— Желаю успеха, — бросила ему вслед Эбби, не расслышав, однако, ни единого слова из того, что сказал муж.
Глава 16
Все до единого часы, сколько их было в особняке на Гросвенор-сквер, уже пробили десять, над Лондоном сгустились сумерки, а виконт все еще не вернулся домой. Впрочем, он прислал записку, адресованную Эбби, где весьма
любезно уведомил ее, что одно «безотлагательное дело» требует его присутствия, так что он вряд ли вернется домой до вечера, и посоветовал ей не ждать его с обедом.
Эбби внимательно прочитала записку несколько раз, гадая, уж не решил ли ее супруг сбежать из дома. Вернее, уж не выжила ли она его на второй день супружеской жизни.
Мысль эта доставила ей несколько неприятных минут, и тогда Эбби поняла, что скучает по нему.
К этому времени Эдвардина была благополучно водворена в одну из лучших комнат для гостей — естественно, в одну из тех, которую отделял от комнат хозяев целый этаж, — и досыта накормлена. В настоящее время она спала у себя сном праведницы.
Да и с чего бы ей не спать? Она добилась своего — Эбби забрала ее к себе. Кроме того, ее свозили на Бонд-стрит, купили ей новую шляпку и прелестный зонтик, при одном только взгляде на который Эдвардина, схватившись за сердце, заявила, что непременно зачахнет и умрет, если он не будет ей принадлежать.
После этого она, самодовольно улыбаясь каким-то своим мыслям, сидела в гостиной, пока лакей, посланный Эбби на Халф-Мун-стрит за вещами Эдвардины с собственноручно написанной ею запиской, не вернулся назад — с крохотным узелком и той же самой запиской, на которой дрожащей рукой был нацарапан ответ Гермионы. Бедная женщина заранее оплакивала несчастную обманутую Эбби, вздумавшую пригреть змею на своей груди. Был там и постскриптум, в котором Гермиона просила узнать у Эдвардины, не видела ли та случайно любимую игрушку Пончика, а именно одну из старых ночных туфель дядюшки Бейли. Как с чувством объявила Эдвардина, тыкая пальцем в злополучную приписку, она была совершенно права, не обманываясь насчет материнских чувств. Какая-то паршивая собачонка ей дороже родной дочери! Вот если бы она, Эдвардина, целый день бродила по дому на четырех лапах, визгливо лаяла, валяла дурака, а между делом грызла ковры — вот тогда бы ее матушка наверняка души в ней не чаяла!
Но теперь она хотя бы перестала проливать слезы! Уже за одно это Эбби возблагодарила судьбу.
Осталось только придумать, каким образом вернуть мгновенно освоившуюся в их доме Эдвардину назад под родительский кров. И сделать это по возможности скорее, хотя вряд ли это удастся. Скорее всего на это должно уйти какое-то время, но Эбби решила, что она наверняка что-нибудь придумает.
Ну а пока на Гросвенор-сквер прибыла оставшаяся часть вещей Эдвардины. И что хуже всего, в сопровождении еще одного Бэкуорт-Мелдона. Однако Эбби совсем не хотелось сейчас думать об этом.
Они с Салли Энн только что закончили с разборкой громадной кучи дорогих покупок, сделанных Эбби во время налета на Бонд-стрит. В числе их были и несколько совершенно сногсшибательных ночных сорочек — «последний писк моды», по словам Салли Энн, — при виде которых его светлость наверняка рухнет на колени и станет со слезами на глазах благодарить Создателя за то, что тот придумал искусных белошвеек с их проворными иглами.
Эбби и Салли Энн к этому времени стали настоящими подругами — в основном потому, что Эбби понятия не имела, как следует вести себя великосветской даме со слугами. Впрочем, сказать по правде, ее это мало волновало. А вот в чем она нуждалась по-настоящему, так это в друзьях. Или хотя бы в союзниках. Кроме того, Салли Энн заполнила ту пустоту, которая давно уже существовала в душе ее хозяйки, хотя сама хозяйка знала об этом ничуть не больше ее горничной. Ей позарез нужна была близкая душа, хранительница ее женских тайн, которая способна была понять, до какой степени попавшая в окружение чужих людей новобрачная нуждается в подруге.
Сначала Салли Энн помогла своей хозяйке принять ванну, потом выбрала для нее ночную сорочку и пеньюар, который ей самой понравился больше всех — белоснежное воздушное одеяние из почти прозрачного шелка с присобранными у плеч рукавами и отделанное у ворота и по подолу вышивкой в виде крохотных бутонов роз. После чего собрала разбросанную по всему полу шелковистую оберточную бумагу и оставила хозяйку сидеть у камина. Ножки Эбби в ночных туфельках без задников покоились на маленькой скамеечке резного дерева, на столике рядом с креслом стояла чашка с чаем.
Эбби довольно долго сидела у огня, маленькими глотками потягивая ароматный крепкий чай. Сначала она ломала себе голову над тем, вернется ли Кипп вообще, а если он придет, заглянет ли к ней в спальню.
