— Одна из сильных сторон работы строем — это единообразность. Очень многое в бою решает психологический момент. Если вы будете стоять кое-как, расхлябанно двигаться и действовать кто в лес, кто по дрова, то, может быть, вы одержите победу. Но только в бою. А настоящий строй, движущийся как единый организм, где каждый боец знает свою роль и чувствует плечо товарища, одерживает победу еще до боя. Иногда даже не вступая в сражение. Так что начнем с азов.
Алан закрылся щитом, выставив его вперед, и поднял дубинку над головой.
— Это положение называется «Приготовиться». Почти как в стрельбе. А вот так… — Он встал по стойке смирно, щит сбоку, дубинка в согнутой руке смотрит вверх. — Так позиция «Смирно». В случае, если дается команда «Вольно», вам разрешается опустить дубинку и поставить щит ребром на асфальт. Всем ясно?
Алан закрылся щитом:
— Приготовиться! — Потом отвел щит вбок. — Смирно!
Он повторил это движение еще несколько раз, а потом гаркнул, не хуже Антона Михайловича:
— Смирно!
Строй вздрогнул. Щелкнули каблуки. Грохнул пластик щитов.
— Вольно!
Дубинки опустились вниз. Край щита царапнул о камень.
— Смирно!
Солнце нещадно накаляло стадион. По телам курсантов потекли первые струйки пота.
— Вольно!
— Смирно! Приготовиться!
Алан пробежался вдоль строя. Вернулся обратно и спросил у Платона:
— На что похоже?
— Ну… — Тот замялся. С одной стороны, происходящее начинало казаться ему детским садом, а с другой — начальство, в лице Лукина, внимательно следило за событиями. — Похоже на фалангу…
— Нет. Не похоже, — ответил Алан. — Возьмите щит. Смирно! Приготовиться!
Алан поправил чрезмерно задранную дубинку и пристроился рядом.
— Смотрите, как должен щит товарища прилегать к вашему. Видите? Это чешуя. Через нее не должен проникнуть враг. Таким образом вы сможете сдерживать напор толпы или кого угодно. Если чешуи не будет, смотрите, что произойдет…
Алан подхватил с земли длинную деревянную дубину со смятенным концом, разогнался и изо всех сил врезал по щитам. Оглушительно грохнуло. В строю образовалась дыра, которая, впрочем, быстро заполнилась.
— В это отверстие побегут люди. Враги. Или… — Алан изогнулся и ткнул палкой, как копьем. Кто-то ойкнул, в строю снова образовалась дыра. — Видите. Чешуя. Смирно! Вольно!
Молодой человек вернулся назад:
— Теперь посмотрите на дубинку. Она довольно короткая. И больше всего напоминает римский меч. С одним ограничением — вы не можете наносить им эффективные колющие удары.
— Прямо фэнтези какое-то, — пробормотал Сергей, заливаясь потом. В его подъезде жило несколько таких же сумасшедших. Они называли себя ролевикамн, носились по всему городу в средневековой одежде, и была у них с Аланом одна общая черта — странный блеск в глазах, появляющийся, когда речь заходила о холодном оружии. Иванов считал таких людей законченными маньяками и постоянно ожидал, что когда-нибудь парнишек из его подъезда приведут в ближайшее отделение милиции за кровавую поножовщину.
— А значит, — продолжал тем временем Алан, размахивая дубинкой, — необходимо рубить! Сверху вниз, лучше в голову. Еще возможен вариант удара в плечо, для ломания кости ключицы. Очень хрупкая кость. Если противник повернулся к вам спиной, бейте в область почек. Это очень больно. Действуйте дубинкой как мечом. Рубите.
Алан сделал паузу, прошел несколько раз вдоль строя.
Сергей уже начал питать смутную надежду на то, что жестокосердный немец наконец скажет: «Для начала хватит». Но его надеждам не суждено было сбыться.
— А теперь мы немного походим. Я хочу посмотреть на ваше движение. Смирно! Приготовиться! Чешуя, чешуя!!!
Алан побежал вдоль строя, молотя «демократизатором» по щитам.
— Чешуя! Почему тут дыра?
Кто-то ойкнул. Остальные сдвинулись плотнее.
— Вперед, марш! — Алан махнул рукой.
Некоторое, как показалось Сергею, очень долгое время они топтали стадион из конца в конец. Делали развороты. Снова топтали. Вперед. Потом пятились назад. Все это время неугомонный немец бегал за ними, молотя то дубиной, то палкой, то арматурным прутком по щитам. Иногда он разбегался и, сжавшись в комок, прыгал на линию щитов, пытаясь пробить ее телом. В такие моменты курсанты с особым удовольствием напрягались и чуть-чуть поддавали Алану плечом. Чтобы жизнь медом не казалась. Бернард падал, стремительно вскакивал, выкрикивал что-то одобрительное и снова бежал вдоль движущегося строя. Иванов даже начал проникаться уважением к человеку, который способен на такой жаре так фанатично делать свое дело.
