Их лучистый блеск полон энергией жизни, необузданности. Но откуда вдруг образ исхудавшей кошки – женщины в единственном своем блеклом наряде, женщины с ранящими ногтями? Она вызвала с такой яростной реальностью этот образ, запечатлев в его воображении картину того, что творит время за какой-нибудь десяток лет. Имя из прошлого утеряно, как и его отец. Но запах моря заполняет ноздри, и в дрожь внезапно бросило при воспоминании о той черной ночи. Нет, нет! Он был совсем далек от такого сопоставления. Женщина в переулке – мимолетное воспоминание, ерунда! Но почему же оно возродилось теперь с такой опасной силой? Вот так же воскрес его отец, который привел его в этот манящий город.
Девушка встретила посетителя коротким, но проницательным взглядом. Тут же повернула лицо вправо, в сторону салона гостиницы.
Сабир остановился у стойки. Старик внимательно изучал какую-то тетрадь, держа в трясущейся руке маленькую лупу. Он даже не обратил внимания на вошедшего. Видимо, его чувства и зрение притупились от одряхления. Сабир не отрывал глаз от лица, которое так заворожило его, обнаруживая в нем приметы, подтверждавшие его подозрения, но одновременно и черты, которые отметали эти подозрения. Она вновь обернулась к нему, оценивающе взглянула на нахала, воспользовавшегося случаем поглазеть на нее. Затем похлопала по плечу старика, чтобы тот отвлекся. Но Сабир первым нарушил молчание:
– Добрый вечер, отец.
Старик поднял к нему лицо, по которому было трудно угадать, как он выглядел в молодости. Кожа, испещренная складками и морщинами, крючковатый нос, изрытый оспинами, равнодушный взгляд выцветших глаз – будто и не видит окружающего.
– Я хотел бы узнать, сколько стоит номер,– сказал Сабир. – Риал за ночь.
– А если больше двух недель?
– А чего нынче стоит риал?
– Я, даст Бог, и месяц, и больше могу прожить здесь. Молчание старика означало, что он не желает идти на уступки.
– Ну, как пожелаете,– тихо проговорил Сабир. Хозяин гостиницы записал имя приезжего, откуда тот приехал. На вопрос о его занятии Сабир ответил:
– Я из высокопоставленной семьи,– и протянул старику свои документы. Пока тот занимался с карточкой, Сабир украдкой поглядывал на девушку. Один раз их взгляды встретились, но в ее глазах он не прочел ответного интереса. Уязвленный этим, он стал убеждать себя в том, что она не заслуживает его внимания.
И все-таки вновь припомнился запах моря, темный закоулок. Он полуобнажен. В ноздри бьет аромат гвоздики от разметавшихся волос. И вдруг его опьянила уверенность в том, что он на верном пути, что непременно найдет отца. И наверняка, даже сомнений нет, эта девушка к чему-то готова. Внешне полна безразличия, но в то же время тысячью знаков обращается к его прошлому, к самым глубинам его души. Конечно же, под этой мягкой, молчаливо-равнодушной оболочкой прячется целый зачарованный город. Если бы не сложившиеся обстоятельства, пригласил бы ее на танцы куда-нибудь, обнял и дерзко сказал бы ей, что он с радостью поселился бы в этой тюрьме, помня влажный морской ветер, обвевавший его тело в переулке Кирши.
Старик вернул ему удостоверение.
– Значит, вы из Александрии?
Он кивнул с улыбкой. Старик пробормотал что-то невнятное и вдруг сказал отчетливо, бросив хитрый и быстрый взгляд на девушку:
– Бьюсь об заклад, что вы любите Александрию,– при этом усмехнулся криво, одним уголком рта.
Вопреки ожиданиям Сабира девушка не проявила ни малейшего интереса к их разговору. Он ощутил разочарование, и тут же пришло в голову спросить:
– Вам не знаком некий Сайед Сайед Рахими? Старик прищурился и ответил:
– Не исключено, что когда-то и слышал о таком. Сабир мгновенно устремил к нему все свое внимание, забыв обо всем, даже о девушке.
– Когда и где?
– Не помню. Да и не уверен.
– Но он из знатных людей.
– Многих из них я знал, а теперь уж никого не помню. Хотя Сабир старался, как правило, не перебарщивать ни в чем, но тут проснувшаяся надежда увлекла его дальше. Подумал: вот-вот, не сегодня завтра разыщет, где живет его отец. В какой-то момент он опять встретился взглядом с глазами девушки, прежде чем она успела отвести их в сторону. Уловил в них сомнение, похожее на насмешку. Словно спрашивала, что привело столь знатную особу в их скромную гостиницу. Это его не смутило: все прояснится, когда она узнает о цели его поисков. А рано или поздно узнает. Интересно, вспомнила ли она его? Он словно наяву вновь ощутил, как больно вцепились ногти в его предплечье после успешной погони, начавшейся с рыбацкого берега в Анфуши и закончившейся в темном закутке переулка Кирши. Он – полуголый – свершает свою жестокую шутку, обвеваемый жарким ветром с моря… А где был тогда ее отец? И когда он перебрался с ней сюда как хозяин гостиницы? Девушка окликнула кого-то:
– Дядя Мухаммед! Мухаммед Сави!
