Аризона не могла остановиться. Поддерживать свой уровень Великой Империи она могла, лишь подгребая под себя новые и новые миры. Это было единственным духовным фактором, который цементировал ее. Впрочем, отвлеченных рассуждений Динозавр не любил. Он любил действовать. Так, чтобы треск стоял.
Потом Динозавр занялся наукой. Точнее, научным шпионажем. Неспроста. Сыграла роль та первая акция в Московии. Но главное – научные способности. За плечами технологический институт Нью-Тауна, две диссертации – еще до спецшколы ЦРУ. Научные достижения воровали московитяне и аризонцы друг у друга с переменным успехом. Для Динозавра это продолжалось на протяжении почти целого галактического десятилетия. Потом его на какое-то время «законсервировали» на нейтральном Швице. И вот совсем недавно он получил новую установку, новый приказ от командования: заняться выяснением возможностей уникальных технологий так называемой «цивилизации приоров», что он теперь и делал, как всегда целиком и полностью отдаваясь работе.
Пора в отставку, думал Динозавр. Надоели вечные передряги, ожидание смерти. Хотя, разве он мог представить себе иную жизнь – без опасности, сухую, вялую? Нет, и не собирался, Но есть ведь и карьера вольного космического охотника за чужими тайнами. Для этого нужно иметь всего ничего – личный звездолет и небольшую команду из преданных людей, а чтобы все это заполучить, необходим приличный начальный капитал. Идти на поклон он ни к кому не собирался. Но премия, что назначена правительством Аризоны за сведения о технологиях приоров, составляла очень крупную сумму. Ее бы вполне хватило для исполнения задуманного.
Динозавр прилег на расстеленную на траве изопленку, выплюнул пластинку стимулятора. Уже вторая за три дня. Так недолго и привыкнуть. Нет, надо стойко переносить физические и психологические нагрузки. Долой стимуляторы.
– Опять пошла картинка, сэр, – произнес сержант Бойл.
– Ну-ка, – Динозавр присел около экрана.
Картинка на экране в течение суток, которые они здесь прохлаждались, то пропадала, то возникала вновь. Динозавр во время визита в тронный зал шамана изловчился установить там зернышко фиксатора и иголку маячка.
В «костяном зале» происходила оргия – их часто устраивал Черный шаман. Только на этот раз оргия должна была иметь обрядовый характер.
Пятерых представительниц женского пола от девяти до тридцати лет включительно пригнали охотники за головами для участия в магическом обряде. Все они теперь испуганно жались в дальнем закутке пещеры. А Черный шаман пока не обращал на них внимания, готовясь к сложному магическому действу, которое и ему должно было стоить большого труда. Необходимо было прочитать особые колдовские мантры, потом встать с трона и…
Первой почувствовала неладное самая маленькая девятилетняя девочка. В испуге она истошно заголосила, когда над ее головой стало образовываться темное облако. Остальные девушки и женщины также запричитали, сбившись в еще более тесную кучу, напоминавшую стадо овец, до смерти напутанных волчьей стаей.
– Никогда не видел ничего подобного, сэр, – воскликнул сержант Бойл. – Химия? Какие-то вещества из жаровен по углам?
– Может быть, – отозвался Динозавр, но у него и самого мурашки поползли по коже.
А облако медленно окутывало всю толпу. По мере этого страху женщин отступал. Послышался первый смешок – смеялась самая старшая женщина. Потом засмеялась другая. И, наконец, все они зашлись ненормальным смехом.
– Эти курицы совсем сдурели, – произнес капрал Винт. – Похоже, им хорошо.
– Помолчи, – отрезал Динозавр.
Потом началось нечто неописуемое. Веселые мины все больше напоминали гримасы боли. Лицо одной женщины перекосила злоба. Потом другой. Мелькнули руки. Кто-то вцепился в чьи-то волосы. Послышался истошный визг. И вот полилась первая кровь. Теперь не было пятерых женщин. Была жуткая свара – сипящие, визжащие существа мечтали только об одном – вцепиться зубами в жертву.
– Как садосенсорнаведение, – прошептал Бойл. – Но для такого нужен стационарный излучатель. Такие есть только на аренах Нью-Тауна.
– Вот он, излучатель, – Динозавр ткнул на экране в Черного шамана.
Драка продолжалась. На полу оставались обездвиженные тела. Наконец, остались только две женщины, неистово вцепившиеся друг другу в горло. Но вот и они упали обессиленными. Одна стала биться головой об пол, вторая смотрела в потолок.
Настало время для основной части ритуала.
Черный шаман поднялся с трона. Подковылял к женщинам.
– Нож! – взвизгнул он.
Один из чернокожих немых гигантов подскочил к Шаману. Он не слышал, что приказывает хозяин. Но ощущал его желания.
Черный шаман взял с большого золотого подноса длинный нож.
