Как только он оказывается вне пределов слышимости, Кейт тыкает Фрэнка в грудь.– Как ты смеешь?– Я хотел показать тебе это.Он машет письмом.– Это мой сын, это моя жизнь. Не лезь, куда не просят.– Кейт, пожалуйста. Ты только прочти это.Он протягивает ей письмо. Она медлит, а потом выхватывает письмо и начинает читать. Спустя мгновение, поняв, что у нее в руках, Кейт держит листок кончиками пальцев за самые края.– Когда оно пришло?– Сегодня утром.– Кто брал его в руки?– Я. Кирсти, мой секретарь. Ты.– Кто-то из вас использовал перчатки?– Нет.– Бога ради, почему ты не предупредил меня, чтобы я не оставила на нем свои отпечатки?– Кейт, я морской инспектор, а не полицейский из подвижного отряда. Ни с чем подобным мне сталкиваться не приходилось. Прости, если я не сделал все, как положено.Его руки дрожат.До сих пор, а она на полпути к сорока годам, Кейт никогда не видела отца напуганным. Его лицо просто неподвластно страху, оно непроницаемо, как поверхность скалы. И поскольку она знала его только в детстве, он так и оставался для нее более иконой, нежели чем-либо другим. Поначалу казался непогрешимым, какими часто кажутся детям родители, потом пришла обида, но, хорошо ли, плохо ли она к нему относилась, ей просто в голову не приходило, что он может чего-то бояться. И вообще проявлять какие-либо эмоции.В первый раз она увидела в своем отце человека. Неожиданно ее тоже охватывает страх, страх за Фрэнка. Целых двадцать лет она отгораживала его от своей жизни, и вот он снова, нежданно и непрошено, вламывается туда и, просто в силу того, кто он есть, берет в свою руку ее сердце.Кейт торопливо возвращает ему письмо, чтобы сжать кулаки и справиться с дрожью в собственных руках. Слишком взволнованная даже для того, чтобы извиниться (она не уверена ни в том, какие слова произнесет, ни в том, как они прозвучат), Кейт мямлит насчет того, чтобы зайти внутрь, и спешит к входу в гостиницу.В фойе они садятся. Слишком низкая спинка диванчика врезается в ее лопатки, но ей не до того. Некоторое время, собираясь с духом, она смотрит на пару лениво кружащих в аквариуме рыбок и не сразу соображает, что рыбки искусственные и не тонут только благодаря постоянно поднимающемуся снизу потоку воздушных пузырьков.– Давай посмотрим еще.Он вручает ей письмо."Мы взорвали тот корабль. Если вы не прекратите расследование, мы пришлем вам маленький презент (бомбу) по почте. Оставьте мертвых в покое".Кейт поднимает листок на свет.– Бумага обыкновенная, никаких водяных знаков. – Она подносит его ближе к лицу и добавляет: – Шрифт тоже обычный, распространенный. Отпечатано, похоже, на лазерном принтере.Листок ложится ей на колени.– Либо тут какой-то дьявольский замысел, либо это просто дурацкая шутка.– Последнее вероятнее. Мы получаем сотни таких писем по каждому серьезному делу, по которому работали.– Но если они взорвали паром, сомневаюсь, чтобы у них возникли какие-либо проблемы при выполнении и этой угрозы.– Если. Гораздо более вероятно, что это псих.– Более вероятно? Это самое большое, чем ты можешь меня успокоить, Кейт?– Мы все время оцениваем вероятности, в противном случае нам вообще ничего не удавалось бы добиваться. Ты слышал о "Бритве Оккама"? В большинстве случаев именно самое вероятное объяснение является правильным. Самое короткое расстояние между двумя точками – прямая линия. Что говорят американцы? Если это похоже на морковку, пахнет как морковка и на вкус как морковка, это вероятно...– Генетически модифицированная.Она смеется, искренне и непринужденно, как она смеялась в детстве, когда он переворачивал ее вверх тормашками и щекотал. Но когда осознает это, смех обрывается.""Бритва Оккама". Исходя из этого принципа можно утверждать, что убийцей Петры Галлахер должен быть Дрю Блайки".– Ты, должно быть, собираешься осмотреть место, да?Это снова говорит профессионал.– Сегодня утром.– Сообщи мне о результатах. Если обнаружится, что взрыв действительно имел место, я отдам письмо экспертам, ну а в противном случае можно будет признать, что это писал сумасшедший. Годится?– Это логично. Договорились.– Хорошо. – Она смотрит на часы. – Мне пора ехать, не то придется гнать, а дорожная инспекция здесь – сущие звери. Позволь мне забрать это письмо и конверт, в котором оно пришло. Я положу его в пластиковый пакетик, чтобы больше никто к нему не прикасался. На всякий случай.Он идет в конференц-зал за конвертом и возвращается с письмом, держа его кончиками пальцев.– Пока, Кейт.– Пока.Сев в машину, Кейт ловит себя на том, что едва не сказала: "Пока, папа". * * * – Блайки хочет тебя видеть, – говорит Фергюсон, как только Кейт заходит в совещательную комнату.– Что ему надо?