Пусть каждый знает, какая участь ожидает тех, кто попытается ударить меня в спину.
Благодаря списку, предоставленному Аша, расправа была быстрой и жестокой; у Хаттусили больше не было шпионов среди приближенных Урхи-Тешшуба.
Главнокомандующий направился в комнату императора, которого двое слуг поместили подышать воздухом на террасе дворца, возвышавшегося над высоким городом.
Взгляд Муваттали оставался неподвижным, его руки сжимали подлокотники кресла.
— Вы можете говорить, отец?
Рот приоткрылся, но ни один звук не сорвался с его губ. Урхи-Тешшуб был успокоен.
— Вам нечего волноваться за империю, я забочусь о ней. Хаттусили прячется в провинции, он больше ничто, и у меня даже нет необходимости убирать его с дороги. Этот трус пребывает в страхе и забвении.
В глазах Муваттали тлел огонь ненависти.
— Вы не имеете права критиковать меня, отец; когда власть не передается добровольно, ее нужно захватить, неважно, какими средствами?
Урхи-Тешшуб вынул кинжал из ножен.
— Разве вы не устали страдать, отец? Великий император только в полновластии видит смысл жизни. В том состоянии, в каком вы находитесь, разве у вас есть какая-нибудь надежда снова заниматься этим? Сделайте усилие, чтобы ваш взгляд попросил меня прекратить эту ужасную пытку.
Урхи-Тешшуб приблизился к Муваттали. Веки властелина не опустились.
— Одобрите мой поступок, одобрите его и уступите мне трон, который перейдет ко мне по праву.
Всем своим существом Муваттали пытался протестовать, и его неподвижный взгляд не поддавался уговорам сына.
Урхи-Тешшуб поднял руку, готовый ударить.
— Уступите, ради всех богов!
Император так сильно сжал пальцы рук, что один из подлокотников кресла лопнул, как зрелый фрукт. Пораженный, его сын выпустил кинжал, который упал на плиточный пол.
Внутри святилища Язылыкая, воздвигнутого на склоне храма на северо-востоке столицы Хеттской империи, жрецы мыли статую бога грозы, чтобы укрепить его власть; затем совершили ритуалы, предназначенные прогнать хаос и похоронить зло в земле. Они также вбили семь железных гвоздей, семь бронзовых и семь медных, прежде чем принести в жертву поросенка, обремененного темными силами, угрожавшими равновесию в стране.
Церемония была окончена, жрецы прошли перед фризом двенадцати богов, остановились перед каменным столом и выпили крепкого вина, чтобы удалить противоречивые сомнения из своего сознания. Затем они воспользовались лестницей, высеченной в скале, чтобы направиться в храм, находящийся в сердце камня, и там помолиться.
Жрец и жрица покинули процессию и спустились в подземную комнату, которую освещали масляные лампы, Хаттусили и Путухепа сняли капюшоны, скрывавшие их лица.
— Этот миг мира меня успокоил, — призналась она.
— Здесь мы в безопасности, — согласился Хаттусили, — ни один воин Урхи-Тешшуба не осмелится проникнуть в этот священный уголок. Из предосторожности я приказал расставить наблюдателей вокруг святилища. Ты довольна своим путешествием?
— Результаты превзошли мои ожидания. Многие военачальники менее преданы Урхи-Тешшубу, чем мы это предполагаем, и очень неравнодушны к идее получить хорошее состояние, не подвергая себя риску быть убитым. Некоторые прекрасно сознают опасность, которую представляет Ассирия, и согласны с необходимостью усилить нашу систему обороны вместо того, чтобы возобновить военные действия против Египта.
Хаттусили наслаждался словами супруги, как нектаром.
— Это сон, Путухепа, или ты несешь настоящую надежду?
— Золото Аша подействовало и развязало языки; военачальники ненавидят спесь, жестокость и тщеславие Урхи-Тешшуба. Они больше не верят его грозным речам, его способности победить Рамзеса, и не прощают его отношения к императору. Конечно, они не решились убить его, но открыто желают его смерти. Если мы будем действовать умело, царствование Урхи-Тешшуба будет коротким.
— Мой брат умирает, и я не могу оказать ему помощь...
— Ты хочешь, чтобы мы попытались произвести переворот?
— Это было бы ошибкой, Путухепа, судьба Муваттали решена.
Прекрасная жрица с восхищением рассматривала мужа.
— У тебя хватит сил принести в жертву свои чувства, чтобы царствовать над хеттами?
— Потому что это нужно... Но то, что соединяет меня с тобой — нерушимо.
— Мы будем бороться вместе и победим вместе, Хаттусили. Как приняли тебя торговцы?
— Доверие не уменьшилось; оно даже усилилось из-за страха перед Урхи-Тешшубом. По их мнению, он разорит страну. У нас есть поддержка провинций, но нам не хватает поддержки столицы.
— Запас золота Аша еще полон, я отправлюсь; в Хаттусу и уговорю высших военачальников перейти на нашу сторону.
