Но что тогда? Если жить так, как этого от Ивик хочет мама - надо в первую очередь думать о себе. Устраиваться. Что ж, устроиться можно.
Только не хочется.
Тоскливо тогда жить будет. Очень уж тоскливо. И писать она вряд ли сможет.
Убиться - тем более, в Медиане это легко, сложно ли создать оружие против себя самой… Убить себя, и на могиле напишут "она хотела быть гэйной".
Хотела - но это, по-видимому, никому не нужно. Реальным людям - таким, как мама - это не нужно. Гэйны - это только неудачники, те, кто не сумел устроиться. Кстати же, Скеро сумела. Она в квенсене была лучшей - и пожалуйста… она уже не ходит в патрули, и не встает по тревоге, она изучает свойства Медианы и пишет работу, она учится.
А Ивик неудачница.
Она неторопливо скользила над серой землей. Здесь, по крайней мере, никого нет. Редко-редко что-то мелькнет на горизонте. Раза два, правда, пришлось пообщаться с патрулями. Но она скользила по границам дейтрийских зон, и не в сторону Врат, и в основном ее не замечали.
Ивик проснулась. Сразу встала и движением руки уничтожила постель. Странно… вроде и торопиться-то некуда, а привычки сохранились старые.
Она распаковала последнюю пачку сухарей. Больше ничего не оставалось - сухари да немного водопроводной воды. Да и не надо больше, до родных Двенадцатых Северных врат остались несколько часов.
Ивик создала себе удобное кресло. Села - грызть сухари. Настроение - хуже некуда. Ей хотелось вообще остаться в Медиане. Хотя бы до конца отпуска.
А может, и правда - махнуть куда-нибудь подальше? Что она забыла там, в Дейтросе? Что она там хорошего видела? Да, школа и квенсен были все же получше родного дома. Но и там, если вдуматься… Ее снова обожгла та, старая обида. Показалось, что спина заныла знакомо. За что? Неужели она настолько хуже других, что с ней могли вот так поступить?
"Ты всегда ищешь повод обвинить других, но не себя", сказал внутри жесткий ехидный голос. Ивик сжалась. Да. Этот голос тоже из тех, кто "всегда говорит правду в глаза". Наверное, это правда.
Это она виновата во всем. И в том, что ее травили в сене. И в тоорсене-то ее никто не любил. Всегда были подруги - одна, две, не более. А остальные относились в лучшем случае с насмешкой. И насколько любили эти подруги - тоже еще вопрос. Дана - Ивик с горечью вспомнила, как та заступалась за Скеро. Ашен? Да, она хорошая, но она для всех хорошая. Не для Ивик. Шендак, да должен же быть хоть один человек, который любит только тебя! Для которого ты - лучшая и единственная в мире. Мама любит, конечно… только она любит не Ивик, как она есть, а что-то такое, чем Ивик должна, по ее мнению, стать.
Но голос прав. Это инфантилизм - "никто меня не любит". И она во всем виновата сама.
Она только не знает, как исправить свои ошибки, в чем вообще ее ошибки заключаются, в чем именно, конкретно, она виновата.
Вообще, наверное, лучше всего - умереть. Что бы там ни было - хуже уже не будет. А что я видела здесь? - спросила себя Ивик. Зло усмехнулась. Ничего хорошего.
"Такие, как ты, никому не нужны".
Вот так всю жизнь бодришься, доказываешь себе, что "все будет хорошо", изображаешь из себя полноценного члена коллектива, яркую, интересную личность, а на самом деле…
Ивик встала. Сколько можно сидеть? И домой-то… то есть в тренту… уже не хочется. Никого не хочется видеть. А сегодня она уже дойдет. Но по крайней мере, она пойдет потихонечку. Пешком. Торопиться некуда.
Она выпила немного воды. Бросила рюкзак на воздушную подушку, наспех созданную. Зашагала по ровной серой почве, грызя на ходу сухарь.
