«Конец Желтого Дива»: Издательство ЦК ЛКСМ Узбекистана «Ёш гвардия»; Ташкент; 1976
Аннотация
«Конец Желтого Дива» — продолжение популярной книги Худайберды Тухтабаева «Волшебная шапка», удостоенного за эту повесть, напечатанную на многих языках народов братских республик и зарубежных стран, Премии Ленинского комсомола Узбекистана.
Герой романа — смышленый озорной паренек — уже вырос и служит в милиции, вместе со своими старшими товарищами участвуя в сложных, порою опасных операциях против жуликов, хапуг, не желающих жить по законам нашего общества.
Эта веселая, изобилующая приключениями, с элементами сказочной фантастики, книга удостоена премий Всесоюзного и Республиканского конкурсов на лучшее произведение о советской милиции.
Часть I
Товарищ полковник
Выбрал наконец профессию
Вот так и пошли, и пошли мои дела на лад. И это неудивительно, ведь я такой парень: чего захочу — того всегда добьюсь. Мы уже заканчивали восьмой класс, и я нет-нет да задумывался над тем, что буду делать дальше. То ли пойду еще учиться и продолжать морочить учителям голову, то ли подыщу себе какую-нибудь подходящую работенку. Но мне ведь всегда улыбается счастье. Так оно случилось и на этот раз. Наш дорогой директор Атаджан Азизович произнес речь на выпускном вечере и в конце своей речи длиной в семьдесят три минуты сорок одна секунда (я сам следил по часам «Ракета», которые мои папа и мама подарили мне к этому дню) сказал так:
— Вот таким, значит, образом, — Атаджан Азизович отхлебнул немного чаю из пиалы, — все остальное зависит от вас самих, дорогие друзья. Кто хочет закончить среднюю школу, пожалуйста, переходите в школу имени Макаренко, что в соседнем кишлаке, и учитесь на здоровье. Со своей стороны мы можем сегодня же переправить им ваши личные дела. Кто хочет приобрести какую-либо профессию — тоже пожалуйста. Везде полно профессиональных училищ, а мы в меру своих сил поможем вам устроиться. Хоть вот ты, например, Хашим, что ты собираешься делать?
Вот тут-то вроде и стукнули меня по голове: сразу озарение нашло. Я вскочил с места и твердо, не моргнув даже глазом, заявил:
— Я хочу стать парикмахером.
— А?.. Ты сказал… парикмахером?
— Да, я хочу стать парикмахером. Бабушка моя говорит, что от долгой учебы у меня разжижились мозги и поэтому иногда мокро под носом.
Ребята, конечно, засмеялись, а Атаджан Азизович поспешно перевел разговор на другое.
— Ты это твердо решил?
— Если хотите, могу поклясться.
— Нет, клясться не обязательно, — остановил меня наш уважаемый директор. — Я тебе верю и так. И одобряю твой выбор, Хашимджан. Это хорошо — пусть один из вас станет парикмахером, другой — столяром, третий — монтером, главное, чтобы все вы стремились к знаниям и к благородным профессиям.
Пусть люди говорят, что хотят. Но я знаю: нет на свете прекраснее ремесла, чем ремесло парикмахера. И те самые инженеры, строящие высоченные дома, и поэты, радующие людей своими стихами, и артисты, заставляющие нас плакать и уматываться от смеха, в общем все, все зависят от парикмахера, здороваются с ним, приложив руку к сердцу.
Я как-то уже говорил, что напротив нашей школы стоит парикмахерская. В этой избушке, чуть больше куриной клетушки, работает старик, которого все зовут Уста бува, что значит «Дедушка мастер». Так вот он души во мне не чает, хотя и к другим ребятам относится неплохо. Когда опаздывал на уроки или убегал из школы, я всегда шел прямо к нему, в парикмахерскую, в свое надежное убежище.
— Ассалому алейкум, — говорил я обычно, входя. При этом никогда не забывал приложить руку к сердцу.