— Если ты попадешь в руки Урхи-Тешшуба...
— У нас есть друзья в Хаттусе, они спрячут меня, и я организую короткую встречу на нейтральной территории.
— Это слишком опасно, Путухепа.
— Не дадим Урхи-Тешшубу отсрочки и не будем терять времени.
Язык молодой светловолосой хеттки медленно лизал спину полусонного Аша и поднимался к затылку. Когда ласка стала очень нежной, дипломат вышел из оцепенения, повернулся на бок и обнял любовницу. Он приготовился вознаградить ее несказанной лаской, когда Урхи-Тешшуб ворвался в комнату.
— Вы думаете только о любви, Аша!
— Ваша столица богата на волнующие открытия.
Урхи-Тешшуб схватил девушку за волосы и выбросил ее из комнаты, в то время как египтянин одевался.
— У меня превосходное настроение, — объявил хетт.
Всем свои видом он показывал, что произошли события, результатом которых он остался доволен.
— Были уничтожены все мои противники, — объявил Урхи-Тешшуб, — ни один предатель не остался в живых. Впредь армия будет подчиняться каждому моему слову.
Урхи-Тешшуб много думал, прежде чем развязать бойню. Если Аша сказал правду, это был случай уничтожить паршивых овец; если он солгал — случай подавить возможных противников. Если согласиться на предложение египетского посла, эта бойня при всех подсчетах сулила только выгоду.
— Вы все еще отказываетесь разрешить мне лечить вашего отца?
— Император неизлечим, Аша, бесполезно мучить его снадобьями и микстурами, которые не улучшат его состояния и которые могут усилить его страдания.
— Так как он не способен управлять, империя останется без правителя?
Урхи-Тешшуб торжествующе улыбнулся.
— Военачальники скоро выберут меня императором.
— И мы заключим долгое перемирие, не так ли?
— Вы сомневаетесь в этом?
— У меня есть ваше слово.
— Однако остается одно главное препятствие: Хаттусили, брат императора.
— Разве его влияние так существенно?
— Пока он жив, он будет пытаться уничтожить меня! С помощью торговцев он учинит заговоры, чтобы лишить меня денег и припасов, в которых я нуждаюсь для хорошего оснащения армии.
— Разве вы не можете схватить его?
— Хаттусили — настоящий угорь, обладающий искусством прятаться.
— Досадно, — признал Аша, — но есть одно решение.
Взгляд Урхи-Тешшуба загорелся.
— Какое, Аша?
— Подготовить ему западню.
— И... вы мне поможете схватить его?
— Не такова ли роль египетского посла, желающего преподнести роскошный подарок новому императору хеттов?
ГЛАВА 40
— Используя дар ясновидения, Нефертари подтвердила предчувствие Рамзеса: стадо разъярившихся гиппопотамов, преградивших путь царской флотилии на реке, не было делом случая.
— Шенар... Это его рук дело, — решил Рамзес, — никогда он не откажется уничтожить нас, это единственная цель его существования. Ты согласна, Нефертари, чтобы мы продолжали путь на юг?
Фараон не должен отказываться от своего замысла.
Нил и пейзажи Нубии заставили забыть Шенара и его ненависть. На остановке Лотос и Сетау изловили замечательных кобр, одна из которых была с черной головой и красными полосами. Сбор яда обещал быть обильным.
Обольстительная нубийка с золотистой кожей была еще более прекрасна; благородное пальмовое вино, удовольствия любви в мягком тепле ночей превратили путешествие в праздник желания.
Когда рассвет оживил зелень пальм и охру холмов, Нефертари наслаждалась радостью воскрешения мироздания, приветствуемого пением птиц. Каждое утро, одетая в традиционное белое платье, она молилась богам неба, земли и промежуточного мира и благодарила их за дарованную народу Египта жизнь.
Возле песчаного островка потерпел кораблекрушение торговый корабль.
Царская флотилия сделала остановку поблизости; на оставленном корабле не было видно никаких признаков жизни.
Рамзес, Сетау и два матроса взяли лодку, чтобы исследовать судно поближе. Нефертари попыталась отговорить царя, но тот, убежденный, что речь идет о корабле Шенара, надеялся обнаружить там его следы.
На мостике — ничего.
В трюме кто-то есть. Но дверь закрыта.
С помощью Сетау он разбил деревянную задвижку.
Судно село на мель в том месте реки, где этого можно было избежать, что указывало на поспешное бегство, которое даже не дало экипажу времени спасти груз.
Матрос ворвался в трюм.
Ужасный крик разорвал голубой воздух раннего утра. Сетау попятился. Он, не знавший страха перед самыми опасными рептилиями, был пригвожден к месту.
Крокодилы, проникшие в трюм через разверзшуюся дыру, схватили матроса за ноги и пожирали его. Человек уже не кричал.
Рамзес хотел прийти на помощь несчастному, Сетау помешал ему.