Ивик двигалась по границе дейтрийской зоны - не хотелось объясняться с патрулями. Ночевала она еще в зоне, а для того, чтобы кратчайшим путем дойти до двенадцатых врат, следовало сначала отойти подальше от Дейтроса. Этот участок был опасным, не нейтральным - здесь пролегала уже дарайская территория. Ну не буквально, в Медиане нет собственности - но территория, где могли оказаться дарайцы.
Ивик была уверена, что с ней ничего не случится. Именно тогда, когда особенно хочется сдохнуть - ничего не происходит. Ходьба немного развеяла хандру. Интересно еще, где именно окажутся врата. На тверди расположение врат то и дело менялось. Сегодня они в трех километрах от Маира, а послезавтра - в пятидесяти. Иначе все было бы просто - поселки строили бы подальше от врат, а военные части - наоборот, поближе. И знали бы, откуда ждать нападения. Может быть, там от врат еще придется добираться. Зимний плащ Ивик был упакован в рюкзак. Надо будет достать, да хоть намотать на пояс…
Внезапно она увидела вспышку вдалеке. И сразу инстинктивно замерла. Потом решительно взлетела вверх.
Там, вдали, шел бой. Прорыв, причем не маленький. Километрах в десяти отсюда. Почти у самых Врат… Ивик застыла, не зная, что делать.
То есть, что делать - понятно. Там же наши, наша часть, наверное. Идти и присоединяться… Она медлила. И вдруг метнулась вниз, шестым чувством поймав опасность, над головой свистнуло что-то опасное, ярко-синее и золотое. Ивик поспешно создала защиту, уже видя, что к ней приближаются.
Человек двадцать. На одну гэйну - в общем, это нормально. Равные силы. Ивик опустилась на землю, встала, чуть расставив ноги, лицом к врагу. Бросила назад "сторожа" - чтобы предупреждал о попытках окружения.
И вдруг поняла, что новой идеи не появилось. Она не готова к бою.
Ивик поспешно создала знакомое оружие, первое, что пришло в голову - "белые искры". Искры, прожигающие насквозь одежду, кожу, живую ткань… Дарайцы даже не дрогнули, их фронт стремительно надвигался. Знакомое оружие - знакомая защита.
"Ты же не сможешь! Да, ты хуже других. Разве ты недостаточно убеждалась в этом?"
Нет, в панике подумала Ивик, метнув несколько ракет. Они пока еще слишком далеко. Шлинг, добротный и надежный шлинг, не требующий работы воображения, внутренней энергии… Но они пока далеко для шлинга, и их слишком много. Ракеты взорвались на кромке защитного поля, не причинив врагу вреда. Вокруг Ивик плясало пламя.
"Но до сих пор у меня все получалось!"
"Это случайность. Ты просто от страха отбивалась кое-как. Ты ни разу не участвовала в бою, по-настоящему серьезном".
… и ничего нового не идет в голову. Ивик создавала знакомое - черные стрелы, огненные молнии, камнепад - но получалось с каждым разом все слабее…
Вот это испытывают дарайцы, когда выходят в Медиану сражаться с гэйнами… когда ты просто не можешь. Не можешь. Нет на тебе благодати Божьей. Нет вдохновения. Ничего нет…
"А с чего ты решила, что на тебе какая-то там благодать?" Кто-то сказал голосом отца Райна - "Это прелесть, вы же понимаете - надеяться на свои силы, ставить в центр не Христа, а себя". "Боже, помоги!" - в отчаянии крикнула Ивик, но небо оставалось немым.
Теперь она не видела дарайцев. Созданная сфера пока еще защищала Ивик от их оружия, но случилось худшее - вокруг все заволокло черным ядовитым дымом. И из этого дыма летели и гасли в сфере какие-то стрелы, огни, ракеты, невидимая стена перед Ивик казалась живой, она то и дело вспучивалась неслышными взрывами, расцветала и переливалась огнями, клубилась, и - надвигалась на Ивик,и это было страшно до потери сознания, но красиво, невероятно красиво…
Страх в бою - это ничего, поняла Ивик. Это правильно. Хуже всего - смириться с тем, что ты умрешь. Она замерла. Ей просто не хотелось ничего делать.
