Теперь же она ощущала боль. Как будто была гениальным пианистом, вынужденным всегда играть только одной рукой. Вчера вечером, в течение нескольких драгоценных часов, у нее были обе руки. А сегодня утром она вдруг узнала, что должна возвратиться к прежнему существованию. И теперь будущее казалось не мрачным – оно казалось невозможным.
Клэр посмотрела на свои руки над клавиатурой. Слеза упала на ее большой палец, но она быстро вытерла ее. Девушка начала работать над заданием, которое дала ей Джоан. Но была одна проблема. Каждая унылая строка чисел сменялась другой строкой, потом еще одной… казалось, как будто Клэр читала и печатала их в своем сознании, и затем они, появляясь на экране, заключали ее в тюрьму, линию за линией, число за числом.
Клэр не могла понять, как избавиться от этого. Возможно, если она выйдет, пообедает в одиночестве, съест мороженое с фруктами, оближет ложку, вместо того чтобы зализывать собственные раны, ей станет лучше. Что-нибудь сладкое с карамельным соусом было бы так… так успокаивающе. Но Тина тоже обязательно пойдет с ней и все испортит.
Странным было то, что, хотя она и не говорила Тине и вообще никому – даже Кейт и Мистер Совершенство – не догадывались о ее глупом фиаско, – Клэр чувствовала глубокий, невыносимый стыд. До сих пор она никогда не задумывалась, какое значение может иметь слово; сейчас, оскорбленная, едва могла поднять голову. Никому не пожелаешь нести такое бремя.
Ее простуда оправдывала красные глаза и все ее состояние. К счастью, у всех было много работы, и никто не замечал Клэр, по крайней мере до одиннадцати, когда Мэри Вторая вошла и начала спорить с Джоан. Мэри Вторая работала у мистера Крэйдена-младшего, и она была очень дотошна, когда дело касалось исследований, проводившихся для него. Она часто просила что-то конкретное у Клэр, но это было против политики Джоан. Как будто Мэри Вторую интересовала еще чья-то политика, кроме своей собственной! Клэр не прислушивалась к их беседе, пока голоса не стали повышаться. Она услышала свое имя. Джоан и Мэри стояли возле ее стола.
– Она уже работает над… – начала Джоан.
– Мне плевать, над чем она работает. Мистеру Крэйдену нужно это, а материалы Бойнтона подождут.
– Нечего вот так заявляться и…
– Смотри…
Клэр подняла голову. Мэри Вторая стояла перед ней с толстой пачкой бумаг.
– Боже, ты выглядишь больной, – сказала она.
– Я простудилась.
– Да ну, неужели? Тогда нечего торчать на работе. Во-первых, надо лежать в постели. А во-вторых, ты заразишь нас всех.
– Мне очень жаль, – извинилась Клэр.
– Мадонна! Что с тобой, Джоан? – воскликнула Мэри Вторая. – Разве ты не видишь, что ее нужно отпустить домой?
Внезапно мысль о кровати, подушках и толстом стеганом одеяле показалась Клэр не только желанной, но и необходимой. Ни матери, ни Джерри сейчас нет дома. Тишина и уют. Чашка горячего, очень горячего чая. Затем немножко поспать. После этого суп с намазанным маслом тостом. Она могла есть, пить и читать в кровати, вдали от матери, постоянно обвиняющей ее в необщительности. И если бы даже Клэр израсходовала целую коробку бумажных салфеток, вытирая заплаканные глаза, у нее есть оправдание: она больна.
– Может, у тебя лихорадка? – спросила Мэри Вторая и, подобно матери, потрогала лоб Клэр. – Ты вся горишь, – сказала она. – Джоан, вызови такси.
– Она живет на Стэйтен-айленде. Я не смогу списать такую сумму. Это слишком для нашего бюджета, – возразила Джоан.
– Спиши это на «Сигну». Мистер Лаймингтон записывает свои кубинские сигары на их счет. Что, черт возьми, изменится из-за одной поездки на такси?
Клэр сидела молча, как будто говорили не о ней. Она чувствовала себя легкомысленной и отрешенной, как будто уже медленно уезжала отсюда. Донна, аналитик, которая сидела около нее, посмотрела на Мэри Вторую и Джоан. Клэр наконец заметила остальных коллег в комнате. Ее стыд и страдание оказались бы сильнее, если бы не нахлынувшее безразличие. Но она была словно за пределами этого.
– Она нас всех заразит, – сказала Донна. – Здесь нет никакой вентиляции.
В комнате начался разговор, но Джоан прекратила это, прижав трубку телефона к уху.
– Я отпускаю тебя домой, – сказала она Клэр, как будто эта мысль пришла ей только что.
Дальше все происходило как в тумане. Вызвали такси. Мэри Вторая втиснула Клэр в пальто, Донна взяла ее сумку и пакет с вязаньем, они проводили Клэр до лифта.
– Машина номер 317, – сказала Донна. – Эта сука Джоан не хотела вызывать такси, – прошипела она. – Как будто это ее личные деньги.
Пришел лифт. Клэр покачнулась, входя в него.