— Эй, ха, это ты, Хашим? — спрашивал мастер.
— Да, это я.
— Опять пришел журналы воровать?
— Нет, сегодня не буду, пришел просто так…
— Знаю, все вы такие: как нужно выпустить фотогазету — сразу вспоминаете про Уста буву… Я несу журналы в парикмахерскую, чтобы очередь не скучала, смотрела картинки, читала статейки, а вы вырезаете эти картинки и тащите из парикмахерской. Садись, постригу тебя.
— Но я еще не оброс!
— Садись, тебе говорят. Волосы торчат, как перья клушки, а еще говорит: «Я не оброс!»
— Но у меня нет денег.
— А когда у тебя бывали деньги?! Дошлая пошла нынче молодежь: берут у родителей деньги будто бы на стрижку, а на денежки покупают мороженое…
Вот так за приятной беседой и не замечаешь, как Уста бува тебя постриг. А потом он в большинстве случаев брызгает на вас водой вместо одеколона да еще приговаривает при этом:
— Ох, ох, как пахнет, а? Ты чуешь запах? Щиплет? — И начинает обмахивать ваше лицо полотенцем…
Таким образом, я твердо решил стать парикмахером. Вы же знаете, если я что решил, то не успокоюсь, пока не доведу дело до конца. Даже ценою великих мучений. К тому же решение мое пришлось по душе всем — моим дорогим бабушке, папе, маме и даже дражайшим сестренкам Айшахон с Донохон. Только папа сказал с сомнением:
— Лишь бы кому-нибудь вместо бороды не снял голову.
В тот же день я направился к Уста буве и, войдя в его клетушку, поздоровался, как обычно, приложив руку к сердцу.
— Эй, ха, Хашим, это ты? Чего так запыхался или случилось что-нибудь?
— Ничего не случилось, дедушка, все нормально.
— Или за тобой гонится твоя дорогая бабушка?
— Никто за мной не гонится. Я к вам, дорогой дедушка, пришел с очень большой просьбой.
— Ну, ну, выкладывай.
— Нет, выложу только тогда, когда вы скажете «согласен».
Бува немного помолчал. Потом сказал:
— Ты парень с открытой душой. Я не смогу не выполнить твоей просьбы.
— Уста бува, я хочу пойти к вам в ученики, — выпалил я, — хочу стать парикмахером…
То ли старый мастер не слышал меня, а думал о чем-то своем, то ли от радости — он перестал даже дышать. И молчал почти десять минут. Все глядел на меня.
— Хашимджан, ты ли это? — спросил он наконец.
— Я самый.
— Подойди сюда, сынок, дай поцелую тебя в лобик…
Вот так. Когда я хороший, все сразу начинают звать меня не Хашимом, а Хашимджаном и даже целуют в лобик…
Уста буве сейчас ровно семьдесять три года. Парикмахером работает шестьдесят лет. За это время приблизительно остриг двести пятьдесят тысяч голов и получил столько же «спасибо». Подстриг и подправил приблизительно около четырехсот тысяч усов и бород и самое меньшее заработал триста шестьдесят тысяч благодарностей. По словам Уста бувы, на свете нет более почетной профессии, чем парикмахер. Еще он сказал, что люди не могут обойтись без парикмахера даже в таком священном городе, как Мекка и Медина, куда ездят мусульманские паломники.
— И даже в джунглях Африки? — съехидничал я.
— Везде, сынок, везде. Дай еще раз поцелую тебя в лобик. Баракалло — молодец, Хашимджан! А я все беспокоился, думал, кому же оставлю свое место, ведь я уже стар и недолго мне осталось жить. Спасибо, сынок, спасибо.