Со стула возле двери поднялся темнокожий старик невысокого роста и хрупкого телосложения. На голове белая такия, серая в полоску галабея, крестьянская обувь. Она указала на Сабира:
– Тринадцатый номер!
Сабир усмехнулся: многозначительная цифра. Извинился и отошел, чтобы показать свой багаж. Затем прошел с Мухаммедом Сави в свой номер на третьем этаже. Едва старик вышел из комнаты, слуга внес чемодан Сабира. Слуга был мужчиной неопределенного возраста, слишком суетливый. Глаза – узкие щелочки, маленькая голова. По виду простак. Сабир спросил его имя.
– Али Сурейкус.
В интонации столько подобострастия, что Сабир уверовал в его готовность всегда и во всем ему подчиняться.
– Тот старик за конторкой – хозяин гостиницы? – спросил Сабир.
– Так точно. Дядюшка Халиль Абу Наджа. Хотелось спросить и о девушке, но он предусмотрительновоздержался: простодушие может оказаться палкой о двух концах. Оставшись один, Сабир окинул взглядом комнату – впечатление ветхости.
Высокий потолок, кровать под балдахином. Такая обстановка могла понравиться отцу в те годы, когда он любил мать.
Подошел к высокому окну, осмотрел небольшую площадь, посреди которой бил фонтан, сыплясь дождем на визжавших от радости ребятишек. Он включил лампу и сел на старое турецкое канапе. Его обуревала похоть. О, до чего чудесен призыв этих сияющих миндалевидных глаз! А может быть, сейчас она, снедаемая любопытством, думает о нем. Нет, категорически утверждать нельзя, что она – та самая. В ярмарочной сутолоке она прогнала его, сказав: «Больше таким манером ко мне не приближайся». Он, напустив высокомерие, отпарировал: «Ни одна девчонка мне прежде такого не говорила». Она с еще большим высокомерием ответила: «А я вот говорю и могу повторить». И ушла в сопровождении какой-то злобной на вид женщины. Ветер играл ее косами. Где же был тогда этот дядюшка Халиль?
Сегодня ваши взгляды не раз встретились. В ее глазах был некоторый интерес, но не блеснуло ни искорки общих воспоминаний. Словно она напрочь забыла, как сидели они на парапете набережной возле перевернутых рыбацких лодок. Искусственный разговор, маскирующий необузданные желания. Внезапно сорванный поцелуй, за которым последовала небольшая стычка. Когда она ловким приемом сделала тебе больно, ты заорал: «Я тебе когда-нибудь ногти повыдираю!» А день той потрясающей погони, борьба в темном закоулке, аромат гвоздики, ветра, насыщенного запахом моря,– день его победы. Потом он долго скрывался, молча затаился. Не было ни ее, ни ее мамаши-мегеры, но было раскаяние. А в это время у твоей матери начались переезды с места на место, пока она не поселила тебя на улице Святого Даниила. Кто внушил тебе, что эта гостиница как-то связана с переулком Кирши, что эта сногсшибательная девушка – та самая девочка-гвоздичка? Как бы то ни было, но эта девушка разожгла пламя в твоей крови. В черноте ее глаз ты видишь бурные ночи с их сводящей с ума музыкой. Ты нуждаешься в ее целительной страсти в моменты передышки от поисков. Потребность в человеческом участии вдвойне важна для того, кто не имеет ни родных, ни друзей. А когда свершится наконец чудо, ты скажешь отцу:
– Я – Сабир. Сабир Сайед Рахими. Вот мое свидетельство о рождении, а вот свидетельство о браке. Вглядитесь в эту фотографию.
И тут раскроются для тебя его объятья. Рассеются навсегда твои тревоги. Ты бы стала изысканной женщиной в полном смысле этого слова. Куда бы девалась девчонка с соленым морским налетом на коже? Куда бы исчезло простодушие неискушенности?

3

Он проснулся спозаранок после бессонной ночи от силы часа три поспал – и все же ощущал небывалый прилив энергии. Распахнул окно, но не увидел ожидаемой безмятежной картины домов на улицах Святого Даниила и Саада Заглула, синевы моря вдали, не ощутил александрийского воздуха, полного неповторимого очарования.
Увидел небо в темных облаках. Только на востоке их пелена сдернута яркой белизной. По голой, лишенной травяного покрова земле двигалась толпа работяг и торговцев. На краткий миг его воображению представилось лицо отца – доброжелательное, внушающее доверие.
Али Сурейкус принес завтрак, и Сабир съел его с большим аппетитом. А когда слуга вернулся за пустым подносом, спросил его:
– А что за девица сидела вчера возле дядюшки Халиля?
– Супруга его.
Вот уж чего и в голову не пришло бы! До чего же противный старик.
– Из Александрии?
– Не знаю.
– А когда дядюшка Халиль приобрел эту гостиницу?
– Не знаю. Я ведь только пять лет как тут работаю. И в то время он уже был женат?