– Ты как, нормально? – участливо спросила Мэри Вторая. – Я должна вернуться к мистеру Крэйдену, пока он не начал орать. Иди на улицу. Машина уже будет там.
Клэр кивнула, когда двери стали закрываться. В какой то момент, перед тем как лифт начал опускаться, Клэр опять заплакала. Странно, но неожиданная доброта людей в кино, по телевидению или в книгах всегда вызывала у нее слезы, теперь же, когда это непосредственно касалось ее, девушка начала рыдать снова. Это было не из-за простуды или злосчастного происшествия вчера вечером, даже не из-за краха ее маленькой надежды. Вся ее жизнь внезапно показалась ей ничтожной. В этот момент, в лифте, Клэр вдруг увидела себя со стороны, вероятно так, как видели ее окружающие: одинокая, полноватая, не первой молодости, все еще живущая в родительском доме и имеющая бесперспективную работу. Никакой карьеры, никаких романтических перспектив, ничего, что могло бы изменить ее жизнь.
Лифт продолжал спускаться, и чувства Клэр падали ниже нуля. Почему, спрашивала она себя, разве у нее не было амбиций, цели? Почему она считала, что все нормально? Нет никаких сил. Когда лифт опустился в вестибюль, Клэр заметила, что у нее опять закончились бумажные салфетки. Нельзя, чтобы кто-нибудь увидел ее в таком состоянии, – она тщетно пыталась найти в сумке и карманах что-нибудь, чтобы вытереть слезы. Вся гордость исчезла: как только двери открылись в вестибюле, она вытерла нос и глаза рукавом своего нового зеленого пальто – плевать…
Выйдя из лифта на мраморный пол вестибюля, она столкнулась с Мистером Совершенство. Он схватил ее руку – не намокшую от слез – и задержал ее.
– Простите, – сказал он и в следующую секунду посмотрел на нее: – Клэр? Это вы?
– Да.
– Заболели?
– Да, – повторила она. Майкл, вероятно, ждал каких-нибудь объяснений, что-нибудь успокаивающее. Ну вроде: легкая простуда или какие-нибудь пустяки – аллергия там, воспаление легких, СПИД, чума, в общем, нечего беспокоиться.
– Мне очень жаль, – сказал он. Интересно, сколько раз он уже говорил ей эти слова?
– Я еду домой, – пробормотала Клэр и высвободила руку.
– Хорошо, хорошо, надеюсь, вам станет лучше. И спасибо за вчерашнюю работу. Это действительно спасло мою карьеру.
Клэр посмотрела на него и приказала себе запомнить навсегда, что мужчины вроде Мистера Совершенство не приглашают женщин, подобных Клэр, поужинать вместе. Они просят их об одолжениях, услугах, о помощи. Они просят их разобраться с чековой книжкой, личной жизнью, забрать смокинг из химчистки, купить подарки для их клиентов, матерей или любовниц. Они просят подчиненных заказать цветы и проследить за их доставкой или купить продуктов на неделю. А потом они дают им сто долларов. Какой же глупой и наивной она была, когда думала иначе.
– Мне нужно идти, – сказала Клэр, повернулась и попробовала уйти с чувством собственного достоинства. Но это невозможно, когда у вас в руках мешок с вязаньем и вдобавок насморк.
Только выйдя из вестибюля, Клэр вспомнила, что у нее в кармане все еще оставалась сотня долларов. Жаль, что она не вспомнила о ней раньше, она бы вернула деньги Майклу. Автомобиль уже ждал. Клэр села на заднее сиденье, благодарная за это убежище больше чем когда-либо.
– Тоттенвилль? – спросил водитель. – Это на Стэйтен-айленд, да?
Клэр кивнула, опустила голову и закрыла опухшие глаза.
Она, видимо, задремала или замечталась. Она не была уверена. Когда автомобиль подъехал к ее дому, она очнулась. Длинная поездка закончилась. Клэр лихорадочно и нервно достала кошелек, вынула сотню и вручила водителю.
– Все оплачено, – возразил он.
– Это – чаевые.
– И чаевые тоже.
– Возьмите, – попросила Клэр. – Мне эта сотня не нужна.
Нетвердой походкой она вышла из автомобиля и хлопнула дверью. Если бы только можно было так же просто выкинуть Мистера Совершенство из своей жизни.
Глава 5
Клэр провалялась в постели пять дней. Первые сутки ее только слегка знобило. Когда она перестала плакать, остался только насморк. Да и то на день-два. Клэр чувствовала слабость во всем теле и неприятное ощущение горящего от растирания носа. Но боль в ее груди, которая была отнюдь не бронхитом, требовала больше времени, чтобы утихнуть.