— Стоп! — наконец крикнул Алан. — Вольно! Немного отдохнем и походим уже по-другому. Пока все было плохо, но не ужасно. Будем ходить еще.
По строю пронесся стон.
После небольшой паузы Алан обратился к Платону:
— Как у вас нога?
— Болит, — честно ответил тот. — Но ходить могу.
— Вам и не надо. Равновесие удержите?
— Смотря на чем, — уклончиво сказал Платон, чувствуя подвох.
— На щите, — радостно объявил Алан. — Становитесь!
«Не уверен», — хотел сказать Платон, но не успел.
— Ребята! — завопил неугомонный немец. — Мне нужно пять человек сюда. Вот так. Аккуратно… Поднимаем. За строй, шагом марш!
— Аккуратно, мать вашу, уроните, — жалобно гудел Платон, враскорячку стоящий на возвышении.
— Теперь мы попробуем другой строй. Вот этот человек…
— Платон, — подсказал Антон Михайлович, который с живейшим интересом наблюдал за происходящим.
— Платон будет стоять наверху. А ваша задача — не дать ему упасть. Чтобы никто не мог добраться до него. Понятно? Так. Десять человек сюда. Остальные строятся…
«До чего долгий день, — вздохнул Сергей. — Как все-таки на стрельбах хорошо».
Глава 21
Из статьи «Опасность сильной России»:
«Россия, к сожалению, еще должна оставаться бедной. До тех пор, пока она не цивилизуется и перестанет представлять угрозу для окружающих».
Семен Маркович встретил этого странного человека случайно. Тот просто, даже как-то слишком просто, подсел к столику, за которым обедал Липинский. Появился в поле зрения неожиданно, сделал пару шагов, отодвинул стул и готово. Перед Семеном сидел человек заурядной наружности, аккуратно причесан, волосок к волоску, добротный костюм сидит плотно, что называется, как влитой, белая рубашка и блестящие начищенные ботинки. Гость закинул ногу на ногу, облокотился на столик и, странно, по-птичьи наклонив голову, посмотрел на Липинского.
Семен Маркович в недоумении огляделся. Стоящая неподалеку охрана смотрела куда угодно, но только не на своего босса.
«Хорошенькое дело, — подумал Липинский. — Мимо них взвод шахидов пройдет, а они сообразят, что к чему, только когда весь зал вскричит „Аллах велик!" и дернет чеку. За что я им деньги плачу?»
Таинственный гость мило улыбнулся.
— Чем обязан? — поинтересовался Семен Маркович.
— Здравствуй, Семен. — Гость снова заулыбался, словно встретив старого друга.
— Здравствуй, — ответил Липинский. — Однако с кем имею честь?
В уме он уже перебрал всех знакомых, дальних и ближних родственников, но ничего такого вспомнить не мог. Ну не было у Семена Марковича друзей в среде типичных «белых воротничков среднего уровня», а именно так выглядел нахальный человечек.
«Спецслужбы! — вдруг осенило Липинского. — Вот сейчас как огребу ледорубом по лбу!»
В схему «коварного ФСБ» укладывалась и неприметная внешность гостя, и странное поведение охраны.
«Продали меня, сволочи! — подумал Семен Маркович. Он даже успел пожалеть о давешней беседе с лордом Джадом, в которой Липинский обвинил Кремль во всех грехах, тоталитаризме, фашизме, нацизме, человеконенавистнической внутренней политике и склонности к плановой экономике. — Вот как оно бывает, В штатском. Никакой джеймсбондовщины, никакой стрельбы с погонями. Интересно, он мне корочку предъявит или сразу в брюхо глушителем ткнет?»
Умирать было страшно. На Семена, человека, повидавшего многое, вдруг накатил такой смертельный ужас, что захотелось бухнуться чекисту в ноги и просить его…
«О чем? О чем просить? — прорезался неожиданно презрительный и спокойный голос в голове Липинского. — Что за бред? Просить чекиста? Они тебя небольно зарежут, чик…»
— А потом? — вслух спросил Семен Маркович у внутреннего голоса и с трудом удержался от того, чтобы не закрыть себе рот ладонями.
Гость еще больше наклонил голову. Становилось непонятно, каким образом у него не ломается шея.
— Семен, — укоризненно сказал человек. — Семен, я не из ФСБ. Совсем нет. Не ФБР, не ЦРУ и даже не МОССАД. Все эти игры, спецслужбы, разведка, шпионы, диверсанты, саботажники… Это игры, Семен. Детские, «в войнушку». Ничего больше. Неужели ты думаешь, что они все чего-то стоят? Чего ты так боишься, Семен?
— Пули, — честно ответил Липинский. — Пули боюсь.
— Ерунда. — Гость махнул рукой. — Ерунда, Семен. Пуля. Кусок металла, сплав свинца с чем-нибудь еще. Сколько она стоит, пуля?
— Не знаю. — Быть честным с этим человеком было удивительно легко.
— Сущую безделицу. Латунка гильзы, щепотка пороха и несколько граммов свинца? И труд какого-нибудь работяги, что обслуживает пресс. Вот и все. Безделица.