– Да.
Ну точно, она та девочка из переулка Кирши. Купил ее старик у той злобной бабы. Сделал из нее послушную жену. Но прочь эти мысли, он должен, не отвлекаясь, заниматься своим делом, прежде чем последние деньги иссякнут.
Он застал Халиля Абу Наджа за конторкой беседующим с Мухаммедом Сави, который сидел по правую руку от него. Попутно заметил в салоне группу постояльцев: кто завтракал, кто читал газету. Сабир взял стул и уселся напротив хозяина, махнув рукой в знак приветствия.
– Позвольте посмотреть телефонный справочник. Перелистал, дойдя до буквы «С». Сайед. Сайед. Сайед Сайед Рахими. Сердце екнуло. Значит, он в этом городе! И вовсе не владелец книжного магазина, а врач. Преподаватель медицинского колледжа на площади Цветов. Такую профессию может иметь человек благородного происхождения.
– Кажется, Господь смилостивился надо мной,– со вздохом облегчения пробормотал он.
Дядюшка Халиль посмотрел на него взглядом, напоминающим о загробной жизни.
– Похоже, я добьюсь успеха в деле, ради которого приехал из Александрии.
– Хорошо, когда людям везет,– сказал старик.
Как повезло тебе – иметь деньги, чтобы купить молодую красотку. Заметив, что старик смотрит на него вопросительно, Сабир пояснил:
– Я ищу человека, который для меня в жизни – все.
– Пусть Аллах исполнит ваши желания,– откликнулся Мухаммед Сави.
– В эту гостиницу люди надолго не поселяются,– заметил дядюшка Халиль.– Заезжают, чтобы уладить свои дела,– на ночь, на неделю, от силы на месяц, а потом отправляются дальше своим путем.
– Вполне естественно.
– Потому они хоть и живут в соседних комнатах, едят за одним столом, сидят рядом в салоне, а почти ничего не знают друг о друге.
– Похоже, что работа у вас полна разнообразия и развлечений.
– Никаких развлечений нет.
А обмануть время разве не развлечение? Сабир собрался встать, но передумал, услышав стук женских каблучков. Вошла жена старика. Округлые линии, черная юбка, красная кофта, голова повязана белым узорчатым платком. Ее походка демонстрировала идеальное сочетание изящества и полноты. На него пахнуло мускатным ароматом, который вмиг унес его разум и сердце. Она не улыбнулась ему, но он уловил в ее глазах что-то вроде удовлетворения при виде его, нечто внушающее надежду. Плодородная незасеянная почва. Мухаммед Сави встал, застегивая на ходу свое старое пальто. Дядюшка Халиль поднял к ней лицо, тихо сказав:
– Уезжаешь?
Она ответила низким гортанным голосом:
– Счастливо оставаться, – и вышла из гостиницы.
Мухаммед Сави последовал за ней. А ты, оказывается, загадка, дядюшка Халиль. Твоя физиономия годится в символы смерти, как пиратский флаг. Разве люди не совершают неосмотрительных шагов?
Сабир поднялся, стараясь выглядеть спокойным, раскланялся со стариком и вышел наружу. Его глаза успели окинуть взглядом всю улицу в одно мгновенье, засекли молодую женщину со стариком. Они шли в сторону площади Фонтана. Сабир энергичным шагом преследовал их, пока не догнал. Мухаммед Сави обернулся к нему.
– Извините за беспокойство, дядюшка Мухаммед, не подскажете, где площадь Цветов? – спросил Сабир с извиняющейся улыбкой.
Женщина удивленно вскинула брови. Пока Мухаммед Сави объяснял дорогу, она ждала с нетерпеливым видом. Сабир изображал полное внимание, но не слышал ни слова и лишь ловил подходящие моменты, чтобы бросить взгляд на женщину, которая будила в нем безоглядное желание. Хотелось спросить ее о гвоздике, о морской соли, об обнаженном мраке. Сави закончил свои объяснения. Сабир поблагодарил его и ушел. Л куда пошла она с этим сторожевым псом? Не преждевременной ли была его дерзость? В смелости ему не откажешь, но теперь смелость может испортить дело, помешать его поискам.
Он пришел на площадь Цветов, узнав дорогу у прохожих. В приемной находился только санитар, который сообщил ему, что доктор обычно приходит часов в двенадцать. Уселся ждать. Отдавалось ли дыхание его отца в этих стенах? Беспокойство и нетерпение охватили его. Надежда, смешанная с отчаянием. Чем дальше передвигалась часовая стрелка, тем меньше оставалось терпения. Если это действительно отец, как он отнесется к сыну? А что делать, если он откажется от него, прогонит? Будет бороться за свои права не на жизнь, а на смерть. Поэтому он постарался хорошо выглядеть. От него не укрылось то, что санитар поглядел на него с одобрением и почтением.
Вспомнил вдруг, что из-за спешки и волнения не узнал, в какой области специализируется его предполагаемый отец. Он покинул приемную и подошел к санитару. Спросил его:
– Извините, а доктор – специалист по каким болезням?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17