Затем Уста бува рассказал много всякого-всяческого, что нужно знать ученику парикмахера. Перво-наперво, конечно, прежде чем взяться брить или стричь кого, даже подправить усы, ты должен чисто вымыть руки. С мылом. Во-вторых, перед началом работы и после работы должен вытереть инструменты, продезинфицировать их. И в-третьих, и перед работой и после работы обязательно должен подмести парикмахерскую, протереть окна, а если дело происходит летом, полить тротуар водой. В-четвертых, переступая порог парикмахерской, про себя трижды должен повторить, что сегодня, как и вчера, будешь честно служить людям…
Уста бува только было насчитал шестнадцать таких незыблемых правил, как в парикмахерскую вошел незнакомый мужчина (наверное, из соседнего кишлака).
Уста бува поздоровался с ним, порасспросил о житье-бытье, здоровье, потом обратился ко мне:
— Хашимджан, ну-ка проверим твои способности, намыль голову клиенту, чтобы волосы стали шелковыми и бритва не замечала их на своем пути.
— С удовольствием, Буваджан! — ответил я и, засучив рукава, приступил к делу. Должен вам заметить, ну и голова у этого человека — точно самый гигантский арбуз сорта Кузыбай!
Я развел мыла, чтобы больше пены было, в корытце, не уступающем по величине тем, в каких месят тесто; но, видно, не до конца развел: как мазнул пеной по этому арбузу — струйки мыльной воды побежали и по затылку, и по лицу. Должно быть, самая малость попала и в глаза клиенту, так что он вскочил с места и грозно спросил, потирая глаза:
— Что ты за парикмахер?! Кто же льет на голову человека целыми ведрами мыльную воду?!
— Голова ваша, оказывается, очень гладкая, все сразу стекает с нее, — попытался я защититься. Но тут появился Уста бува, который зачем-то отлучился на минутку, и сразу взял дело в свои руки. Но все же этот странный клиент, уходя, хмуро поглядел на меня, словно я сделал ему что дурное…
— Ничего, сынок, постепенно всему научишься, — успокаивал меня старый мастер.
Таким образом, вначале я научился работать ножницами, потом — электрической машинкой, а через три месяца вовсю уже орудовал опасной бритвой. В общем, через четыре месяца я считался если уж и не отличным, то во всяком случае хорошим мастером. Это и не удивительно, ведь я способный и хваткий. Люди даже стали поговаривать, что у Хашимджана, дескать, рука легкая, бреет и стрижет без боли, да еще смешит все время, пока сидишь в кресле. Больше всех, конечно, радовалась моим успехам моя дорогая бабушка. Целыми днями пропадала у соседей, меня расхваливала.
Есе было хорошо, если, конечно, не считать нашу клетушку, в которой мы работали. Сколько мы ни обклеивали стены самыми красивыми разноцветными картинками из журналов, они не могли скрыть трещины, щели и желтые подтеки. А кто дожидался у нас очереди хоть минут десять — тот начинал задыхаться. Но вскорости я и тут нашел выход.
Как-то Уста бува уехал на чью-то свадьбу в соседний кишлак, и я остался на рабочем месте один. Гляжу, поспешно вбегает председатель нашего колхоза.
— А где же мастер? — спросил он еще с порога.
— Скоро будет, но не знаю когда, — ответил я. — Может, появится вечером, вроде на свадьбу собирался.
Председатель постоял, помялся, потом спросил:
— А сможешь ты по-человечески постричь меня?
— Да ведь недавно я вас стриг и вы еще благодарили… — напомнил я.
— Тогда давай, только быстренько, а то я опаздываю на совещание в район.
— Прошу садиться.
Усадив раиса, я с таким усердием взялся за работу, что он прямо-таки завороженными глазами следил еа моими летающими руками. Я должен был обрить ему голову, но, обрив левую сторону, отложил инструменты, спокойно уселся на стуле.
— Ты чего это расселся? — удивился председатель. — Я же тебе говорил, что очень спешу!
— Я объявил забастовку.
— Забастовку?! С чего это?
