Или не слегка... Когда пришел, не знаю, спать ложился, его не было, проснулся — на месте. Это же ночной ниндзя, входит бесшумно, когда хочет и куда хочет.
— Оглобля?
— Да ну, какая оглобля... — Вася был странно мрачен и не расположен к шуткам. — Так, обычный штакетник...
На завтраке я обратил внимание, что Петрушин выглядит вполне сносно, хотя тоже слегка мрачноват. Одна повариха присутствовала, но имела красные глаза и внушительный бланш под левым оком. И у Васи — левое ухо. Что это, детская болезнь левизны?
Вторая повариха отсутствовала вовсе. Но самое страшное — Вася с Петрушиным в этот раз остались совсем без добавки! Петрушин попробовал было общаться с присутствующей поварихой, но тут же был с позором изгнан из кухни. О боже, что это?!
Иванов, не страдающий отсутствием наблюдательности, тоже кое-что заметил. После завтрака пригласил всех к себе в номер и вкрадчиво поинтересовался:
— Ничего не хотите сказать?
Петрушин шумно вздохнул и лаконично доложил все как есть. После мероприятия следовали по установленному маршруту. У конечного пункта напоролись на засаду. Отразили нападение, но, ввиду наличия явно превосходящих сил противника, вынуждены были отступить. Отходили организованно, петляли, на территорию базового лагеря проникли уже без всяких «хвостов».
Результат: потерь в живой силе не имеем, но любовь кончилась, и теперь придется питаться на общих основаниях, потому что добавки больше не будет.
Почему же так сурово?!
Да так... не оправдали чаяния боевых подруг. Подруги обвиняют добрых молодцев в некорректном поведении. Оказывается, Вася засек засаду издали, Курили они там, вот что. Подруги попросили молодцев потихоньку удирать, пока не поздно. Видимо, следовало послушаться. Они же местные, лучше разбираются в тутошних нравах и обычаях. Да и Вася сам сельский, мог бы и сообразить что к чему...
Но не послушались добры молодцы. Вообразили себя этакими гусарами, не захотели бросать дам на произвол судьбы. Типа, гордые рыцари и все такое прочее. Нагло влезли в сектор визуального контроля противника и вступили в неравный бой. Подругам почему-то досталось больше, и теперь они затаили смертельную обиду.
Вот такая грустная история.
— Последствия не наступят? — озабоченно уточнил Иванов.
— Да какие там последствия... — Петрушин печально вздохнул. — Их там было больше дюжины, все здоровые, как быки... Короче, все живы.
— Ну, теперь я буду спокоен, — злорадно заявил Иванов. — Теперь вам не надо никуда ходить, будете вечером по номерам сидеть.
— Да херня все это, — успокоил пострадавших молодцев многоопытный Глебыч. — Женское сердце отходчиво. Как синяки у них сойдут — денька через три-четыре, идите «наводить мосты». Куда они, на фиг, денутся...
До обеда Вася с Петрушиным потели в спортзале, потом героически бороздили воды реликтового озера. Мы с Серегой резались в настольный теннис в фойе. Иванов читал, Глебыч заслуженно спал после напряженного ночного преферанса.
На обеде ситуация повторилась. Откуда-то возникла вторая повариха, но общаться с нашими добрыми молодцами никто не пожелал, и, как следствие, добавки опять не было. Грустно, девушки...
Во второй половине дня и вечером морально удрученный Петрушин держался с достоинством, а Вася начал капризничать. Вел он себя как то хулиганистое дите, у которого за ряд дисциплинарных проступков отняли любимую игрушку да вдобавок, на неопределенное время, лишили сладкого.
Чудилось Васе, что за нами кто-то наблюдает... Это самый верный признак: когда Вася капризничает, он первым делом начинает нагнетать обстановку. Типа: «Чего вы такие благодушные? Ничего не замечаете? Чует сердце — быть беде!» И постоянно, как заезженная пластинка, повторял невесть откуда выдранное умное изречение:
— Если вам кажется, что все идет хорошо, значит вы чего-то не знаете...
Ходил хмурый, в окна потихоньку выглядывал. Зачем-то нарисовал схему нашего крыла с ближайшими подступами. Бормотал что-то насчет некорректной съемки журналистов и «привязки». Дернул черт полковника за язык! Надо было следить за словами, когда командующему докладывал.
Я читал на балконе — он и ко мне прицепился. Совсем сдурел? А как же маскировка? Тебя же тут со всех сторон видно!
Мне это, естественно, пришлось не по душе. Будучи послан во все известные места, Вася обиделся на такое упорное непонимание ситуации с моей стороны, и мы с ним маленько на эту тему подискутировали. На ехидное предложение прогнать из лоджии полковника (Иванов тоже там читал) Вася разумно заметил, что полковник никому не нужен и неизвестен, зато мы с ним теперь — наргеры. Народные герои то бишь.
