Лавлок весь внимание, но не более того. Он невозмутим и спокоен, как может быть невозмутим и спокоен только многоопытный руководитель высокого ранга. Никакого удивления, потрясения, волнения. Ничего.Здесь же присутствует и Ренфру. Фрэнк попросил его прийти не только как главного констебля Грампиана, но и в связи с тем, что катастрофа, как выясняется, имела террористическую подоплеку.В помещении мягко журчит кондиционер, и Ренфру, по правде сказать, очень рад возможности побыть в прохладе. Чувствует он себя не лучшим образом – в прошлом году перенес операцию коронарного шунтирования, и врачи предупредили, что может потребоваться еще одна. Его лицо, под шапкой курчавых каштановых волос, румяное и рыхлое, как подтаявший сыр.Фрэнк делает паузу, чтобы все осознали смысл сказанного, а затем продолжает:– Завтра я собираюсь организовать погружение, чтобы проинспектировать место происшествия. Не приходится сомневаться в том, что мы обнаружим существенное повреждение корпуса. Я совершенно уверен, что мы обнаружим существенное повреждение корпуса. Мощная бомба, заложенная на автомобильной палубе, наверняка проделала в "Амфитрите", возле самой ватерлинии, такую дыру, что хлынувшая туда вода быстро увлекла паром на дно.– Это весьма необычно, – вступает Ренфру. – Я никогда не слышал, чтобы террористы нападали на паромы. Другое дело самолеты. Даже, куда ни шло, поезда. Но чтобы паромы! Да, на пароме в Холихеде в апреле тысяча девятьсот девяносто восьмого обнаружили бомбу, принадлежавшую террористам из Ирландской республиканской армии, но ее предполагалось взорвать на скачках "Гранд Нэшнл", а паром являлся лишь средством доставки. – Он резко поворачивается к Лавлоку. – Надеюсь, на борту "Амфитриты" не было ничего опасного, или, так сказать, потенциально опасного? Химикаты? Животные? Оружие?– Мне, во всяком случае, об этом неизвестно, – говорит Лавлок. – В декларациях никаких указаний ни на что подобное не было. Обычные грузы – продовольствие, пиво, мебель. Ничего такого, что могло бы требовать особых условий транспортировки.– Как известно, сфера деятельности вашей деловой империи весьма широка. Как насчет того, что могло бы вызвать резкое противодействие радикалов из числа защитников окружающей среды и им подобных? Ядерной энергетики, производства генетически модифицированных продуктов, экспорта живых животных?– Ничем подобным ни одна из моих компаний не занимается. А вы, стало быть, разрабатываете такую версию?– Она напрашивается сама собой. Борцы за права диких животных, группы противодействия трансгенным продуктам. Это экзальтированная публика, хотя, с другой стороны, они редко идут на столь экстремальные шаги. Это плохо вяжется с их же утверждениями насчет высшей ценности жизни.– А как насчет "Гринпис"? Они не первый год устраивают акции против разведки нефти к западу от Шетландских островов.– Вот уж кто бы никогда не пошел на такое, так это "Гринпис". Они как никто другой зациклены на ненасильственных действиях, и суть их паблисити сводится к тому, чтобы всегда выставлять себя жертвами насилия со стороны властей и крупных компаний. И потом, как мне казалось, ваш бизнес не связан с добычей нефти, разве не так?– Напрямую не связан. Большая его часть – это сфера услуг. Конечно, значительная часть наших клиентов нефтяники, но то же самое можно сказать о любых других фирмах Абердина. А геологоразведочных компаний, буровых платформ, танкеров, трубопроводов и прочего в том же роде у меня нет.– Но уж кто наверняка есть, так это чем-то обиженные бывшие сотрудники. В таком большом деле, как у вас, без этого не бывает.– Таких, конечно, найти можно, но чтобы уволенный работник в отместку потопил паром водоизмещением в двадцать тысяч тонн? Сомнительно. Скорее уж можно подумать на помянутых вами ранее ирландцев.– Исключать такую возможность, разумеется, нельзя. Я свяжусь с Особой службой Политическая полиция в Великобритании.

