдя к окну, выглянул наружу:
– Опоздали на пять минут.
Кармен сидела в кресле-качалке, которое они купили зимой в Кентукки, когда возвращались из Флориды. Она покрыла дерево свежим лаком, сшила зеленовато-оливковую подушку.
– Зачем на них злиться? Они делают свою работу.
– Светят фарами в окна? Ничего себе работенка…
Уэйн вернулся к дивану, опустился на него и, вытягивая ноги, обтянутые голубыми джинсами, сбил лоскутный коврик.
Они обживали свой дом, не слишком задумываясь об интерьере. Экономя деньги, Кармен все делала своими руками.
– Ты заметил, что мы сидим здесь, разговариваем и не смотрим телевизор?
Она обвела взглядом гостиную. Еще столько всего надо сделать. Оставить кресло, но выкрасить в яркий цвет, избавиться от старого, в зеленую клетку, дивана и «утиных» эстампов, которые мама преподнесла им в качестве комбинированного подарка на новоселье и день рождения Уэйна, последовавшего месяцем позже. Она перевела взгляд на Уэйна. Ей нравилось смотреть на него и ждать, когда он это заметит. Когда их взгляды встречались, они долго смотрели друг другу в глаза не улыбаясь, пока Кармен не проводила кончиком языка по губам.
– Хочешь лечь? – спросил он.
– Еще рано, – ответила она.
Пару секунд они смотрели друг на друга.
– Последнее время мы совсем не занимаемся любовью, – сказал он.
– Я уже и забыла, что это такое. Мы даже не обнимаемся и не целуемся, – отозвалась Кармен. По тому, как он тряхнул головой, она догадалась, что он думает о чем-то другом. – Что именно ты не понимаешь? Ты начал говорить о Ричи Никсе, о его судимостях, о том, как он сидел в тюрьме…
– Трижды сидел, однако его выпустили, – сказал Уэйн, возвращаясь к прерванному разговору. – Он попадает в федеральную тюрьму, видит, как зарезали парня, дает показания на суде на того, кто это сделал, и попадает под программу защиты свидетелей, то есть на него автоматически распространили меры обеспечения государственной безопасности лиц, которые предоставляют следственным органам информацию, необходимую для предотвращения или раскрытия опасных преступлений.
– Это был его сокамерник, тот, кого убили, – уточнила Кармен. – Может, спросить об этом у Скаллена? Ты заметил, он назвал это программой безопасности свидетелей. Но, думаю, лучше не надо.
– Не знаю, – отозвался Уэйн. – Я не понимаю одного – этот Ричи Никс должен был отсидеть в тюрьме в общей сложности лет двадцать, я прав?
– Он сидел уже несколько лет, когда это случилось.
– Да. Потом ему говорят, что должны защитить его на тот случай, если дружки парня, на которого он показал, попытаются его убить. Одним словом, его берут под защиту и выпускают. Как такое возможно?
Кармен помолчала, вспомнив, как федерал сидел на кухне и рассказывал им о парне, который грабил и убивал, и о другом, которому платили за убийства.
– Он не сказал, что Ричи Никса выпустили. Сначала его перевели в другую тюрьму, где он находился под этой программой, пока сидел в тюрьме, думаю, еще года три, и еще какое-то время после, пока не совершил новое преступление. Так что все те преступления, список которых показал нам Скаллен, за которые Ричи разыскивается теперь, совершены им за последнюю пару лет.
– Об этом я и толкую, – сказал Уэйн. – Его выпустили, и он начал убивать. Получает работенку через приятеля, и что делает? Убивает нескольких человек и смывается.
– Он убил человека в Детройте еще до появления приятеля, – заметила Кармен.
– Получается, он тянется к грабежу, да еще и людей начинает убивать. Ты видела список обвинений: грабеж магазина в Огайо, убийство служащего. И во всех остальных случаях – в Индиане, Кентукки – грабит, а потом убивает служащих. Узнает от Лионеля, где мы живем – видимо, так оно и было, – и трижды стреляет в него. Зачем было ему его убивать? А семнадцатилетнюю девушку в супермаркете? У нее не было оружия или чего-то еще… Забирает деньги из кассы и стреляет ей в голову. Почему он ни с того ни с сего убивает людей?
– Почему он гоняется за нами? – спросила Кармен. – Если бы мы это знали… Я хочу сказать, чего он хочет этим достичь?
– Думаю, падение из окна второго этажа имеет к этому отношение, – вздохнул Уэйн. – Возможно, он делает то, что велит ему индеец, на которого он работает. Скорее всего… Из сказанного Скалленом следует, что в первую очередь нам надо опасаться индейца.
Я долго думал об этом. Когда я сидел за столом Нельсона, он ни до чего не дотронулся, а вот отпечатков пальцев Ричи Никса в кабинете – хоть отбавляй! Мы считаем, что Ричи Никс исчадие ада, тогда что думать про Армана, какие дела натворил он?
– Разве можно уединиться, когда в доме двое мужчин, – посетовала Донна.
В розовом халате она сидела на краю кровати, держа в руках черные колготки. Ногти у нее на пальцах были покрыты рыже-красным лаком.
Стоя в дверях, Арман наблюдал за ней.
На застеленной фиолетово-желтым покрывалом кровати Донны примостились меховые игрушки, над изголовьем висела картина – цветной портрет Элвиса Пресли на черном бархате. Арман точно знал, кто это, так как у Донны имелась полка с пластинками Элвиса Пресли, Элвис Пресли – кукла в спортивном костюме, а на кухне тарелки с его портретом. Доедаешь рубленый бифштекс и видишь, как на тебя пялится Элвис Пресли…
– Хочешь уединиться, закрой дверь. Но я думаю, ты этого не хочешь. – В том месте, где распахнулся халат, виднелись молочно-белые ляжки Донны. – Знаешь, о чем еще я думаю? Думаю, под халатом у тебя ничего нет.