Она не может.
Опять возник мамин уверенный и сильный голос.
"Я тебе говорю - тебя убьют! Ты же хуже всех! Ты никогда ничего не могла! Куда ты лезешь?"
Хорошо, мамочка, покорно подумала Ивик. Сейчас она любила маму. Та ведь говорила это вовсе не для того, чтобы ее убить.
Стена взорвалась протуберанцем и лизнула Ивик слева, опалив адским жаром. Ивик задохнулась, почувствовала, что волосы еще горят, поспешно создала поток воды, затушив огонь, и только тогда наконец упала.
Мама ведь желала добра…
Только добра…
Она ведь так любила меня… Меня больше так никто не любил. И вообще никто.
Это и есть любовь. Ивик не было больно, только бесконечно горько. Сейчас, она знала, все кончится. Что-то упало на нее сверху и теперь уже воткнулось в правый бок, пригвоздив к земле. Ивик почувствовала под собой мокрое. Правая рука совсем ослабела. Дым навалился на нее, Ивик задохнулась, запрокидывая голову…
А потом дым исчез. И кто-то подошел сзади и над собой Ивик увидела свет - просто свет, ослепительно-белый, невозможный, сверкающий. Ивик закрыла глаза (а боль уже начинала разрастаться где-то над печенью), но свет бил сквозь сомкнутые веки. И кто-то взял Ивик под мышки и вздернул наверх. Ивик закричала от боли. Но этот - непонятно кто - положил руку ей на самое больное место, на ребра справа, и сказал.
— Радость моя. Единственная. Любимая.
Ивик замерла. Боль исчезла - совсем. А в следующую секунду ничего не стало вокруг - только она одна, и правая рука повисла плетью, и впереди - почти два десятка дарайцев, они все еще шли на нее, не скрываясь, они осмелели, но Ивик встала на колено, чуть скривившись набок, и протянув левую руку, выпустила на волю родившийся образ - черная косая стена рассекла пространство, черно-серая рваная мгла, пронизанная огненными молниями, разрезала воздух и землю, как масло ножом, вонзилась в шеренгу вангалов, раскидывая и убивая… Ивик слышала крики, и машинально успевала строить защиту вокруг себя, дорши не переставали атаковать, но вот их атаки захлебнулись…
Зачем? Да просто чтобы выжить. Он же хотел, чтобы я жила.
Ивик хотела нащупать шлинг - и не могла, одной рукой - никак. Но теперь уже все было нормально. Она корчилась и кривилась от боли, стискивала зубы, но удерживала и медленно поворачивала по оси страшную рваную кляксу перед собой. В бешеном напряжении поднялась на ноги. Шагнула вперед, последний рывок - доршей впереди больше не было. Остались неподвижные тела, засыпанные странным серым пеплом. Ивик только осознала это - и рухнула на колени, а потом - вниз лицом, на серую, холодную почву.
Кровь, кажется, уже не текла. Наверное, крупные сосуды не задеты. Левая половина тела обожжена. Ивик исхитрилась посмотреть на свою левую руку, которой только что уверенно действовала - рукав спекся с кожей в черно-серую корку, пальцы покрыты волдырями. Господи! Но боли пока не было, первая стадия шока - видимо, эйфория первой стадии и помогла Ивик справиться с врагом. Болело лишь справа, что же там было, что за гадость, и правая рука болела нестерпимо, особенно выше локтя - перебита, видно, кость. Сердце колотилось. Ивик подняла голову. Надо как-то встать… идти. Нет, встать никак. Ползти. Где келлог?
