С того дня, как доктор сообщил ей, что она неизлечимо больна, прошел всего год, а она уже оказалась в инвалидной коляске. Теперь, после того как очень быстро отказались двигаться ноги, с такой же скоростью начали неметь руки и скрючиваться пальцы. Лиз стала забывать некоторые слова. Чувствуя, что это признак уже вплотную приблизившейся смерти, она начинала в ярости и злости на свою судьбу колотить негнущимися, как протезы, руками по подлокотникам инвалидной коляски, специально привезенной из США и способной делать все, что только может делать робот. Единственное, что она не умела, так это читать и писать.
Но была одна вещь, всегда доставлявшая Лиз удовольствие, которую она любила в теперешнем ее состоянии больше всего. Ей безумно нравилось по нескольку раз во всех деталях и подробностях слушать рассказы Нелл о тех сексуальных представлениях, которые та разыгрывала с прежними ее клиентами. Нелл немного опасалась этой ее чрезмерной любви к подобного рода развлечениям, считая, что она действует как сладкая отрава, ускоряя процесс гибели организма от сильных эмоциональных переживаний. Особенно Лиз нравилось слушать рассказы о новых клиентах Нелл, о таких, как этот Фантастический Насильник. Когда к Лиз обратились с просьбой «познакомиться» с новым клиентом, не зная о состоянии ее здоровья, она сначала отказала, мотивируя это тем, что у нее уже слишком плотный график довольно напряженных свиданий, но потом как бы невзначай сообщила этому клиенту; что у нее есть вполне способная заменить ее ученица, которую она могла бы ему порекомендовать, если он не против... Так Нелл первый раз полетела в Пизу. Что касается других клиентов, то некоторые из них оставались, другие через некоторое время исчезали, в основном потому, что были не в состоянии смириться и привыкнуть к изменению объекта их сексуальных фантазий.
– За свои сексуальные фантазии, – заключила Нелл, поведав свою итальянскую историю, – мужчины могут выложить столько денег, сколько ты пожелаешь. Их не волнует сумма, их волнует правдоподобная реализация их фантазий.
– До тех пор, пока ты их удовлетворяешь, – подчеркнула Лиз.
– Меня лично интересует только фактическая сторона дела, а соотношение потерь и прибыли должно быть положительным. Моя бухгалтерская книга чувствует себя просто прекрасно. Абсолютно никаких расходов и потерь на всякие ненужные мелочи, полный порядок и постоянный прирост доходов.
– Не знаю, как это у тебя получается, – вздохнула Лиз. – Но ты нигде ни на чем не теряешь и ни на чем не останавливаешься. У меня лично никогда не получалось так, чтобы был доход, я всегда тратила то, что зарабатывала. Ты прирожденный бизнесмен.
– Я с самого раннего возраста научилась вести бюджет целой семьи. Мой отец никогда бы не потратил десяти пенни там, где можно потратить пять. Я уже рассказывала тебе об этом.
Нелл достала из сумки маленькую коробочку и передала ее нетерпеливо смотрящей на нее Лиз. Взяв коробочку, Лиз не спеша развязала красивую атласную ленточку. Нелл смотрела, как она тщетно пыталась справиться со слабо завязанными узелками и бантиками. Несколько дней назад, когда Нелл уезжала на свое итальянское свидание, Лиз еще вполне сносно справлялась со своими пальцами.
– Я просила продавщицу оформить все так, чтобы было красиво и приятно, но она, видно, решила, что все должно выглядеть не просто красиво, а незабываемо, – попыталась пошутить Нелл. – Дай мне, я сама попробую...
Ее длинные, тонкие пальцы быстро справились с ленточкой, и скоро коробка снова оказалась в руках Лиз. Лиз приподняла крышку и в восхищении воскликнула:
– О господи! Это же настоящий «Пейнтоун»! Лулу, ну-ка давай быстрее ставь кофе...
Теперь, когда она уже не боялась потолстеть, потому что она больше не «работала» и потому что она просто не могла потолстеть из-за своей болезни, Лиз давала волю аппетиту и не сдерживалась, видя лакомства. Особенно любила она пышный итальянский белый хлеб, который во всем мире был известен как «Пейнтоун».
– Я купила его в магазине в аэропорту, а не в римской пекарне, но так сложились обстоятельства.
– А кто жалуется?
Лиз с жадностью отломила кусочек итальянского хлеба и, явно смакуя, начала жевать.
– М-м-м... – от удовольствия она даже закрыла глаза.
– Ну ладно, я пойду переоденусь. Ах да, я еще привезла немного итальянского кофе и килограмм ветчины. Отдам все это Лулу...
Зайдя на кухню, она поинтересовалась у Лулу:
– Как Лиз себя чувствовала?
– Да так... То так, то сяк. Дважды выпадала из кресла. Пыталась сделать свои ноги снова ходить.
– А что сказал доктор в последний раз?
– Он приходить позавчера. Она сказала ему, что она не засыпать, поэтому он выписать мне рецепт для каких-то пилюль. Она должна принимать одну каждый раз до постели. – Лулу покачала головой. – Она бороться за каждый шаг на своем пути туда...