– Не говорит. Хочет поговорить с тобой, причем с глазу на глаз.Надеясь, что ночь, проведенная в каталажке, вправила Блайки мозги, Кейт выходит из совещательной, покупает в автомате чашечку кофе и направляется в камеру, где содержится задержанный.– Группа крови, обнаруженной под ногтями Петры, совпадает с вашей. Причем это редкая группа, имеющаяся лишь у трех процентов населения. Думаю, вы решили сознаться.– Нет. Я решил рассказать, где был в ночь на понедельник.– А это не одно и то же?– Нет. Я выяснил, что у Петры завелся приятель.– Когда вы это узнали?– Вечером в понедельник.– И решили вышибить из нее эту дурь колотушками?– Опять же нет. Я вышиб эту дурь из него.Кейт смотрит на Блайки оценивающе. Если так, его нежелание говорить, где он был той ночью, понятно. По существу, он только что повесил на себя обвинение в умышленном нанесении телесных повреждений. Кроме того, она может пришить ему еще и попытку воспрепятствовать правосудию, и дачу ложных показаний, обернувшуюся для полиции напрасной тратой времени. Он солгал насчет того, где был, и солгал насчет того, что не знал, где спала Петра. Однако даже три этих обвинения в совокупности ничто по сравнению с обвинением в убийстве. Понимая это, Блайки решил выбрать из двух зол меньшее. У него просто нет другого выхода: чтобы очиститься от обвинений в одном преступлении, ему приходится сознаться в другом.Кейт задумывается о том, когда именно он стал взвешивать свои возможности – наверное, сразу после того, как ему зачитали его права. Наверняка за этим типом есть и что-нибудь еще, но в любом случае говорить он начал.– Кто он такой.– Ирвин Скулар.Имя кажется Кейт знакомым, хотя, где она его слышала, сразу не припомнить.– Босс Петры, – добавляет Блайки, как будто прочитав ее мысли.Ирвин Скулар. Новый редактор отдела новостей "Абердин ивнинг телеграф". Тот самый, который не вышел вчера на работу, сказав, что на него напали хулиганы. Похоже, однако, что хулиган был один.– Как вам стало это известно?– Ну, сомнения у меня появились некоторое время назад. В связи с этой хреновой газетой. Устроившись туда, она стала подолгу задерживаться на работе. Приходила не раньше пяти-шести.Вечерняя газета. Тут все понятно.Дрю Блайки по натуре собственник, привыкший держать все под контролем и патологически ревнивый. Стоило измениться ее рабочему расписанию, и он уже видит в этом угрозу своей власти над ней. Чтобы вывести его из себя, достаточно пустячного подозрения, что уж говорить о реальной интрижке.– Но она была практиканткой, с шестимесячным контрактом. Ей хотелось получить постоянную работу. Не удивительно, что она работала не покладая рук.– Ни один из этих сюжетов, над которыми она так рьяно работала, – его пальцы чертят в воздухе вопросительные знаки, – так и не появился в газете. Ни один!– Она могла проводить журналистские расследования, заниматься темами, сбор материала по которым требует длительного времени.– Ерунда! Под ее именем в газете выходили только чепуховые краткие сообщения, каждое из которых она кропала за полчаса.– Значит, вы регулярно читаете "Ивнинг телеграф"?– В последнее время да.– Что-нибудь еще?– Она говорила о нем. Слишком много.– Вот как? Я тоже часто говорю с друзьями об инспекторе Фергюсоне. Но это не значит, что между нами что-то есть.– Бьюсь об заклад, он был бы не против.Этот укол Кейт оставляет без внимания.– Как вам удалось получить доказательства?В понедельник я решил встретить ее после работы.– Где?– Позади редакционного здания, там, где репортеры паркуют свои машины.– Она не знала, что вы придете?– Нет.– Что было дальше?– Я сидел в машине, оттуда увидел, как она вышла обнимку с этим плюгавым старикашкой. Вот уж поверьте, это не Роберт Редфорд.– Они работали над самым трагическим сюжетом, какой только можно себе представить. Может быть, он просто успокаивал ее.– С языком в ее рту?Кейт молчит. Блайки продолжает:– Я видел это собственными глазами. Она села в свою машину, а он наклонился к окну и поцеловал ее.– А потом?– Она уехала. Прямо мимо меня, и физиономия у нее сияла. А этот хмырь этак не спеша, хвост пистолетом, двинулся назад к офису. Хрен моржовый.– А что было потом?– А вы как думаете? Я вышел из машины и нагнал его. Спросил: "Ирвин Скулар?" Он: "Да". Я: "Сдается мне, что ты, старый козел, клеишь мою девушку".– И тогда вы его и ударили?– Да.– Сколько раз?– Пару раз по роже. Потом под дых. Когда он сложился, я заехал ему коленом по физиономии и приложил сверху по шее, чтобы он растянулся."Это вполне в духе Блайки – расписывать, как он избивал человека".– Что еще?– Пару ударов по ребрам.– И это все?– Да.– Значит, если он расскажет мне что-то другое...