— Ты сам погибнешь... Никто уже не может спасти его.
Новая ловушка, такая же изощренная по своей жестокости, как и предыдущая. Зная об отваге Фараона, Шенар предвидел, что он бросится на помощь и сам падет жертвой рептилий.
Сдерживая ярость, царь вместе с Сетау и другим матросом отступили. Они спрыгнули с корабля на песчаную отмель.
Между ними и лодкой огромный восьмиметровый крокодил, весящий более тонны, смотрел на них неподвижным взглядом, пасть была открыта, он явно готовился напасть. Его неподвижность таила в себе опасность, в любой момент он мог продемонстрировать необычайную быстроту действий, человек был бессилен против молниеносной реакции крокодила.
Сетау посмотрел вокруг: их окружили другие рептилии. Спастись не было никакой возможности.
Крокодилы, из закрытых пастей которых выпирали зубы, более острые, чем кинжалы, казалось, улыбались, готовые воспользоваться такой прекрасной добычей.
С царского корабля невозможно было увидеть происходящее. Никто не мог оказать им помощь.
— Я не хочу умирать таким образом, — прошептал Сетау.
Рамзес медленно вынул кинжал из ножен; он не сдастся без борьбы. Когда чудовище нападет, он проскользнет под него и попытается перерезать ему глотку.
Крокодил быстро продвинулся метра на два и снова застыл. Моряк упал на колени и закрыл лицо руками.
— Мы будем кричать вместе, бросаясь на противника, — сказал Рамзес Сетау, — может быть, с корабля нас услышат. Ты — налево, я — направо.
Последняя мысль Рамзеса была о Нефертари, такой близкой и уже такой отдаленной. Затем он собрал всю свою волю, всю свою энергию и приготовился к поединку, выбрав самого огромного крокодила.
Царь уже приготовился закричать, когда заметил движение в хвойной роще, неподалеку от реки. И раздался рев, громоподобный, такой мощный, что испугал даже крокодилов.
Рев принадлежал гигантскому слону, который бегом вошел в воду и ступил на островок. Хоботом он схватил чудовище и отбросил его на сородичей; толкаясь, крокодилы исчезли под водой.
— Ты, — признал Рамзес, — ты, мой верный друг!
Хобот слона, каждый бивень которого весил, по меньшей мере, восемнадцать килограммов, нежно обхватил талию царя Египта, поднял его и поместил себе на спину.
— Я спас тебе жизнь раньше, сегодня ты мне спасаешь жизнь.
Раненый стрелой, попавшей в хобот, спасенный и вылеченный благодаря вмешательству Рамзеса и Сетау, молодой слон стал великолепным самцом.
Когда Рамзес погладил его лоб, он испустил новый рев, но на этот раз рев радости.
Неджем, земельный управитель, заканчивал свой отчет: благодаря превосходному разливу закрома будут полны и обе страны заживут в изобилии. Строгое управление финансами позволит даже облегчить бремя налогов. После возвращения в столицу Рамзес сможет убедиться, что каждый высокий сановник выполнял обязанности с усердием под руководством Амени, внимательного и требовательного.
Неджем скорым шагом направился в сад дворца, где Ка обычно играл со своей сестрой Меритамон; но он нашел там только девочку, упражнявшуюся игре на лютне.
— Давно ли ушел твой брат?
— Он не приходил.
— Мы должны были встретиться здесь...
Неджем направился в библиотеку, где незадолго до завтрака он оставил Маленького Ка, желавшего переписать «Премудрости», написанные лучшими писцами времен пирамид.
Подросток был здесь, сидя, как писец, водя тонкой кисточкой по папирусу, который он развернул на коленях.
— Но... разве ты не устал?
— Нет, Неджем, эти тексты настолько прекрасны, что переписка рассеивает усталость и делает руку гибкой.
— Может быть, нужно... прерваться?
— О, нет, не теперь! Мне так нравится изучать исследования по геометрии того мастера, который построил пирамиду Униса в Сахаре.
— Обед...
— Я не голоден, Неджем; ты согласен, скажи?
— Хорошо, я даю тебе еще немного времени, но...
Ка поднялся и поцеловал вельможу в обе щеки, затем вновь принял прежнюю позу и погрузился с жадностью в чтение, письмо и исследование.
Выходя их кабинета, Неджем покачивал головой. Еще раз он был восхищен исключительными способностями старшего сына Рамзеса. Чудо-ребенок стал подростком, который подтверждал прежние обещания; если Ка продолжит верить в мудрость, Фараон будет обеспечен преемником, достойным его.
— Как здоровье земельного управителя, моего дорогого Неджема?
Голос, который оторвал его от размышлений, был голосом Меба, элегантного и улыбающегося.
— Хорошо, очень хорошо.
— Уже давно у нас не было случая побеседовать... Примете ли вы приглашение на обед?
— Водоворот дел принуждает меня отказаться.
— Я огорчен.
— Я тоже, Меба, но служба царству прежде всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37