– Значит, мне конец, – бесцветным голосом отозвалась Мэри Маргарет. – Я убью его. Я так его возненавидела, что успокоюсь, только когда он сдохнет.
Из какого же это фильма? – на миг задумалась Мэгги, прервав цепь воспоминаний. Лицедейство было для Мэри Маргарет Хорсфилд естественным, как дыхание. Никогда было не разобрать – когда она играет, когда просто живет. Но в данном случае она, несомненно, играла, так случалось всегда, когда ей недоставало опыта – его заменяли инстинкт и фантазия. Наблюдая за ней, Грейс думала, какой замечательной актрисой может стать девочка, когда поднаберется жизненных наблюдений. И тогда я, мечтала она, смогу с гордостью говорить, что знавала ее в давние времена… Но сейчас ей пришлось задать еще один необходимый вопрос:
– А как же мама? Она наверняка…
– Она во всем подчиняется отцу. Такая же фанатичка, как и он. Вы себе не представляете, как этот спрут – конгрегационная церковь – мертвой хваткой держит своих верующих. Их мысли, поступки, даже сами жизни принадлежат ей. Со стороны нипочем не понять, как затягивает это ханжеское болото!
Мэри Маргарет скривила губы в улыбке, ставшей потом фирменным знаком Мэгги Кендал. В голосе ее зазвучали интонации Кэтрин Хепберн в роли Марии Стюарт. Она с пафосом продекламировала:
– Если вы откажете мне в помощи, я должна буду действовать на свой страх и риск. Я покидаю дом своего отца, мисс Кендал. Да поможет мне Бог – их или чей другой, – но здесь мне нет места!
От волнения на ее белоснежной коже выступили красные пятна.
Ну что ж, трезво решила Грейс Кендал, главное, чтобы ей было лучше. И вслух сказала:
– Хорошо. Сделаем так. Пока что я не скажу тебе ни да, ни нет, но если отец снова подымет на тебя руку, немедленно приди ко мне. Поняла?
– Да.
– Ну и отлично. А теперь давай присядем и спокойно обсудим, как тебе быть.
Тем временем преступление Мэри Маргарет, которая осмелилась читать книгу, которую и брать-то полагалось не иначе чем щипцами, подверглось обсуждению совета общины, который вынес свой вердикт: это греховное существо следует на время отлучить от церкви. Это означало, что с ней не будут разговаривать, на нее не будут смотреть, с ней вообще никак не будут общаться. Она станет в одиночестве есть свою пищу, а во время посещения церкви – трижды в день по воскресеньям – ей полагается сидеть на отдельной скамье вместе с другими отлученными.
Знали бы они, как мне пришлись по душе эти меры, вспоминала теперь Мэгги, улыбаясь своему отражению в зеркале. Отлучение значило, что она могла, не опасаясь чужих посягательств, замкнуться в себе и отгородиться от их жалкой жизни, которую и жизнью-то нельзя назвать, разве только существованием. Она могла наконец погрузиться в мир своих грез. Как она смеялась в душе над их ханжеской моралью! Им было невдомек, что, когда они воссылали Господу свои жаркие моления о моей заблудшей душе, я не слышала ни слова. И какое это было счастье – запрет сидеть по вечерам в одной комнате с родителями! Вместо этой нудной обязанности можно было пойти к себе и почитать Шекспира, Оскара Уайльда или Бернарда Шоу. Каждого из трех конгрегационисты занесли в список запрещенных авторов, и книжки приходилось прятать под половой доской под кроватью – на тот случай, если отец опять сунется с обыском.
Улыбка потихоньку сходила с лица Мэгги Кендал. Как только я могла выносить такую жизнь в свои шестнадцать? – с тоской думала она.
Прежде чем приступить наконец к осуществлению их совместного плана, Грейс Кендал сделала последнюю попытку выяснить, нельзя ли примирить Мэри Маргарет с родителями, но ответы, которые она получила от своей подопечной, не оставили надежды на возможность такого исхода событий. С другой стороны, и закон обнаружил здесь свою несостоятельность. Мало ли как ведет себя чета Хорсфилдов за стенами своего дома: их дом – их крепость, как сказал ей один компетентный специалист, главное, что репутация у них была вполне солидная. Альфред Хорсфилд прослужил на одном месте (он был сборщиком арендной платы) целых восемнадцать лет, и его весьма уважали за кристальную честность и пунктуальность. Его жена Мэри тоже слыла почтенной особой, а что касается их, мягко говоря, крайних религиозных взглядов, то это личное дело каждого. Словом, все сходилось на том, что Грейс Кендал не удастся законным путем отобрать у четы Хорсфилдов их дочь.
Вот если бы эти события происходили теперь… Мэгги иронически усмехнулась. Служба социального обеспечения в мгновение ока вытащила бы меня из этого гадюшника, а моих дорогих родителей укоротили бы в два счета. Но тогда было начало шестидесятых годов. Теперь маятник качнулся в противоположную сторону и возникла по-своему нелепая ситуация. Теперь родители не имеют над ребенком никакой власти, непонятно, как его можно воспитывать в таких условиях. Тогда же бесправной стороной были дети, и мне не оставалось ничего другого, кроме как тайком сбежать.