– Да будет так…
В чашу полилась кровь.
Большое жертвоприношение. Черный шаман позволял его только по серьезным случаям. А что может быть серьезнее, чем поиск и уничтожение основного и любимо-ненавидимого врага – главного жреца «Храма Ожидания», которого бездарно потеряли слуги и которого под воздействием премерзких сил упустил из виду Черный шаман.
Упырь стоял на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону. Он напевал какую-то заунывную песню на неизвестном языке. Она звучала все громче. Потом он прошипел:
– Я вижу тебя, мой враг. Ты мой…
Черный шаман обессиленно повалился на камни пола. Пролежал минуты три. Потом заерзал. Тяжело поднялся, поддерживаемый чернокожим гигантом-телохранителем. И направился к стене, в которую Динозавр вставил зерно фиксатора.
Динозавру, внимательно следившему за всем, что происходило в «костяной пещере», показалось, что дикий колдун смотрит прямо ему в глаза через СТ-монитор. Он видел, как жирная физиономия Черного шамана полностью закрыла собой монитор, потом указательный палец, больше напоминавший сардельку, погрозил наблюдателю, и тут же экран, взорвавшись ярким световым всполохом, померк.
Что же это такое? – выдохнул лейтенант Фипдясеральд первый помощник Динозавра. – Он убил их всех!
– Пятью обезьянами меньше, – отмахнулся Динозавр. – Но найти общий язык с этим плейбоем будет нелегко.

***
О выдающемся археонавте профессоре Николае Аристарховиче Кондратьеве, с чьим именем были связаны открытия працивилизации на планете Аравия, Филатов слышал уже давно, но познакомиться с ним лично ему удалось только теперь, когда дела службы привели его на Ботсвану.
Среди рядовых членов экспедиции профессор Кондратьев не выделялся ни высоким ростом, ни изысканными манерами, ни зычным голосом. На вид это был простецкий мужчина среднего роста с выдубленной инопланетными ветрами и ураганами кожей на лице. В руках его, огрубевших и мозолистых, как у простого землекопа, таилась недюжинная сила, о которой было трудно заподозрить человеку, мало с ним знакомому. Невзрачный внешний облик профессора совершенно не вязался с его внутренней сутью. Достаточно было поговорить с ним одну-две минуты, и мнение о нем кардинально менялось. Нет, это был не простак, привыкший к обществу грубых, вспыльчивых пионеров-поисковиков, готовых за лишний кред наняться в любую экспедицию и лететь хоть к черту на рога. Николай Аристархович умел не просто покорить собеседника широтой своих знаний, а и заворожить тонкими психологическими этюдами, которые, если вдуматься, помогали человеку не только понять самого Кондратьева, а и глубже познать самих себя. Да, профессор видел людей, с которыми общался, что называется, насквозь, и в этом не было и грана преувеличения.
Филатов, например, ощутил на себе влияние профессора с первых минут общения, когда только прибыл в лагерь экспедиции, разместившийся в довольно уютном местечке между тремя живописными холмами, сплошь покрытыми зарослями тропической растительности. Оттуда было рукой подать до океанского побережья, к которому вело узкое ущелье с петлявшей по нему горной речушкой, несшейся между высокими горами с изрядной скоростью.
– В этих горах мы кое-что обнаружили, – рассказал Кондратьев, вводя в курс дела вновь прибывшего сотрудника. – В свое время один спелеолог-любитель обследовал пещеры, о которых давно знают местные жители и считают их дьявольскими, поскольку оттуда часто не возвращаются люди. Но наш спелеолог вернулся и рассказал всем, что обнаружил глубоко в пещере настенные рисунки, изображавшие необычных животных. А дальше… Он утверждал, что они преследовали его.
– Ужас пещер. Явления далеко известные. В пещерах иногда возникают явственные галлюцинации.
– Мы тоже так думали. Произвели соответствующие исследования. Проверили при помощи гипнометодик… Нет, уважаемый, это все было в реальности. Я, честно говоря, заинтересовался Ботсваной и ее пещерами только после непосредственной встречи с тем самым спелеологом. Он вручил мне странные шарики, сделанные из неизвестного материала. Подобные шарики я находил в раскопках на планете Аравия, которой занимался длительное время. Этот факт и сподобил меня решиться на организацию экспедиции на Ботсвану…
Еще Кондратьев поведал Филатову о том, что терпеть не может людей спокойных и самоуверенных.
– Хочу сразу расставить точки над "и", чтобы между нами не было недомолвок и непонимания, – продолжал Кондратьев. – Я считаю, что Вселенная полна смысла и значения, доступных только пытливому, беспокойному уму. Только с такими людьми мне удается сработаться. Если вы собираетесь достичь чего-то в нашем деле, то поверьте в себя, в свое собственное маленькое "Я". Никакого самодовольства и самоуспокоенности!