— Человек стоит еще меньше, — неожиданно для себя выдал Липинский. — Какие-то клетки соединяются, делают свое дело гормоны, и пошло-поехало. Все остальное — затраты на обработку. Школа там, институты разные…
— Все верно, — улыбнулся гость. — Все верно. Человек почти ничего не стоит. Производство более дешевое, чем даже производство боеприпасов. А знаешь, почему патрон стоит дорого?
— Кажется, мы говорили, что он, наоборот, дешев.
— Ну нет, Семен, все-таки соберись, пожалуйста. — Гость покачал головой. — Мы говорили о производстве, но ведь есть еще конечная цена. Нет, конечно, не та, по которой тот или иной предмет продается, а конечная. Истинная пена. Она плавает.
Его манера говорить немного раздражала Семена. Гость выдавал рубленые фразы. Выплевывая телеграфным стилем, коротко, понятно.
— Истинная цена определяется просто. Тем количеством ценностей, которые потребитель готов отдать. Чтобы завладеть единицей товара. Просто, не правда ли?
— Это называется спрос.
— Правильно, — обрадовался гость. — Истинная цена определяется спросом на продукт. А если возможности производителя ограничены, а интерес к товару постоянен? Возникает дефицит. Который еще более взвинчивает цепу. А дефицит боеприпасов, согласись, наиболее тяжел. И поэтому патрон стоит дорого. С одной стороны И еще потому, что опытный человек может использовать его по назначению. Пуля, выпущенная снайпером-профессионалом, стоит еще дороже. Независимо от того, во что обошлось производство снайпера как человека и во что встала прессовка патрона. Значит, что определяет цену выстрела?
— Затраты на обучение снайпера, — буркнул Семен.
— Нет! — Гость погрозил пальцем, и Семен Маркович расстроился. Неожиданно для себя. Вдруг, по непонятной причине, он огорчился оттого, что не угадал. Дал неверный ответ. Разочаровал собеседника.
«Да что это со мной? — спросил себя Липинский. — Что за ерунда? Что за детство?»
Но все-таки продолжил странную беседу по навязанным правилам.
— Нет! — продолжал гост — Цена выстрела в сочетании! В сочетании стоимости производства, обработки, дефицита. Всех факторов. Включая руководство.
— Кем?
— Снайпером. Ведь кто-то должен найти, объяснить, ввести в курс дела и, наконец, дать команду. И это тоже стоит денег. Видишь, как сложно. А ты боишься пули. Нет, не надо бояться пули. Стоит опасаться сочетания. Пули, стрелка и командира. Целая система взаимоотношений. Целая система. И ее стоит бояться. По-настоящему. Потому что система бывает слепа. И это не самый плохой вариант. Если система будет подчинена чьей-то воле или же обретет волю собственную… Вот это будет действительно интересно. Но ведь ты не знаешь, что является главным в системе! Самым важным! Ценоопределяющнм.
— Что?
— Угадай.
— Не знаю.
— Угадай! — В голосе собеседника послышались стальные нотки. И Семен заволновался. Огорчать гостя не хотелось, до дрожи в коленях.
— Люди?
— Нет. Их производство дешево. Их много. Каждый включен в систему, на своем месте.
— Деньги?
— Ну нет. Деньги — это мерило.
— Сочетание…
— Ладно, хватит. — Гость махнул рукой, и Липинский замолчал. — Ты просто перечисляешь. Стратегия правильная, но не сейчас. Самым главным фактором стоимости человека является руководство.
— Как? — Семен Маркович подался вперед, краем глаза уловив, как удивленно посмотрела на него охрана. Но сейчас Липинскому не хотелось, чтобы эти остолопы, проморгавшие все на свете, вмешивались в беседу.
— Руководство! — повторил гость, делая значительное лицо. — Стоимость человека определяет возможность им руководить. Это очень важно. На свете нет ничего важнее этого. Возможность руководить. Именно это определяет цену человека. Например, человек, которым может руководить каждый. Любой. Он стоит дорого, но невысоко ценится. Его стоимость определена спросом. Таких людей просто мало. Это нижний уровень. Ниша почти не занятая. Как только таких людей станет много, цены встанут на свои места и рынок насытится. Средний уровень. Человек, которым может командовать не всякий. Не первый встречный, но начальников у него все еще много. Не стоит дорого. Таких — большинство. Понимаешь?
Семен Маркович кивнул, глядя широко раскрытыми глазами в лицо гостя. Кошмарный разговор, где людей оценивают и продают, как товар, на удивление не испугал Липинского.
— И верхний уровень, — продолжал собеседник. — Человек, которым могут руководить единицы. В идеале кто-то один. Эти люди, вне зависимости от спроса и предложения, стоят дорого и ценятся высоко.
А те, которые не подчиняются никому? Те, которыми невозможно руководить?
— Они мертвецы, — просто ответил гость. — Они умерли. Нельзя руководить трупами. Такие люди или мертвецы, или… боги. Вот так, дорогой Семен.
И в слове «дорогой» вдруг почувствовалось нечто особенное. Шелестящее уголками банкнот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47