Зря ты так.
— Ничего не погибнем. Если ее взяли в квенсен, наверное, она умеет что-то? И в Медиане же она нормально работает. Не хуже других.
— Да она просто истеричка и дура, - заявила Скеро.
— Ничего она не дура. А вы… вы все ведете себя как маленькие детки. Вам в марсен надо, на горшках сидеть, - выпалила Дана, - и оставьте ее в покое!
Она решительно пошла к выходу, закинув за плечо футляр со скрипкой. У двери обернулась и замерла. Лицо Скеро было перекошено.
— Ну и иди, - звенящим голосом сказала она, - целуйся со своей Цыпочкой!
Дане вдруг стало жалко Скеро. Она вздохнула, посмотрела на нее. Подумала, что объяснить все равно ничего не получится - и вышла из кабинета.
Она, конечно же, не пошла писать сочинение. Можно будет завтра еще докорябать. Сдавать только после обеда, так что ничего.
Даже в спальню Дана не стала заходить, отправилась прямо на третий этаж тренты и, оглядевшись, полезла по железной лесенке на чердак, придерживая скрипку одной рукой. Головой подняла тяжелую крышку.
Чердак уже оказался занят, но не то, чтобы это расстроило Дану. На досках сидели подруги. Они втроем привыкли сюда лазать, будто оккупировали чердак, странно, неужели больше никому это в голову не приходит?
Или другие прячутся в других местах? В квенсене с десяток зданий, одних только чердаков полно.
Ашен сидела на досках с мрачным видом, по лицу размазаны дорожки слез. Ивик, похоже, утешала ее.
— Привет, девки! А что случилось? - Дана подошла к подругам, села рядом. Ашен глубоко вздохнула.
— Да родителей ее на Пасху не будет дома, - объяснила Ивик.
— Они на Триме сейчас, и не могут, - прошептала Ашен. Глаза полны страдания. Ивик погладила подругу по плечу. Честно говоря, она не понимала, что в этом такого уж ужасного. Она бы порадовалась, если бы мама куда-нибудь уехала и не писала ей два раза в неделю послания с ценными советами и вопросами. С Тримы родители даже и не писали Ашен, а в Дейтросе появлялись редко, так что и письма-то она редко получала. Но Ивик такое положение дел бы только порадовало.
Однако, Ашен в самом деле сильно переживала, ей невозможно было не сочувствовать.
— Придется в школе торчать все каникулы, - Ашен чуть улыбнулась сквозь слезы.
— Вместе будем, - вздохнула Дана. Ивик вдруг почувствовала острую зависть к подругам. Она представила дом… соседей. Двор, в котором невыносимо скучно - вот так и перестают гулять во дворе, потому что там одни малыши, с которыми уже неинтересно, а Диссе ее совсем не понимает теперь, у Диссе другая жизнь. Прежние забавы надоели, она выросла из них, как из детских платьиц. И дома - это постоянное ощущение себя объектом воспитания, беспомощным младенцем, которому не доверяют, с которым говорят лишь свысока… В квенсене, несмотря ни на что, она чувствовала себя совершенно иначе. И какое счастье было бы пожить в квенсене - но без тяжелых тренировок и учебы, и между прочим, без Скеро и ее компании!
— Слушайте, - сказала Ивик, - а давайте я тоже останусь, а? Втроем веселее.
Подруги уставились на нее.
— Да ты что, Ивик, - пораженно сказала Ашен, - не надо! Мы же с Даной будем, я не одна. Спасибо, конечно… Но как же твоя мама?
Ивик махнула рукой.
— А что мама?
Она замолчала. Объяснить Ашен, что она вовсе не так уж стремится увидеть маму - было невозможно. Наверное, подумала Ивик в очередной раз, я страшный моральный урод. Ашен вон как любит родителей, а я… Для Ашен мама и папа - это все, весь мир, все остальное даже в сравнение с этим не идет. И она не может представить, что есть такие уродки…
Может, конечно, Ашен переживает, что родители могут погибнуть, ведь они на Триме работают. Как агенты. И действительно, это очень опасно. Но Ивик знала, что дело не в этом.
Впрочем, ее родители никогда и не подвергались опасности.
— Да я лучше с вами тут останусь, - сказала Ивик.
Она долго готовилась к тому, чтобы написать маме - Ивик была уверена, что мама будет возражать и возмущаться, и готовилась к долгому спору, и даже подозревала, что в конце концов, может, придется и уступить.
Но от мамы пришел вполне спокойный ответ. Она, правда, уговаривала дочь приехать на каникулы, но в целом писала "делай, как хочешь". Начала смиряться с тем, что Ивик становится взрослой?
Диссе больше расстроилась, от нее сразу же пришел ответ, который вызвал у Ивик тяжелые угрызения совести - бросила старую подругу.
Но слишком уж хотелось пожить в квенсене спокойно.