Я перестал злиться и посмеялся. Вася сидел на полу, говорил шепотом, слегка приоткрыв балконную дверь и просунув в нее свою маленькую голову. В его блуждающем взгляде прослеживалась нешуточная озабоченность. Это было весьма забавно.
— Тебе надо к психиатру, — заботливо сказал я. — Нет, я, конечно, могу кое-что спрофилактировать в процессе, что называется, по ходу. Но не в твоем случае. Это уже клиника.
— А из лоджии все равно уйди, — мрачно буркнул Вася, отползая назад. — Спалишь ты нас...
Вскоре я действительно покинул лоджию. Но не потому что проникся настроением озабоченного боевого брата. Просто ближе к вечеру пошел дождь, а местами косой — в лоджию доставало. Весь день небо хмурилось, собирались густые тучи. Может, это погодное явление отчасти и усугубило скверное настроение нашего разведчика. И так все хмуро, а тут еще тучи и дождь...
Когда стало темнеть, Вася окончательно скурвился. Приволок из номера Лизы два одеяла и принялся занавешивать окна. Маскировочные работы шли неважно: я помогать отказался, пришпилить одеяла было нечем. Тогда разведчик посетил дежурную в фойе и после напряженных переговоров вытребовал коробку кнопок. Хотелось бы молоток с гвоздями, но этого не оказалось. Пришлось довольствоваться кнопками и боевым ножом.
Наглухо задраив окна, Вася немного успокоился и разрешил:
— Ну все, теперь можешь свет включать.
— Ну спасибо... И как же ты до этого жил? Ты вроде бы сюда гостью водил...
— А мы свет не включали, — пояснил Вася.
— И что — на ощупь общались?!
— Да телевизор же работал, — Вася пожал плечами. — Видно было...
Я все-таки попробовал провести импровизированный сеанс психотерапии. Спросил, что чувствует боевой брат, какие ощущения...
Боевой брат упорно бурчал, что за нами наверняка кто-то следит (не за всей командой, а конкретно за ним и мной), и вообще, после посещения журналистов нам следовало бы убраться в какой-нибудь другой пансионат. Это как в бою: лежишь, тебя не видно. Выстрелил — «засветился», надо тут же менять позицию. А мы так конкретно засветились, что дальше некуда.
Я вслух проанализировал все отдельно взятые девиации сегодняшнего дня, чтобы Вася мог положительно ответить по каждому пункту, и сам сделал выводы, в чем причина его странного поведения. В обычном варианте начинают с мелочей, чтобы медленно, но верно пробираться наверх, к самому важному. Но здесь особый случай, я прекрасно знал «клиента», так что риск получить «негатив» (и, как следствие, реакцию отторжения) на каком-либо пункте практически отсутствовал. Поэтому начал с самого важного.
— Добавку отняли?
— Да.
— Девчонка бросила?
— Да.
— Это вполне достаточный повод для плохого настроения. Так?
— Да.
— Есть сомнения по поводу правильности вчерашних действий? Может быть, следовало послушать дам и потихоньку убраться оттуда, пока не началось?
— Ну... Вообще — да. Не стоило оно того...
— Ты каждый день объедался до отвала и чувствовал себя хорошо. Верно?
Утверждение основано на факте наличия в Васиной сумке сгущенки и сухпая. Если уж он за время нашего отсутствия не использовал ни одной банки сгуща, значит был настолько сыт, что дальше некуда. А сейчас, во время беседы со мной, Вася как раз сосал сгущ из банки с двумя дырками.
— Да, было неплохо...
— Все вечера до этого ты был занят приятной физкультурой. Так?
— Да... — Вася подумал и тихонько вздохнул. — А потом еще курицу ели. Она каждый раз приносила жареную курочку...
— Свет включать не было необходимости. Как следствие, отпадала надобность в светомаскировке. Верно?
— Точно. На фига нам свет?
— Потом ты в течение полутора часов гулял по свежему воздуху. Приходил обратно, падал в кровать и мгновенно засыпал, уставший и довольный.
— Да. Ну и что?
— Ну и все. Налицо типичный синдром отмены. Теперь у тебя нет всего этого. Нет девчонки, нет добавки, нет уверенности в правильности вчерашних действий, но появилась масса свободного времени, которое ты не знаешь, как использовать... Вывод?
— Вывод?
— Да, Вася, вывод. Теперь тебе понятно, отчего ты весь вечер так себя ведешь?
Вася долго смотрел на меня отсутствующим взглядом, затем вздохнул и выдал окончательное заключение:
— Да все понятно, чего там... Короче так: если ночью не придут, завтра надо будет менять позиции. В смысле, драпать отсюда куда-нибудь. Надо будет с Ивановым поговорить...
— О господи... — вывод, сами понимаете, для меня был неожиданным и весьма огорчительным. — Видимо, старею. Совсем квалификацию потерял!