– То солжет. Это все, что я с ним сделал. От начала до конца. Я же понимаю, что для обвинения в нанесении телесных повреждений и этого достаточно. Чего, по-вашему, ради стал бы я вылезать с таким признанием, не будь это правдой?– А он оказывал сопротивление?– Поначалу да. Даже съездил мне по морде. Но, когда получил под дых, рыпаться перестал.– Вот, значит, откуда у вас ссадины и синяк?– Как раз оттуда.– А потом вы ушли?– Да.– А кто-нибудь видел вашу драку?– Я, во всяком случае, об этом не знаю. На все про все ушло секунд тридцать.– Вы говорили с Петрой после этого?– Нет.Кейт складывает пальцы домиком под подбородком. К сожалению, все это представляется вполне правдоподобным. Конечно, ей придется проверить услышанное, допросить Ирвина Скулара, но разве стал бы Блайки вешать ей на уши лапшу, зная, что она быстро разоблачит любое вранье?Впрочем, может, и стал бы. Чтобы потянуть время и поводить ее за нос.Другой вопрос: а стал бы Блайки рассказывать, что Петра изменяла ему, не будь это правдой?Маловероятно. Для самца-собственника вроде Блайки признание того, что женщина могла предпочесть ему кого-то другого, – это нож в сердце. Именно поэтому Кейт склонна принять его признание на веру.– Неудачно все для вас сложилось, а? – хмыкает она.– В каком смысле?– В смысле убийства. Не случись с Петрой беды, это ваше художество так и не вышло бы наружу. Скулар держал бы рот на замке, потому что ему вряд ли нужны проблемы с женой, Петра – потому что не захотела бы толков о ее склонности трахаться с кем ни попадя на работе. – "Знала бы она, что это, по сути, уже не ее работа!" – Так что нам бы с вами не пересечься. И не предъявила бы я вам обвинение в неспровоцированном нападении, с нанесением телесных повреждений.– У меня сердце кровью обливается. Но теперь, когда все выяснилось, я могу идти?Кейт почти вплотную приближает лицо к его физиономии.– Вы никуда не уйдете.Он целует ее. От него пахнет дымом, у губ, там, где он держал сигарету, едкий вкус. Едва они успевают коснуться ее губ, она отдергивается и, крутнувшись, чтобы вложить в удар как можно больше силы, закатывает ему оплеуху. На его левой щеке, вдобавок к ссадине на правой, появляются четыре красные отметины от ногтей. Но когда Кейт уходит, он провожает ее самодовольной ухмылкой.Решив допросить Скулара дома, она отправляется к нему без предупреждения. Он живет в Феррихилл, в сторону от гавани. Место впечатляет – широкая улица, по обе стороны здания из гранита. Дом Скулара угловой, единственный на всей улице, где нет эркера.Блайки был прав. Ирвин Скулар не Роберт Редфорд, даже и рядом не стоял. Под его коричневой рубашкой вспучивается округлое брюшко, а полоска пробора усыпана крупинками перхоти. Он открывает дверь с набитым ртом, жуя на ходу. Очень осторожно, поскольку на его левой щеке красуется здоровенный кровоподтек. Надо думать, ему трудно не только жевать, но и бриться.Кейт показывает жетон.– Я детектив-инспектор Бошам.В прихожей появляется жена Скулара. Он поворачивается в ее сторону, и Кейт видит рубец на шее, там, куда приложился ребром ладони Блайки.– Я поставлю твой завтрак обратно в печь, дорогой, – говорит она.– Спасибо, Шейла.Она обращается к Кейт:– Давно пора. На него напали два дня тому назад, а вы только сегодня присылаете человека. Это больше чем тридцать шесть часов. Мы ждем здесь ночью и днем. У меня есть все основания жаловаться.Без дальнейшего шума Кейт заходит внутрь и проходит в гостиную, главным украшением которой служит газовый камин, не зажженный по причине жаркой погоды. На каминной полке фотографии детей в школьной форме в рамке из дешевого голубого картона. На телевизоре ваза с сухим ароматическим букетом.– Мистер Скулар, не могли бы вы рассказать мне, откуда у вас травмы?– На него напали хулиганы, – говорит Шейла. – Трое юнцов, позади здания редакции. Ужас, что творится. А ваша хваленая полиция даже не чешется.– Мистер Скулар?– Все было, как сказала моя жена. На меня напали хулиганы.– Миссис Скулар, почему бы вам не пойти и не поставить завтрак вашего мужа обратно в печь, как вы говорили? – Кейт бросает на нее взгляд, дающий понять, что она не потерпит возражений. – Будет легче, если мы потолкуем с глазу на глаз.– Давай, любимая, – говорит Скулар.Шейла встает, разглаживает платье и выходит из комнаты. Кейт снова смотрит на Скулара.– Итак, мистер Скулар, не хотите ли вы рассказать мне, что произошло на самом деле?– Было так, как...– Прежде чем продолжить, вам, может быть, стоит вспомнить, что за дачу ложных показаний предусмотрено строгое наказание. А заодно призадуматься о том, откуда мне вообще известно о вашем избиении, с учетом того, что заявления вы не подавали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51