— С того, что парикмахерская наша сырая, узкая и темная. Мы не желаем с Уста бувой дальше работать в таком помещении.
— Это верно, здесь не очень-то хорошо, — согласился раис-ака, кося взглядом по сторонам. — Но ведь я тебе говорил, братишка, я очень спешу, опаздываю на совещание. Потом решим этот вопрос.
— Если опаздываете — поезжайте.
— Ты в своем уме?! — заорал председатель.
— Не знаю, — пожал я плечами.
— Говорю тебе: добрей голову!
— Не добрею.
Раис-ака вне себя начал было вставать с места, но я проворно выскочил на улицу, а оттуда просунул голову в узкое окошко.
— Я вас добрею, если пообещаете выстроить новую парикмахерскую.
— Ладно, обещаю, — рухнул на место председатель.
— Вы так же обещаете Уста буве уже десять лет.
— Я тебя не обманываю, братишка, ну иди же…
— Нет. Напишите расписку — тогда добрею.
— Я тебя, наглеца, завтра же выгоню с работы! — опять вышел из себя раис-ака.
— Если сможете, увольняйте сегодня, сейчас же! Лучше гулять безработным, чем обслуживать людей в такой темной и сырой дыре!
— Хорошо, какую написать тебе расписку? — опять упал в кресло председатель.
— Будет достаточно, если напишете, что если с завтрашнего дня не начнете строительство новой парикмахерской, не называть вас раисом.
Председатель вскочил, хотел было дать пинка нашему столу и уйти, но вовремя вспомнил про свею недобритую голову и, вздохнув, сел на место. Потом вынул из кармана шариковую ручку, сорвав со стены какую-то красотку и написав на обороте расписку, протянул мне в окно.
— На, держи, наглец, держи, нахал! Доволен теперь?
— Нет, недоволен, — сказал я, возвращая ему расписку. — Тут печати не хватает.
Раис-ака опять начал багроветь.
— Если бы ты был моим сыном — выпорол бы самым широким ремнем за такое издевательство! — С этими словами он выудил из кармана печать и с силой шлепнул ею по расписке.
— Бери и добривай поскорей, сын шайтана!
— Сию минуту, дорогой раис-ака!
Пена на голове клиента, оказывается, давно засохла. Пришлось начинать все сначала. Оба мы молчали. Я работал молча, он сидел молча, лишь иногда встречались наши взгляды. На душе у меня, правда, кошки скребли. Думал, вот встанет сейчас, пойдет прямо в правление и подпишем приказ о моем увольнении, да еще заодно и Уста буву прогонит! Натворить-то натворил я, а хлебать придется старику.
Но к счастью, поднимаясь с кресла с сияющей, как никелированный шарик, и гладкой, как яйцо, головой, раис-ака вдруг так захохотал, что верьте — не верьте, вся наша клетушка заходила ходуном, двери распахнулись, а створки окна захлопнулись сами собой!
— Ну и сыграл ты со мной штуку, — сказал он, нахлобучивая тюбетейку. — Столько уж лет на свете живу, а такого еще не видывал. Как тебя зовут?
— Хашимджаном.
— Чей будешь?
— Сын тракториста Кузыбая. Знатного механизатора.
— А-а, так это ты — Хашимджан? Тот самый, который… Ага, ага, понятно… Будь ты чуть постарше, принял бы тебя на работу экспедитором. Ох и мастер ты, оказывается, добиваться того, что тебе нужно. На, держи вот эти деньги, купите на них, пока что, бритв, помазков и тому подобного… Но, но, откажешься — не видать вам нового помещения, как своих ушей.
Деньги я взял, но заставил его тоже взять с меня расписку, так что мы были квиты. И расстались друзьями.
Надо сказать, раис-ака сдержал слово. На другой день явился главный инженер колхоза, обмерил рулеткой место будущей парикмахерской, записал в блокнотик, сколько и какие строительные материалы потребуются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34