– Так я как раз и хочу одеться, если ты не возражаешь, – парировала Донна. – Ты что, все еще хочешь есть?
– Пока нет. Может, позже захочу.
– Мне нравится, когда мужчина ест с удовольствием. Ричи не из таких.
Она задрала ногу на край кровати, собираясь натянуть колготки. Теперь он видел не только ее ляжки, но и темную полоску между ними.
– Ты одеваешься уже два часа. Думаю, ты дожидалась, пока Ричи уйдет.
Прежде чем поднять на него глаза, Донна натянула колготки.
– А если Дик что-то забыл и вернется? Тебе не поздоровится, – игриво сказала она.
Ну ты подумай! Дик… Арман едва сдержал улыбку.
– Ну и что он мне сделает, застрелит? – Арман вошел в комнату и подошел к кровати.
Донна, вытянув молочно-белую шею, подняла к нему лицо. Глаза без очков казались близорукими и беззащитными, золотисто-рыжая копна волос, густо покрытых лаком, сияла на свету.
– Должно быть, тебе нравятся парни, которые стреляют в людей, парни с пушками. У меня тоже есть пушка. Хочешь, покажу?
– А что, у меня есть выбор? – хихикнула Донна. Потом он услышал ее вздох и увидел, как ее плечи на секунду поникли, когда она сказала: – Что ж, разве я могу сопротивляться, ты намного сильнее меня. – Затем она сняла халат, стянула колготки и бросила на пол. Откинувшись на цветастое покрывало, она подняла на него беззащитные близорукие глаза и добавила: – Думаю, ты можешь делать со мной все, что захочешь, и я никакими силами не смогу тебя остановить. Выключить свет или пусть горит?
Еще днем Кармен сказала мужу:
– Я, вероятно, делала то, что тебя раздражало. Может, раз или два за последние двадцать лет? Но ты ни разу не повысил голос на меня. Я думала об этом и пришла к выводу, что если ты можешь пройти по десятидюймовой балке на огромной высоте, то, стало быть, ты умеешь держать себя в руках. Ты не из тех, кого легко из себя вывести. Но, когда ты стоял на крыльце и орал на полицейских, я увидела совершен – но другого человека.
– На крыльце? – хмыкнул Уэйн. – Оно всего лишь в пяти футах над землей. Я мог бы сплясать на нем, если бы захотел. На крыльце я могу делать все, черт побери, что захочу.
Кармен попыталась представить себе, как Уэйн вымещает гнев на этих старых серых досках, топая по ним и горланя во все горло. Он до сих пор не успокоился, и это все еще удивляло ее. Каждые пять минут Уэйн вскакивал с дивана и подходил к окну, наблюдая за патрулированием полицейских.
– Это были городские копы. Осветили весь дом. Он стоял спиной к Кармен. Ей хотелось, чтобы он сел.
– Ты завтра собираешься на работу?
– Нет, пока не схватят этих преступников.
– Мы могли бы уехать.
– Куда?
– Пожить у мамы, у нее хватит места. Он резко повернулся к ней.
– Шучу, – улыбнулась Кармен. – Успокойся. Разве ты не понимаешь, когда я шучу?
– За два дня жизни с твоей матушкой я стал бы алкоголиком, – буркнул он. – Может, и одного дня будет достаточно.
– Она тоже тебя очень любит. – Кармен снова стала раскачиваться в кресле – качалке из Кентукки. – Давай включим новости, а?
Уэйн глянул на часы:
– Еще рано.
– Хочешь знать, чего я не понимаю?
– Когда ты шутишь, должно быть смешно. В этом-то вся фишка.
Кармен немного покачалась в кресле, думая о том, что собиралась сказать.
– Я много чего не понимаю, но знаешь, что меня беспокоит?
– Что?
– ФБР считает, что за рэкетом стоит мафия. Или им так хочется считать. Я сказала федералу, что Арман Дега из Торонто, и спросила, о какой мафии идет речь, о канадской или нашей, американской?
– Он решил, что с твоей стороны забавно говорить «наша» мафия.
Глядя на него, Кармен выдержала паузу.
– И тем не менее он сказал, что это может быть любая. Что им известно наверняка, так это то, что один из преступников работает на мафию и что он разъезжал на машине, зарегистрированной на компанию, которая, как им известно, причастна к организованной преступности. В прошлую пятницу Арман Дега был здесь, и в тот же день влиятельный мафиози из Торонто был застрелен в отеле Детройта вместе с девушкой. Они не знают, кто она, но думают, что это сделал Арман, потому что… В общем, он там был, и это то, чем он занимается. Они хотят, чтобы мы понимали, что если это мафия, то мы должны беспокоиться гораздо сильнее, чем если бы это были просто двое рэкетиров, охотящихся за нами. Ты тоже так считаешь?
– Думаю, Скаллен прав, – кивнул Уэйн. Кармен покачалась еще, раздумывая, потом остановилась.
– Ну так вот, я спросила: не собирается ли мафия прибрать к рукам риелторскую компанию в Алгонаке? Скаллен сказал, что такое не исключено. Они могли приехать сюда поохотиться и обнаружили компанию, зарабатывающую много денег, и выяснили, что в этих местах не слишком усердствует полиция… Он добавил, что вполне возможно, Арман Дега затеял все это сам, так как он, несомненно, имеет в этом опыт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27