– Она ничего не говорила о сиделке?
– Она об этом даже слышать не желать, к тому же она такая невесомая, что я легко ее поднимать. Так что доктор не напрягаться. Ты же знаешь, какая она становится, когда у нее что-то не получаться сделать. Да, в такое состояние больше нечего делать, как смеяться, – Лулу залила кипяток в кофейник. – Его папа приходить на выходные. Собаку с собой приводить.
– У Тигра все в порядке. Правда, он такой же старый, как и его хозяин.
– Он оставлять свою шерсть постоянно на нашей мебели.
– Я свяжу из нее плед, – пообещала Нелл.
Лулу невыразительно хмыкнула. Нелл расценила это как приглашение и налила себе кофе.
– Ты сказала, что бригадир собирается на уик-энд.
– Да, вместе с Тигром. Его оставлять один больше нельзя. Он доводит Мерсера до белого каления тем, что постоянно лаять и выть.
– Я лично не против, пусть приводит. Я очень люблю собак.
– Ну, папа тебя тоже очень люблю. Вот почему он приходит, я так считать. Он всегда любить только красивое лицо, а мое совсем не такой, как он любить.
Бригадир воспринял все на удивление спокойно. Лиз не делилась с ним своими проблемами до тех пор, пока было можно. Однако, несмотря на то что он был явно потрясен и для возвращения нормального цвета лица ему пришлось принять двойное виски, он воспринял все, что случилось с его дочерью, как настоящий солдат – с мужеством и твердостью. Он не пытался жалеть Лиз или утешать ее, однако и не делал вид, что страшной беды не существует. Он просто надеялся смириться с мыслью, что ему придется пережить дочь, и готовился сделать необходимые распоряжения. Бой не был удивлен и, в общем, никаких особых чувств не проявил. Он регулярно звонил ей, но, так как Лиз стала теперь неважно выглядеть, не приходил, чтобы не видеть ее умирающей. Его жена сделала красивый жест, послав Лиз огромный букет цветов, но сама не пришла. Ясно было, что эти цветы выражают ее радость по поводу несчастья ненавистной ей женщины.
– Не надо мне никаких цветов, – отрезала Лиз. – Я думаю, что она самая настоящая сучка, подлая и мерзкая. Она считает, что в этой семье я была Злой Ведьмой, поэтому теперь радуется. А Бой всегда был слабовольным сопляком. Поэтому он не пошел по стопам отца и не стал военным. Я беспокоюсь только об отце, пойми. Что с ним будет, когда меня не станет? Бой же даже пальцем о палец не ударит. Я оставила небольшое пособие, которое отцу будут выплачивать после моей смерти. У меня была страховка, плюс я еще из Боя вытащила кое-что, так что пара тысяч фунтов в год у него будет.
– Если ты не против, то я бы могла за ним присмотреть, – предложила Нелл.
– Ты? Да, ты вполне могла бы это сделать, потому что ты способна сделать все, что угодно. Я не буду беспокоиться о нем, если за ним будешь присматривать ты. Мерсер уже стар, сама понимаешь, и мне страшно подумать, что будет с папой, если тот вдруг умрет. Они же прожили вместе дольше, чем я живу на свете. Мерсер самый близкий и самый старый друг папы. Если папа покинет этот мир первым, тогда надо будет присматривать за Мерсером, но, честно говоря, мне кажется, что если уйдет из жизни один из них, то второй тоже долго не протянет... Они ссорятся как кошка с собакой, но именно это и удерживает их вместе.
На лице у Лиз появилась озорная улыбка.
– Харвиллы – веселая семейка. Больше всего на свете любят повоевать.
– Да, в этом я уже убедилась, – усмехнулась Нелл. Лиз пристально посмотрела на нее.
– А ты, наоборот, не любишь, не так ли? Я имею в виду настоящую битву. Ты предпочитаешь вести переговоры и решать все мирным путем.
– Каждому свое.
– Нет, я не жалуюсь. Я считаю, что делала все правильно с самого начала. Я просто мягкая в душе... сама знаю, а ты – нет. Ты согласна на переговоры только потому, что ты сильная. И то, что твоя ставка за свидание уже сейчас превышает мою, действительно свидетельствует о твоей силе.
– Всем, чем я владею, я обязана тебе.
– Неправда. Я научила тебя только тому, что ты не знала в силу своей неопытности, а я приобрела благодаря долгим годам работы. Ты впитала в себя весь мой опыт, подвергнув его своей интерпретации. Результат, сама видишь, превзошел все ожидания.
Нелл серьезно посмотрела в глаза Лиз.
– Ты что, знаешь о впечатлениях этого клиента? Лиз ответила точно таким же спокойным взглядом.
– Естественно, нет. Но мне обязательно все надо было проверить! Должна же я была знать, удался мой эксперимент или нет?! Когда я отправила тебя в самый первый раз к твоему первому клиенту, то, честно говоря, тогда ты была предоставлена самой себе. Все, что мне оставалось, так это сидеть и ждать. Ты сама знаешь, сказать, будто ты можешь реализовать все мужские фантазии, несложно, а вот доказать это... вот это уже сложнее. Доказательством всегда является реакция твоих клиентов и их желание встретиться с тобой еще раз. Их реакция на тебя была... э-э...