Что я и сделала.
Подавив сомнения и уговорив себя тем, что невыносимые условия существования заставили Мэри Маргарет повзрослеть раньше времени и воспитали в ней здравый смысл, Грейс Кендал постаралась помочь чем могла. Она собрала адреса и телефоны всех актерских школ в Лондоне, отметила имена их руководителей и отличительные черты, но самое главное – связалась со своей однокашницей, которая жила в Хемпстеде и согласилась приютить на первых порах подопечную своей подруги, помочь ей либо поступить в драматическую студию, либо подыскать подходящую работу и продержаться, пока она не проложит себе путь в театр.
У Мэри Маргарет было пять фунтов, по пенсу сэкономленных от прибавки жалованья, Грейс Кендал дала ей еще пятнадцать.
– У тебя каждый пенни будет на счету, – предупредила она. – Лондон не то, что Лидс. И будь осторожна, карманники так и шныряют. Сюзанна – типичная ученая дама, ужасно рассеянная, но в отличие от твоего папаши она атеистка. И сердце у нее золотое. Она если и поворчит, то беззлобно. Тебе опасаться нечего. – Грейс ласково улыбнулась. – Она встретит тебя на вокзале Виктория. Я ей тебя описала и послала вашу последнюю классную фотографию, где обвела твое лицо кружочком, так что она наверняка тебя узнает. Как только доберешься до Хемпстеда, позвони мне, а через недельку черкни пару строк.
– Обязательно, обещаю вам. И когда-нибудь я вам за все отплачу. Это я тоже обещаю.
Лицо Мэри Маргарет озарилось надеждой; она увидела перед собой землю обетованную.
В июле 1963 года, когда закончился учебный год, Мэри Маргарет Хорсфилд перестала существовать. В последнюю ученую неделю она потихоньку уносила из дому свою небогатую одежонку. Багаж был нетяжелый: юбка – носить женщинам брюки строжайше запрещалось церковной общиной, две блузки, теплая кофта, чистое белье, пара школьных ботинок и форменное пальто. Грейс Кендал дала ей рюкзачок, в котором все и уложилось.
В субботу утром Мэри Маргарет, как обычно, вышла из дому, сказав, что идет на работу, но вместо этого села на автобус, который направлялся в Лидс, и там перестала зваться своим именем. Билет до Лондона оплатила Грейс Кендал. Как только автобус вырулил со станции и взял курс на юг, она почувствовала такое облегчение, словно у нее выросли крылья. В ночь перед отъездом она не сомкнула глаз, да и волнения предыдущих дней давали себя знать. Какое-то время она боролась со сном, положив голову на рюкзак, как на подушку, и теснясь на сиденье рядом с грузным мужчиной, который занял большую часть ее места. Но как только она смежила веки, сон одолел ее. Она проспала всю дорогу до вокзала Виктория. Ее разбудили голоса пассажиров, заторопившихся к выходу. Она открыла глаза и поняла, что прибыла в Лондон.
По прошествии почти трех десятков лет Мэгги в подробностях помнила свое возбуждение в тот незабываемый день. Помнила, как жадно выглядывала она из окошка автобуса, предвкушая новую жизнь. Теперь все страшное позади. Остался в прошлом абсурдный оруэлловский мир, описанный в романе «1984». Нет больше жестокого, немилосердного, безликого Бога – конгрегационной ипостаси Большого Брата из того же романа. Теперь никто не лишит ее удовольствий, никто не назовет их греховными. Свобода! От всего этого кружилась голова. Свершилось! Она свободна, начинается жизнь, настоящая жизнь, и каждая ее секунда будет такой, какой она сама захочет.
– Ну давай, милашка, сваливай, автобус дальше не идет, – нетерпеливо подогнал ее водитель.
– Ой, простите!
Мэгги подхватила свой рюкзачок и выскочила из автобуса, жадно высматривая в толпе фигуру Сюзанны Финли, которая, как было условлено, должна была ждать ее на стоянке автобусов из Лидса. Но вокруг никого похожего на нее не было.
Своих часов у Мэгги не было: это ненужная роскошь, – говорили ей, – и она отыскала большие часы на здании вокзала. Автобус прибыл вовремя. Где же ее покровительница? Тут она вспомнила слова Грейс Кендал, которая предупреждала ее, что Лондон – огромный город, и Хемпстед находится далеко от вокзала Виктория. Она осталась стоять на условленном месте. Все пассажиры, разобрав багаж, разошлись и автобус отъехал в гараж. А она все стояла и ждала, покуда к ней не подошел инспектор, который уже давно наблюдал за странной девчушкой.
– Если тебе нужен автобус в Лидс, он будет не скоро.
Мэгги смерила его взглядом, как Бетт Дэвис Джорджа Сэндерса в фильме «Все о Еве».
– Нет, я жду не автобуса. Меня должны встретить, – сказала она.