После того как она удивила водителя такси огромными чаевыми, Клэр проспала весь день и большую часть ночи. Весь следующий день она дремала и встала после полуночи. Она не ела и не умывалась. Проснувшись, Клэр не могла вспомнить в точности свои сны, но знала, что в каждом из них ее смертельно унижали. Лицо Майкла Уэйнрайта возникло по крайней мере однажды, изуродованное злобным смехом. Вечером следующего дня мать принесла ей тарелку с мясным рулетом и макаронами с сыром – любимое блюдо Джерри, – но Клэр лишь покачала головой, и мать унесла это обратно. Спуститься в кухню и приготовить себе тост с чаем было крайне трудно, а проглотить все это и вовсе почти невозможно. Она даже не могла держать книгу. Клэр решила поспать еще.
Проснувшись в три часа ночи, Клэр взялась за вязанье. Она только закрыла ряд петель жилетки, которую вязала для отца Тины. Тина сама выбирала шерсть и фасон. Мотки были разноцветными – коричневые и оранжевые, не самые любимые цвета Клэр. Но это совсем не беспокоило ее. Ее даже радовало, что фасон был простой и не очень интересный. Довязывать его – никакого удовольствия, все равно как ее жизнь – ничего хорошего.
Около четырех она отложила спицы и встала с кровати. Клэр чувствовала себя разбитой и опустошенной, была середина ночи, она не хотела идти вниз на кухню. Она как-то столкнулась там с голым Джерри, стоящим в свете открытого холодильника. Не желая рисковать подобным образом, девушка открыла ящик бюро и посмотрела на свои сокровища.
Всякий раз, когда Клэр было грустно, скучно и одиноко, она шла в один из многочисленных магазинов товаров для вязания, где любовалась красивыми цветами, восхитительной фактурой, и тогда ей казалось, что каждый моточек обещает что-то особенное, будто что-то нашептывая. Сейчас же мотки, лежащие перед ней, навевали грустные воспоминания о тех частых прогулках. Несмотря на свои страдания, Клэр, как всегда, была тронута красочным хаосом. Она вынула свой любимый, дорогостоящий и роскошный кашемир, который был совершенно необычного цвета – что-то среднее между пурпуром и окраской внутренней части ракушки. Это была прекрасная пряжа, и Клэр давно решила связать из нее свитер для себя, с тонким и сложным витым орнаментом. Она положила мотки пряжи на кровать, затем – после продолжительного раздумья – достала из корзины пару деревянных спиц третьего размера.
Клэр вернулась в кровать. На улице дул ветер, и она могла слышать, как голые ветви дерева хлестали о стену дома. Девушка чувствовала себя уютно под одеялами, с кашемиром на коленях. Начав работать, она решила убедиться, что вяжет точно по образцу, правильно чередуя петли. Учитывая ее теперешнее настроение, требовалась повышенная сосредоточенность. Пока пальцы Клэр манипулировали спицами, она была особенно внимательна к тому, что делала.
Она провела следующие несколько дней за вязанием, чтением, просмотром телевизионных программ и зализыванием ран. Жаль, что у нее не было собственного видеомагнитофона, тогда Клэр могла бы смотреть кассеты у себя в комнате – очень не хотелось спускаться к матери по вечерам. Джерри всегда хотел смотреть «Войны на кладбище старых автомобилей» или «Полицейских». Поэтому Клэр оставалась наверху и закончила читать книгу Дженет Уинтерсон. Сравнивая свою судьбу с судьбой героини, она подумала, что ее жизнь могла быть хуже.
Тина переживала за подругу. Когда она пришла, Клэр притворилась серьезно больной и тем самым сократила время визита. Но она знала, что ее уединение не могло длиться вечно.
Наконец, в воскресенье, она пришла в себя. Клэр решила, что ее глупая идея, что мужчина вроде Майкла Уэйнрайта мог заинтересоваться ею – даже на мгновение, – была не столько болезненной, сколько смешной. Она заставила себя вспомнить, кем была, где жила и какие маленькие удовольствия имела. Их было бы больше, если бы Клэр ходила в какие-нибудь театры, купила бы себе видеомагнитофон, записалась бы в фитнес-клуб. С момента окончания учебного заведения ее габариты продолжали увеличиваться, и сидячая работа только помогала ее талии и бедрам расти. Нет худа без добра: от болезни она похудела. Это было кстати – Клэр чувствовала себя неуютно в дорогих, высококлассных гимнастических залах в нижнем Манхэттене и успевала вымотаться по дороге назад в Тоттенвилль. Но надо было что-то менять, и Клэр решила, что позволит матери Тины – парикмахеру – сделать себе новую прическу.
Но все это вряд ли изменит что-нибудь, и вортингтонский инцидент – как она теперь его называла – доказал ей, что жизнь ее ничего не стоит. Клэр знала, что чтение, вязание и просмотр телевизионных программ не изменят ничего.
Да, все могло бы быть по-другому. В конце концов, она не такая уж никчемная. Клэр просто была довольно робкой молодой женщиной с собственными интересами. Может быть, она предпочитала чтение и вязание из-за того, что никогда не была общительным человеком, или из-за того, что неудачи в общении привели ее к изолированной жизни. Что Клэр могла сделать, чтобы изменить это? Общаться с кузенами Тины и родственниками со стороны их жен? Братьями друзей, всеми этими людьми, с которыми она не имела ничего общего и которые относились к ней, как к белой вороне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55