Если бой кончится, ее найдут. Или не найдут. Она слишком далеко.
Ивик кое-как, левой рукой, с громкими стонами достала келлог - он превратился в спекшийся камешек. Ивик заплакала и уронила голову.
Ее, кстати, и дорши могут найти опять. Как плохо… как пить хочется… Там рюкзак где-то был, но его теперь не достать. Даже если он и уцелел. Что же делать-то? Ивик подняла голову. Там, впереди, метрах в двадцати от нее, мерцали несомненные признаки врат.
Так бывает - внезапно открываются новые. Почему - на этот вопрос пока никто не может ответить. Просто они появляются. Всегда перед человеком - никак иначе. Чтобы открыть новые врата, нужен человек.
Ивик поползла вперед. Это оказалось неожиданно трудно. Левое бедро тоже будто парализовано. Как и правая рука. Как же она стояла на ногах? Выбрасываешь вперед левую руку… толкаешься правой ногой. Сквозь боль. Подтягиваешься. Да ей и до врат не доползти. Слезы текли градом, и раз за разом Ивик преодолевала себя, выбрасывая руку, ногу, подтягивая непослушное тело, а боль ломила его изнутри, колола до темноты в глазах, до тошноты… Я не смогу, Господи, я не смогу. Почему-то она знала, что надо ползти. Что там, во вратах - спасение. Она не рассуждала, просто подтягивала руку… ногу… Замирала, тяжело дыша, приникнув лицом к земле, плакала, думала, что уже не сможет двинуться. И двигалась снова…
Словно во сне, она провалилась на Твердь. И сразу леденящий холод сковал дыхание, горящее лицо ткнулось в снег. Но Ивик не ощущала мороза, она стала есть этот снег, катать во рту, жадно глотая, с облегчением укутав в холод истерзанные болью горящие руки. Опустила лицо в ледяную свежесть. Вот так бы и заснуть теперь… Ивик вздрогнула. Надо ползти. Ползти надо. Теперь уже точно надо ползти… вспоминалось что-то смутное, из прошлой жизни - тяжесть на плечах, Скеро, раненое бедро… и у Ивик бедро раскалывалось. И все остальное тоже. Чем же ее так… она даже не видела. Надо ползти.
Ивик поползла вперед. Выбросить руку. Зацепиться. Толчок. Подтянуть тело. Выбросить руку. Толчок…
Внезапно снег под ней поехал, исчезла опора, и гэйна начала проваливаться, проваливаться, и наконец с криком боли стремительно соскользнула вниз, все дальше и дальше, в темень и неизвестность.
Марк вел машину осторожно, на каждом повороте бормоча про шендак. Скользкая дорога. Снег. Интересно, доедет ли он вообще… и шоферы все в разгоне. Только удалось договориться на эти плинтуса, а везти некому. Но с другой стороны, хорошо, что удалось их достать. Марк представлял комнаты на новом объекте, полностью облицованные, с тамгатовыми добротными плинтусами. Это будет прекрасно. Только бы не занесло на повороте - и все будет просто замечательно.
Грузовичок пока неплохо слушался руля. Марк включил радио - опять передавали про близкий бой. Дарайцы, вроде бы, отступили, потери у нас небольшие. Слава Богу, подумал Марк. Если что - уже объявили бы состояние тревоги номер один, эвакуацию, а он плинтуса везет… а там, может, детей вывозить надо. Хотя куда вывозить, везде опасность…
Вот занесло все-таки. Страхом перехватило горло. Марк чуть добавил газа, выровнял машину. Повернул-таки. Слева теперь возвышался голый очень крутой склон, справа - лес. И на этом склоне Марк сразу заметил пропаханный кем-то след. Прищурился - и разглядел впереди, внизу у дороги что-то черное.
Человек.
Или труп. Во всяком случае, он не двигался.
Это гэйн. Марк стал осторожно тормозить передачей. Остановился в нескольких метрах от лежащего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51