– Что-то запаздывают твои встречальщики. Ты тут уже добрых полчаса торчишь. – Он заметил, как она закусила губу. Совсем ребенок. Нет, не похоже, чтобы она клиента снимала. Одежка не та. – А откуда ты? – спросил он уже гораздо мягче.
– Из Лидса.
– И тебя здесь должны встретить?
– Да, вот у этого знака. – Она храбро улыбнулась. – Наверно, пробка на транспорте.
– Возможно: час пик. Ну подожди немножко.
Он кивнул и отошел.
Прошло еще полчаса. Часы показывали полшестого. Мисс Финли должна была подъехать час назад. Что-то неладно. Мэгги нащупала в кармане клочок бумаги, на котором Грейс записала имя, адрес и номер телефона Сюзанны Финли. Оглядевшись, она увидела телефонную будку. Ей еще никогда не приходилось пользоваться телефоном-автоматом, но над аппаратом висела инструкция. Услышав гудок, она испытала чувство облегчения, но оно быстро сменилось тревогой: трубку никто не снимал. Что же случилось? Почему мисс Финли за ней не приехала? Ведь с ней обо всем договорились. Грейс Кендал показала ей письмо от мисс Финли, в котором та писала, что с удовольствием предоставит кров подопечной своей подруги.
Мэгги тогда не подозревала, что ровно в четыре, переходя Финчли-роуд, чтобы спуститься в подземку, погруженная по обыкновению в свои мысли, Сюзанна Финли была сбита автомобилем, вылетевшим из-за стоявшего на остановке автобуса. Она погибла мгновенно.
Мэгги медленно повесила трубку и закусила губу. Но тут дал себя знать ее здравый смысл. Подхватив рюкзак, она прошла в зал ожидания. Там висела большая карта Лондона, которую можно было бесплатно изучить, а девушка в справочном бюро подробно объяснила, как доехать на метро до Хемпстеда.
Мэгги перешла Финчли-роуд почти в том же месте, где недавно нашла свою смерть Сюзанна Финли. Аркрайт-роуд, где она жила, Мэгги нашла сразу. Дом мисс Финли был большой, внушительный. И пустой. Мэгги позвонила в дверь – в ответ яростно залаяла собака, но никто не спешил открыть ей и радостно приветствовать: «А вот и ты! Слава Богу, добралась!»
Мэгги не отрываясь звонила в звонок, пес за дверью исходил лаем, но дверь оставалась закрытой. Мисс Финли не было дома.
Неужели она забыла? Мисс Кендал говорила, что ее подруга рассеянная. Нет, вряд ли. Наверно, они просто разминулись. Раз так, надо еще подождать. Все равно идти больше некуда.
Она присела на выложенное красным кирпичом крыльцо и принялась ждать. Вспомнила, что у нее есть при себе бутерброды. Мисс Кендал приготовила их в дорогу, но поскольку в дороге она спала, а потом ей было не до еды, они остались нетронутыми. Мэгги сунула руку в рюкзак и вытащила пакет. Хлеб с ветчиной и помидорами. Бутерброды размякли, но выглядели вполне съедобно. Только сейчас она почувствовала, как сильно проголодалась.
Мэгги потеряла всякое представление о времени, но начинала замерзать – и вдруг увидела подъезжавшую к воротам машину. В глаза бросилась крупная надпись над ветровым стеклом – ПОЛИЦИЯ. Она не мешкая сорвалась с места и бросилась в кусты. Сердце ее бешено стучало, в голове вертелась одна мысль: родители пронюхали, куда она делась, и сообщили в полицию. Ее ищут.
Но как им удалось так быстро ее разыскать? Наверное, сообразила она, уже много времени прошло с тех пор, как она должна была вернуться с работы. Они позвонили в магазин и выяснили, что она вообще туда не являлась. Родители стали гадать, куда же она делась, и, конечно, обратились к мисс Кендал, потому что других друзей у нее не было. Ее запугали, принудили сознаться в том, что она помогла их дочери бежать.
Все это пронеслось в голове Мэгги, пока она скрючившись пряталась в кустах, с ужасом наблюдая, как полицейский, выйдя из машины, прошел по тропинке и взошел на крыльцо, где она только что сидела. Он несколько раз позвонил. В ответ раздался хриплый лай. Тогда он обошел дом кругом.
Мэгги не шевелилась. Сердце ее билось так сильно, что, казалось, кусты начинали дрожать. И вдруг она заметила, что на ступеньках крыльца валяется бумага из-под бутербродов. Она поднесла к губам сжатую в кулачок руку и больно закусила ее. Полицейский вышел из-за дома и вернулся к машине, не заметив бумагу.
Когда машина отъехала, Мэгги медленно поднялась и, дрожа всем телом, стала медленно считать до ста, чтобы успокоиться. Ее вырвало.
Почувствовав себя в состоянии идти, она первым делом подняла улику – бумагу из-под бутербродов и сунула в карман. Выйдя за ворота, Мэгги посмотрела в обе стороны шоссе. Оно было пустым. Только невдалеке брела женщина с собакой. Приняв деловой вид, Мэгги прикрыла за собой калитку и размеренным шагом пустилась в путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49