Но тогда, увидев ее, сидящую в кресле перед камином, что он подумает? Что она его ждет? Что ей не терпится устроить ему допрос, где он был и почему оставил ее на целый день одну, да еще наутро после свадьбы?
Ну нет! Ни в коем случае.
Куда умнее, решила она, лечь в постель и притвориться спящей. В этом случае, вернувшись домой поздно и заглянув к ней в спальню, Кипп наверняка растеряется. Да и понятно — что ему делать в таком случае? Поступить как положено настоящему джентльмену — удалиться на цыпочках, бесшумно прикрыв за собой дверь? Или наплевать на приличия и поступить как грубое животное, как похотливый козел — забраться в постель к жене, разбудить ее и безжалостно настоять на своих супружеских правах?
Да, задачка не из легких. Представив себе смущение Киппа, его растерянность и бешенство от сознания собственного бессилия, Эбби даже замурлыкала от удовольствия. При мысли о том, какую свинью она ему подложит, на душе у нее стало весело.
Да и потом, то, что она собиралась ему рассказать, вполне может подождать до утра: Тем более что это в любом случае вряд ли придется ему по вкусу.
Проглотив то, что еще оставалось в чашке, Эбби зевнула и, выбравшись из кресла, направилась к постели, по дороге одну за другой гася горевшие в спальне свечи.
Она уже откинула покрывало на постели, собираясь забраться под одеяло, как легкий стук в дверь, отделявшую ее спальню от спальни мужа, заставил ее замереть. Эбби окинула себя растерянным взглядом, убедилась в том, что почти раздета, и смутилась еще больше. Что делать — открыть? Или быстренько завернуться в одеяло, закрыть глаза и притвориться, будто она спит мертвым сном?
Нет, так нельзя. Сделка есть сделка. Ей придется смириться. И если ее муж желает заняться с ней любовью… что ж, это тоже часть их сделки. Пусть даже за весь этот день у них не было возможности поговорить. Пусть даже все, чего он добивается, это ее беременность. Да, такое возможно, грустно подумала Эбби, чтобы потом с гордостью демонстрировать приятелям ее огромный живот. Еще бы! Ведь это будет веским доказательством того, какой он счастливчик!
Впрочем, что это она, одернула себя Эбби. Какая муха ее укусила? Разве не она весь последний час только и мечтала, как он вернется домой, как постучит в ее дверь? Как подхватит ее на руки и отнесет в постель… и будет целовать, целовать, пока она не задохнется? И пусть он вновь доставит ей наслаждение, перед которым бледнеет даже райское блаженство… Вспоминая все, что было ночью, Эбби то и дело ловила себя на том, что губы ее расплываются в улыбке, а мысли, которые бродят у нее в голове, не имеют никакого отношения ни к Эдвардине, ни к ее проблемам.
Снова набросив на плечи пеньюар, Эбби повернулась к двери.
— Войдите! — крикнула она.
Через мгновение дверь распахнулась, и на пороге появился Кипп, одетый в точности как утром.
— Добрый вечер, жена, — сказал он. Лицо его просияло от удовольствия. Ничего не скажешь — без этого своего унылого пучка она выглядит намного лучше! И этот новый, почти невесомый пеньюар изумительно ей идет. Глаза Эбби сияли мягким светом, щеки зарумянились, что чрезвычайно понравилось Киппу. Да, сейчас она выглядит гораздо более… женственно, что ли, подумал он, и это было ему приятно. Да, очень приятно. — Как очаровательно вы выглядите, мадам. Просто прелестно!
— Так ведь это понятно, — откликнулась она смущенно. Тщательно избегая взгляда мужа, Эбби подошла к стоявшим возле камина креслам, села в самое мягкое из них и тщательно расправила на коленях складки пеньюара. Потом вдруг в глубине ее фиалковых глаз что-то дрогнуло, и Кипп внезапно вспомнил, как прошлой ночью он заглянул в эти глаза и прочел в них желание. — Кстати, вы мой должник — учитывая, как мне по вашей милости пришлось провести сегодняшний день. Надеюсь, вы об этом помните?
— Нисколько не сомневаюсь, что вы даром времени не теряли, — вежливо ответил Кипп, на мгновение скрывшись за дверью своей спальни. Потом вернулся, сел рядом с женой в соседнее кресло и, делая вид, что не замечает ее недоумения, поставил ей на колени большую квадратную коробку, чувствуя себя полным идиотом — будто школьник, который надеется, что ничтожный подарок, на который ушли все его карманные деньги, порадует обожаемую родительницу.
Ощущение было не из приятных, и, чтобы избавиться от него, Кипп поспешил отвлечь внимание Эбби.
— Кстати, я тоже неплохо провел этот день, жена. Не желаете посмотреть, что я вам принес? Между прочим, это подарок, только, умоляю, смотрите поскорее, потому что мне не терпится узнать ваше мнение.