К Пасхе весна разыгралась окончательно. Как это, оказывается, здорово, думала Ивик, весна в северных широтах. Когда несколько месяцев земля лежит, скованная снегом и льдом, и уже смертельно надоел этот снег и холод, и потом как взрыв - сброшены ледяные цепи, бегут ручьи, потоки, как во время сезона дождей, только небо - ослепительно-синее, без облачка, и земля проталин дышит освобожденно, и пробиваются желтые нежные первые цветы. На родине Ивик в это время леса и сады покрывались ярким, крупным, обильным цветением, здесь же - только блеклые снежники, но они казались красивее магнолий и рододендронов, они были первыми, на них специально ходили смотреть.
Квиссаны разъехались на две недели. Осталась часть старших - для охраны и некоторых хозяйственных работ. Дэйм тоже оставался в квенсене. А младшекурсники разъехались все, и трое девчонок остались в спальне в полном одиночестве.
Это действительно было здорово. Длинная всенощная на Пасху, где и народу-то было немного. Никаких занятий, вообще ничего делать не надо было, разве что мыть спальню иногда. Брать книжки из библиотеки и читать, бродить по окрестностям, по лесам, еще Ашен много рисовала, а Дана играла на скрипке. Ивик же часто бренчала на клори, и начала сочинять стихи про весну.
Вставай, вглядись и слушай!
Рассеян мрак ночной.
Встает большое утро
Над светлою землей.
Вперед лучи помчались,
Пронзив голубизну,
И птицы раскричались,
Приветствуя весну…
На хозяйственном дворе квенсена содержались лошади - десятка два. Дорога до Ланса была грунтовой и не всегда проходимой для машин, даже бронированных внедорожников, поэтому нередко лошади использовались как транспорт. Сейчас дорога была неплохой, и лошади бездельничали, поэтому квиссанам - а многие любители помогали на конюшне - разрешали иной раз прокатиться верхом. Дэйм частенько проводил время на конюшне, и Ашен напросилась как-то покататься. Ивик впервые в жизни села на коня. Дана и Ашен, оказывается, уже имели опыт в этом занятии. Катались вчетвером с Дэймом по лесным тропинкам, там, где дорога была пошире, переходили на рысь. Ивик досталась невысокая кряжистая гнедая кобыла по кличке Зорька. Она вечно отставала от других, не любила бегать рысью, зато была спокойной, а вот Дана как-то слетела со своей взбрыкнувшей породистой Лори, тонконогой и вороной. Дэйм в одно мгновение - Ивик поразилась, как быстро может реагировать человек - оказался на земле и подхватил Дану на руки, будто малыша.
Дэйм для своих 15 лет был высоким и крепким, одним из самых высоких на своем курсе. А Дана - наоборот, хрупкой малышкой. Но все ж-таки удивительно, как легко держал ее Дэйм, так держат младенца, будто совсем не чувствуя тяжести.
— Ты как? - спросил он хриплым баском.
— Да нормально, - Дана улыбнулась, - ты что? Я даже не ушиблась почти.
Дэйм вдруг покраснел. Поставил девочку на ноги.
— Точно ничего не сломала? - спросил он. Дана подпрыгнула на месте, засмеялась.
— Не-а, все цело, вот досада-то!
И схватилась за луку седла, закинула ногу в стремя.
— Извини, я испугался, - Дэйм вскочил в седло, - поехали дальше.
Вечерний свет ложился на пол косыми квадратами. Ивик всегда любила этот час, когда солнце смотрит на землю от самого горизонта, не бьет беспощадным светом, а мягко льется, высвечивая четкие линии зданий, деревьев, лиц. А потом свет краснеет, синеет и исчезает потихоньку.
Дана убрала скрипку в футляр, потрясла кистями рук.
— Ух, даже устала… Ивик, а ты сыграй что-нибудь, а?
— Да я ведь играть толком не умею, не то, что ты…
— А ты спой, ты так поешь хорошо.
Ивик стала перебирать струны. Запела известную квиссанскую песню - кто ее написал и когда, никому неведомо. И правда, петь у нее получалось хорошо, и голос стал будто посильнее, чем раньше.
Светят луны на небе,
Спят квиссаны в ночи.
На окошке не гаснет
Огонечек свечи.
И с подругою милой
Друг сидит у окна,
И теплом их укрыла
Той ночи тишина.
Ашен и Дана подхватили припев на два голоса.
Любовь моя! Пока мы вдвоем,
Нет боли и смерти нет.
Хранить меня будет в бою, под огнем,
Глаз твоих ласковый свет.
Ивик пела дальше, как дарайцы прорвались сквозь посты, напали на квенсен, и вот бой, и дарайцев перебили, а подруга, смертельно раненная, умирает на руках любимого. Это была одна из тех песен, которые не пели на гражданке, они не уходили дальше того квенсена или боевой части, где были сочинены, или же распространялись только среди гэйнов, и лишь среди них имели какую-то ценность. Но для девочек песня была и живой, и пронзительной. У Ашен на глазах даже слезы выступили.
Ивик замолчала. Ашен тяжело вздохнула и сказала.
— Хорошая песня. А говорят, ее Верс запретил к распространению. Ну или не рекомендовал.
— Почему? - изумилась Ивик, - что тут такого особенного?
— Это… пессимизм, вот, - объяснила Ашен, - пораженческие настроения. Мы должны петь только про то, как мы всех врагов победим, всех перебьем и вообще все классно…
Ивик фыркнула.