Казалось, что профессор перепрыгивает с пятого на десятое, говоря то об одном, то о другом. Но при более серьезном размышлении Филатов пришел к выводу, что Кондратьев близок ему по духу и по своим взглядам на жизнь и что работать рядом с таким человеком – одно удовольствие.
– Можно взглянуть на находки экспедиции? – спросил Филатов у профессора Кондратьева в конце первого дня их совместной работы, при этом он надеялся хоть что-нибудь узнать, увидеть из того, за чем гонялись аризонские головорезы, прибывшие на Ботсвану раньше его.
– Кое-что мы нашли, – улыбнулся Кондратьев, провожая Филатова в центральную палатку, прикрытую от чужих глаз непроницаемым силовым полем. – Подождите меня здесь, поскольку охранное устройство рассчитано только на мое биополе…
Кондратьев скрылся в палатке, но скоро вернулся, неся в руках два предмета, похожих на сброшенные хитиновые покровы двух гигантских жуков, переливавшихся в лучах закатного светила всеми цветами радуги.
– Вы заметили их цвет?! – восторженно спросил Кондратьев, осторожно прикасаясь пальцем правой руки к мертвым панцирям ископаемых насекомых, лежащих на его левой ладони. – Наши далекие предки две с половиной тысячи лет назад были почти дальтониками. Ксенофонт знал всего три цвета радуги-пурпурный, красный и желтый, даже Аристотель говорит в своих сочинениях только о трехцветье. Демокрит уже знал четыре цвета – черный, белый, красный и желтый. Люди двадцатого столетия, например, по сравнению с нами, ныне живущими, смотрели на мир из семи цветов радуги. Мы с вами знаем и различаем двадцать один цвет. И все эти цвета попеременно отражаются на спинках этих тварей.
– А вообще, что это такое? – восхищенно спросил Филатов, с интересом разглядывая «панцири». – Уж очень они похожи на гигантских насекомых…
– Мы сначала тоже так считали, но… Смотрите!
Филатов от неожиданности даже отпрянул, пораженный увиденным. На панцирях насекомых вдруг начали появляться и быстро исчезать какие-то знаки, похожие на письмена. Некоторые значки напоминали человеческие хромосомы.
– Каково? – усмехнулся Кондратьев, заметив реакцию собеседника на увиденное. – Не удивлюсь, если после расшифровки этих знаков и символов мы получим письмо из далекого прошлого этой планеты…
– Неужели эти находки сделаны здесь? – недоверчиво взглянул на профессора Филатов, в голове которого родилась сумасбродная, как ему показалось вначале, мысль о возможных связях цивилизации приоров с цивилизацией интерианцев. Чем черт не шутит, а вдруг интерианцы на самом деле давным-давно обжили подземелья Ботсваны. Это было бы потрясающим открытием…
– Где же еще? Конечно, здесь, Вот в этих самых горах…
– А чудовищ вы там случайно не обнаружили? Я имею в виду тех, что до смерти напугали вашего знакомого спелеолога?
– Ищем, – не принимая шутливого тона собеседника, вполне серьезно проговорил профессор. – Для этого в нашу экспедицию включен большой специалист по космопалеонтологии профессор Аэртов. Он третьи галактические сутки из пещер не выходит, так его заинтересовали наши чудовища. Надеюсь, что-нибудь откопает со своими рабочими роботами.
– Хотелось бы с ним пообщаться. Может быть, есть смысл и мне отправиться в подземелье? – раздумывал вслух Филатов, не отрывая глаз от удивительных «насекомых».
– Не советую. Скорее всего, с профессором Аэртовым вы разминетесь. Он вот-вот должен подняться из нижних лабиринтов на свет. А одному, без рабочих роботов, лазить по этим подземельям я даже врагу бы не пожелал…
А Аэртов объявился на следующее утро усталый и злой, как тысяча чертей. Поэтому Филатову ничего не оставалось делать, как ждать удобного момента для того, чтобы расспросить профессора о чудовищных животных, чрезвычайно заинтересовавших его. Однако особенно долго ждать ему не пришлось. Аэртов сам подошел к Филатову во время обеденного перерыва и проговорил:
– Николай Аристархович сообщил мне, юноша, что вы жаждете поговорить…
На «юношу» Филатов не обиделся, хотя давно уже вышел из этого возраста. Но все равно профессор Аэртов по годам был раза в два старше его и потому мог себе позволить некоторую вольность в обращении с ним.
Аэртов был низенького роста, худощав и не ходил, а бегал на своих коротеньких кривоватых ногах.
– Так чем могу быть полезен, юноша? – снова спросил Аэртов.
– Меня очень заинтересовали рассказы первооткрывателя пещер о неких чудовищах, якобы обитающих в подземных лабиринтах, – начал Филатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39