Эбби молча взирала на коробку, перевязанную кокетливой шелковой лентой. Коробка была такая огромная, что закрывала от нее Киппа почти целиком. Заметив, что муж улыбается, Эбби немного успокоилась.
— Но… но почему? — с трудом проговорила она.
— Почему она такая тяжелая, вы хотите сказать? Да нет, что-то подсказывает мне, что вы имеете в виду совсем другое. Почему мне вдруг вздумалось принести вам подарок, да? Это просто обычай. Что тут странного, если муж наутро после свадьбы хочет порадовать свою молодую жену подарком? И вот я провел полдня, переругиваясь с Брейди, которому непременно хотелось уговорить меня купить вам либо драгоценности, либо меха. Представьте, он даже уламывал меня преподнести вам собственный экипаж! Мы с ним провели пару увлекательнейших часов в Таттерсоле, пока наконец я не остановился на этом. Я даже отослал Брейди домой, чтобы он не мешал. Ну так как, вы посмотрите, что я вам принес? Или так и будем сидеть тут и гадать, что там внутри?
Заинтригованная его рассказом, Эбби жестом предложила мужу поставить тяжелую коробку на пол между ними. Потом опустилась возле нее на колени и, затаив дыхание, развязала шелковую ленту, осторожно приподняла крышку, и боковины коробки тут же распались, словно корка апельсина, открыв ее взгляду тяжелый сундучок красного дерева в восточном стиле. Изящная резьба красиво сочеталась с инкрустацией из слоновой кости.
— Что это такое? — пробормотала Эбби, восхищенно лаская кончиками пальцев полированное резное дерево. Потом, склонив голову набок, принялась разглядывать крышку. — Какая красивая вещь — просто дух захватывает!
У Киппа камень с души свалился. Еще никогда в жизни ему не доводилось делать подобных подарков, тем более женщине, с которой он делил ложе. Но эта вещица была просто предназначена для Эбби. Кипп сам не понимал, с чего он так решил, и ему не хотелось ломать над этим голову. Но с первой же минуты, как на глаза ему попался этот сундучок, он уже твердо знал, что непременно купит его для Эбби.
Присев возле нее на ковер около камина, он вдруг почувствовал себя абсолютно счастливым, как будто снова вернулся в детство. Вот так же когда-то он играл у себя в детской. Усевшись по-турецки перед сундучком, Кипп лукаво взглянул на жену. Он часто дарил своим женщинам подарки, но и сам уже не помнил, когда в последний раз видел в женских глазах что-то, кроме алчности. И уж точно он никогда еще не испытывал при этом такого щенячьего восторга.
Небрежно развязав галстук, Кипп не глядя отшвырнул его в сторону. Эбби не поверила своим глазам — на лице его сияла мальчишеская улыбка. Боже правый, потрясенно подумала она, да он, похоже, просто лопается от гордости!
— Так, а теперь я подниму крышку, — торжественно произнес Кипп, не сводя глаз с Эбби. Было заметно, как он волнуется. Замерев, он ждал, что она скажет. «Какое у нее лицо!» — подумал он. Ему казалось, он еще никогда в жизни не видел у женщины такого живого, такого выразительного лица!
До этого дня ему не раз приходило в голову, что и в браке есть свои положительные стороны — если, конечно, взять в жены не одну, а сразу несколько женщин. Однако сейчас все женское очарование воплотилось для него в этом худеньком, почти бесплотном создании, в этой женщине, что сидела напротив него, которую никому и в голову не пришло бы назвать красавицей. Но все в ней — и лицо, и тело — безумно возбуждало Киппа. Его тянуло к ней со страшной силой, и не просто потому, что он желал ее. Нет, он хотел понять, о чем она думает, какие чувства ее волнуют. Всякий раз, глядя на жену, он гадал про себя, что она сделает в следующую минуту, кем она предстанет перед ним.
Кипп поднял тяжелую крышку сундучка, и Эбби сразу обратила внимание, что та боковая стенка его, что была обращена к ней, состоит из двух створок. Едва сдерживая нетерпение, она приоткрыла их и увидела за ними с полдюжины выдвижных ящичков, заполненных принадлежностями для игр.
Лицо Эбби просияло от радости. Словно ребенок, получивший новую игрушку, она принялась рыться в них, выдвигая один ящик за другим и восторженно ахая при виде все новых и новых сокровищ. В первом лежали шесть крохотных игрушечных лошадок с жокеями. Кипп объяснил ей, что эти фигурки используются в игре под названием «бега».
Эбби взяла их в руки, залюбовавшись искусной работой неизвестного мастера. Яркие краски, которыми были выкрашены фигурки, радовали глаз.
— Интересно, где у них завод? — пробормотала она. — И отверстия для ключа нет. Тогда как они бегут?
— А они вовсе не бегут, — терпеливо объяснил Кипп.
Поерзав на ковре, он подвинулся к ней и, сунув руку в ящичек, извлек оттуда костяной шарик, который обычно использовался в этой игре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46