— Но в жизни же не так… и что тут плохого, одно дело песня, а другое…
— Ненавижу этих свиней из Верса, - вдруг сказала Дана, отрывисто и глухо. Подруги посмотрели на нее, сразу забыв о предмете разговора.
— Почему? В принципе, Верс-то нужен, - сказала Ашен.
— Ничего он не нужен, - буркнула Дана, - они сами… всем только жизнь портят.
— Ничего подобного! - возразила Ашен, - ты просто не знаешь. Мне родители кое-что рассказывали. Например, вот у мамы был случай, она еще была молодая. Она работала на Триме, и ее партнер взял и переметнулся к дарайцам. Не потому, что попал в плен и, например, не выдержал. Просто взял и перешел на их сторону, и выдал маму и еще одну девушку, с которой они работали. И ту девушку дарайцы сразу застрелили, и мама едва спаслась. И потом, конечно, этого парня наши поймали, из Верса, и его расстреляли, как предателя. А ты считаешь, что его отпустить надо было, после того, что он сделал?
Дана вся покраснела и казалось, готова была заплакать.
— Ну ладно, может быть. Но это бывает редко, такое. А в основном они дурью маются какой-то. Ереси видите ли ищут.
— Это разные отделы, - сказала Ашен, - этим вообще разные люди в Версе занимаются. Но Верс нужен, Дана, ты не права. Во всех государствах есть такие учреждения, вроде госбезопасности.
Ереси, подумала Ивик. Вдруг ее кольнуло что-то. Она что-то такое слышала. Ивик тронула Дану за руку.
— Слушай, ты это… если не хочешь, не говори… но я хотела тебя спросить давно уже, отчего твои родители умерли? Извини, если что, - поспешно сказала она.
— Да ничего, - ответила Дана, - чего мне скрывать? Мама умерла, когда я была маленькая, я ее почти не помню. Говорят, что эпидемия была, тогда дарайцы бактериологическое оружие применили. А отца моего расстреляли в Версе, - сухо и коротко сказала она.
Ашен заметно вздрогнула. Девочки смотрели на Дану расширенными глазами.
— Он не был предателем, - добавила Дана. Отвела взгляд, глаза ее подозрительно заблестели.
Ашен села рядом с ней, обняла за плечи.
— Ой, Дан, я не знала… ну ты это… понимаешь, бывают ведь ошибки. Кто-то там ошибся, и… это, конечно, ужасно!
Дану словно прорвало, теперь ей, видно, хотелось рассказывать.
— Мой отец был хойта. Конечно, странно, ведь хойта все целибатники, но отец раньше был гэйном, а потом вот, когда мне было уже пять лет, он почувствовал призвание. А мамы уже не было. Его взяли в семинарию. И он уже на третьем курсе там стал разрабатывать теорию, я это не очень понимаю, ну там что-то богословское. А кто-то написал про него в Верс, что это ересь. И его забрали и стали требовать, чтобы он отказался от своих взглядов и вообще… а он не отказывался. И тогда его… тогда, - Дана замолчала наконец и заплакала. Стала размазывать слезы по лицу. Ашен протянула ей платок.
— Солнышко, это ужасно, ужасно! - повторяла она. Ивик не знала, что сказать. Рассказ Даны очень взволновал ее, до такой степени взволновал, что внутри что-то медленно переворачивалось и кипело. И мир вокруг стремительно менялся.
— Ты, наверное, теперь меня домой и не пригласишь, - всхлипнула Дана, - у тебя такие родители…
— Ну и что? - удивилась Ашен, - они что, дураки, что ли? Я уверена, что они нормально отнесутся. Мало ли что бывает! Даже если бы твой отец был в чем-то виноват, ты-то здесь при чем? Нет, я не говорю, конечно, что он виноват, - поправилась она, - просто это ошибка! Ну может же такое быть! Какая-нибудь сволочь в Версе работает… знаешь же, везде есть гады.
— Да, только ошибку эту уже не исправить, - тихо сказала Дана, - папы уже нет.
Со временем это забылось. Начались учебные будни, и стало вообще не до размышлений, не до переживаний каких-то. Ивик знала, что не забудет ничего. Но это все потом, потом, а сейчас важно было как-то удержаться, выдержать неимоверную тяжесть, не набрать "хвостов", справиться с учебной нагрузкой.
Им впервые выдали шлинги. Подростковые, с небольшими рукоятками, удобно ложащимися в руку. Собственно, шлинг в нерабочем состоянии и представлял собой одну рукоятку с черным отверстием на одном конце и с ремешком, укрепленным на другом. Ремешок закреплялся на запястье или на поясе. Со шлингом работали в Медиане. Особым поворотом можно было сделать так, что из шлинга вырывалась огненная петля, вроде энергетического лассо, и ее можно набросить на человека, и с помощью этой петли вывести из физического тела облачное. В Медиане это сделать гораздо проще, да шлинг там в основном и применяется. Это было штучное, дорогое оружие, производили его только кустарным способом, каждый шлинг отдельно, это делали мастера оружия из аслен, и для этого нужно было специальное и редкое дарование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51