– Положительная?
– Очень положительная.
Лиз произнесла эти слова спокойно, но в душе у нее бушевали ревность и зависть. Эти чувства она испытала впервые тогда, когда один из ее самых старых клиентов, не скрывая восторга, заявил ей, что он получил массу удовольствия, усиленного сюрпризом, когда ученица смогла превзойти свою учительницу. С этим клиентом нельзя было просто играть роль и изображать чувства; для того чтобы удовлетворить его фантазии, этого было мало. Поэтому Лиз была вынуждена признать, что Нелл справилась с задачей прекрасно. Она сыграла невинную невесту гораздо лучше, чем играла ее Лиз. И не только потому, что Нелл была почти на тридцать лет моложе, – Лиз, когда она играла эту роль, приходилось надевать на лицо вуаль, – просто она действительно выглядела девственной и невинной. Этот ореол девственности усиливался нежной и гладкой, как у ребенка, кожей, огромными серыми глазами и целым облаком темных пушистых волос. Клиент, шведский промышленник средних лет, говорил о Нелл в таком тоне и такими словами, что не оставалось никаких сомнений: он ею восхищен. Лиз было очень тяжело бороться со своими чувствами, но она вынуждена была скрывать эти минутные слабости, ревность и зависть, иначе они бы превратились в более серьезные комплексы.
Лиз разрывалась между гордостью, жалостью к себе и ревностью. Но благоразумие все-таки победило. Ни жалость, ни гордость на хлеб не намажешь. Поэтому она решила поговорить с Филиппом и поведать ему все, что у нее накипело на душе.
– Мне кажется, ты перестала быть прагматиком, Лиз, и тебя волнует теперь что-то другое, а не деньги, – начал он, как всегда, с усмешкой. – Уход из игры никогда не бывает приятен, независимо от того, по каким причинам ты выходишь. В твоем положении вполне естественно чувствовать себя оскорбленной, обиженной, обойденной, хотя, с другой стороны, ты точно так же можешь гордиться и радоваться, что оказалась столь проницательной и умной. Ты ведь тоже человек, моя дорогая Элизабет, поэтому тебе свойственны все человеческие чувства и переживания.
Однако Лиз никак не могла успокоиться и ночью долго плакала в подушку, прекрасно понимая, что поступает глупо, но сдержаться просто не было сил.
– Это несправедливо, несправедливо, несправедливо!.. – рыдала она в подушку. – Это так несправедливо!..
День или два она была прохладна с Нелл, поначалу ничего не понимавшей, потому что Филипп, в свою очередь, сильно ревновавший Лиз к Нелл, высокомерно молчал.
И только Лулу, после того как Лиз немного отошла, тихонько поделилась с ней на кухне своими выводами.
– Она не любить, что она не есть теперь Номер Один. Это теперь вы. Вы уже занимать ее место. Не ожидай, что она прыгать от радости по этому поводу. Но вы не беспокойтесь теперь много тоже. Она быстро отойдет. Она хорошо знать, какая сторона ее хлеба есть намазана маслом. – Темно-шоколадные глаза с усмешкой смотрели на Нелл. – И она еще очень любит, когда он намазан джемом.
Пока Лиз приходила в себя, Нелл старалась не обращать на это никакого внимания, хотя атмосфера, царившая в эти дни в их маленьком доме, напоминала время, когда отец на целые недели прекращал с ней разговаривать. Нелл угнетала эта ситуация, поэтому часто, когда выпадала свободная минута, она уходила из дома и гуляла по городу. В один из таких дней, вернувшись домой из кино и услышав через открытую дверь, что Лиз напевает свою любимую песню. Нелл поняла: Лиз справилась с проблемами и к ней снова вернулось хорошее настроение. В этот вечер они вместе прекрасно пообедали и приятно провели время, слушая любимые пластинки Лиз.
Теперь Лиз не вспоминала о ревности и о тех чувствах, которые вызывали у нее первые успехи Нелл. Она была слишком благодарна Нелл за все то, что та для нее сделала, чтобы таить в своей душе злобу и ненависть. Тем более что Нелл доставляла ей такое удовольствие, рассказывая о новых успехах и свиданиях. Нелл стала не только главным кормильцем, но и другом, товарищем и помощником, а по уик-эндам, когда Лулу обычно не приходила – хотя она делала порой исключения, если у Нелл выпадали свидания, – выполняла обязанности повара и посудомойки на кухне. Как ни странно, она очень быстро нашла общий язык и с бригадиром. Они прекрасно ладили, и даже Мерсер, узнавший о болезни мисс Элизабет и настоявший, чтобы они с бригадиром вместе приехали к ней и оказали посильную помощь, вынужден был признать, что мисс Нелл как раз тот человек, кто нужен мисс Элизабет в сложной ситуации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64