* * *

Проснулся я посреди ночи от того, что кто-то настойчиво теребил меня за плечо и жарко шептал на ухо:
— Подъем! Подъем, блин! Давай, одевайся, блин...
Я узнал Васин голос, протер глаза, но некоторое время не мог понять, что происходит и где я вообще нахожусь. Вокруг была кромешная мгла, чуть-чуть разбавленная каким-то странным, еле различимым зеленоватым свечением. За окнами монотонно шумел дождь, слышно было, как где-то совсем рядом капли гулко ударяют по листовому железу. Немного тянуло сыростью. Наверное, Васе стало душно, и он приоткрыл балконную дверь — как раз настолько, чтобы не уронить прикрепленные по всей площади стекла одеяла.
— Ты че разлегся? — в Васином шепоте бушевало возмущение. — Бегом давай — форма четыре!
— Вот же послал бог урода... — я перевернулся на другой бок и натянул одеяло на голову — вставать смертельно не хотелось, под такой дождик можно спать вечно...
— Подъем! — Вася-изверг содрал с меня одеяло и сказал кому-то: — Сказал?
— Сейчас подойдут, — так же шепотом ответил из мглы голос Петрушина.
Я сел на кровати, на ощупь нашел спортивный костюм и стал натягивать штаны. Чего это они тут устроили?
Теперь понятно было, откуда идет зеленоватое свечение. На полу, между нашими кроватями, лежал Лизин тепловизор и неброско отсвечивал компактным экраном. На экране были видны десятка три красных точек разной степени яркости. Присмотревшись, я заметил между ними разницу: у нижней грани экрана находились статичные точки, их было большинство, а у верхней грани виднелась всего одна. Вдоль левой грани медленно двигались пять точек, судя по вектору, они направлялись к той, что была отдельно.
Я натянул костюм и приоткрыл нижний обрез одеяла на окне — взглянуть, не светает ли.
— Поставь на место! — зашипел Вася. — Мы же, типа, спим!
— Не видно, — успокоил его Петрушин. — Отсвет слабый, второй этаж, панель лоджии прикрывает. Но вообще, лучше, конечно, не открывать. Ближе подойдут, могут заметить.
За окном — ни зги! А вечером, помнится, фонари горели... И кто подойдет-то?!
Вася что-то недовольно пробурчал и задвинул прибор под мою кровать. Я сплю возле окна, теперь уж точно с улицы никто не заметит, можно балконную дверь настежь открывать.
Скрипнула входная дверь, ожидаемая полоска света из коридора не появилась, в призрачном отсвете экрана тепловизора соткалось какое-то подобие двух новых теней.
— Чего так темно? — раздался хрипловатый со сна шепот Иванова.
— Судя по всему, трансформатор рубанули, — ответил Петрушин. — Вот, смотрите...
Некоторое время тени молча пялились на экран прибора — мне пришлось пересесть на Васину койку, не видно ни фига. Пять точек продолжали неспешное движение, остальные пребывали в покое. Я обратил внимание, что в левом нижнем углу экрана тоже есть отдельное от остальных пятнышко — именно пятнышко, а не точка, оно было больше и значительно ярче.
— Сектор охвата? — уточнил Иванов.
— Триста метров, — доложил из темноты Серега. — Думаю, это то самое. Наблюдатель, пять бойцов и транспорт. Только подъехали — горячий...
Пять точек пересекли верхнюю грань экрана и пропали.
— Хорошо — в обход идут, — продолжил Серега. — Если бы топали по прямой, уже здесь были бы. Ну и что будем делать?
— Да не факт, что нам вообще что-то надо делать, — Иванов сочно зевнул. — Может, это какие-нибудь казановы с прогулки топают — типа наших ловеласов...
— Впятером? — усомнился Петрушин. — Вдоль периметра? И наблюдателя выставили? Ну, полковник...
— Этот все время там сидел, — добавил Вася. — Я включил в два часа — там уже была точка.
В этот момент знакомо пискнул тон автоподстройки радиочастотного сканера, крохотный динамик хрипло булькнул и отчетливо выдал по-чеченски:
— ... дик ю.
— А ху бох?
— Обстановк дик ю. Мича ду шу?
— Вай хинц хабохур бу...
В номере на несколько секунд воцарилась гробовая тишина — все как будто даже дышать перестали.
Я лязгнул зубами от неожиданности и проснулся окончательно. Вот так ни фига себе — дождались! Откуда вы, родные?! Мы же вроде как в самом сердце России, тут кругом гарнизонов и милиции понапич-кано — немерено...
— Чего говорят? — деловито уточнил Вася.
— Все нормально, скоро будем, — ответил Серега. — Думаю, у нас есть не более пяти минут до начала активной фазы.
— Журналю... — Иванов сипло откашлялся. — Кхе-кхе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39