и Управлением военной разведки и попрошу выяснить все, что можно, через их агентов. Ответы будут получены через день-другой, но я бы не стал возлагать на это особых надежд. Если бы какая-то из известных террористических групп планировала нечто подобное, мы к настоящему времени уже бы хоть что-нибудь да унюхали.Фрэнк не может не восхищаться находчивостью с которой Лавлок быстренько поставил разговор с ног на голову, так что он задает вопросы Ренфру, а не наоборот.Ренфру обращается к Фрэнку:– А каким образом капитан Саттон вообще узнал о бомбе?– Паркер предполагает, что ему сообщили по рации. Мы, разумеется, проверяем все радиоконтакты. Если на "Амфитриту" действительно поступало такое сообщение, это станет известно.– Или, может быть, один из команды увидел или услышал что-то подозрительное и рассказал ему.– А может быть, водитель фургона сам по каким-то причинам слил ему эту информацию?– Трудно поверить. Вряд ли, если он знал, что везет.– А как насчет расследования всего остального? – интересуется Лавлок.– В настоящее время команда моих экспертов занимается моделированием шторма в нашей лаборатории в Саутгемптоне. В качестве исходной точки используются результаты первоначальных испытаний, которые проводили вы с "Кремер – Штайнбах", когда "Амфитрита" была только что построена. Надеемся получить нужные данные к концу недели. Параллельно ведется опрос всех спасшихся, причем мы стараемся провести его не только как можно быстрее, но и как можно тщательнее. Многие из них не хотят говорить об этом, и их можно понять. Других же практически не заткнуть. Иметь дело с пострадавшими очень непросто, и наши сотрудники, как вы понимаете, должны проявлять максимальную деликатность. Двое моих инспекторов направлены на вашу судовую верфь, где проводят аудит документации, касающейся техосмотров и профилактических ремонтов, и беседуют с персоналом, имевшим отношение к береговому обслуживанию "Амфитриты". Мы поддерживаем постоянный контакт с департаментом транспорта и уже завтра должны будем представить первый отчет. В связи с этой трагедией от нас ждут не только выявления причин, но и конкретных предложений по обеспечению большей безопасности перевозок. Наш представитель в Германии вступил в контакт с фирмой "Кремер – Штайнбах", у которой, как и у "Паромных перевозок" до этого случая, похоже, показатели аварийности были крайне низкими. Вот, пожалуй, и все. С утра в четверг я первым делом явлюсь сюда и расскажу, что удалось обнаружить при погружении.Ренфру встает.– Все это очень интересно, но мне пора идти.– Убийство в "Роще"? – высказывает догадку Лавлок. – Я слышал об этом по радио.– Оно самое. Жуткое дело.– Сказали, что убита девушка. Кто она была? Проститутка?– Нет.– Я пойду с вами, – говорит Фрэнк.Пресс-секретарь Лавлока Марита молча идет к лифту рядом с Ренфру и Фрэнком. Атмосфера в "Перевозках" претерпела изменения – на смену бурлящему хаосу пришла тягостная напряженность.Дверцы лифта едва успевают закрыться, как Ренфру набирает номер на своем мобильном.– Детектива Бошам, пожалуйста.Фрэнк смотрит на него в удивлении. Ренфру этого не замечает.– Кейт, это Ренфру. Есть подвижки?Ее голос доносится до Фрэнка приглушенно, через Динамик телефона Ренфру. Он тешит себя мыслью, что узнал бы этот голос, даже не назови главный констебль ее имени.– Хорошо, хорошо. – Ренфру кивает себе. – Четыре тридцать, говоришь? Я тоже приду, если ты не возражаешь. Договорились? Тогда до встречи.– Это была Кейт Бошам? – спрашивает Фрэнк.– Ага. А вы ее знаете? – Брови Ренфру мимолетно сходятся. Он выуживает визитную карточку Фрэнка из кармана пиджака и смотрит на нее. – Родственники?– Она моя дочь.– Ну да, ну да. Тесен мир. – Ренфру умолкает, а потом добавляет: – Редкостная женщина. Просто замечательная. Это ж кем надо быть, чтобы после всего этого сразу взяться за работу!– После чего "этого"?Ренфру смотрит на него в удивлении.– После "Амфитриты". * * * – Чем занималась Петра вчера? Тут и думать нечего. Как и все мы, суетилась вокруг этой истории с "Амфитритой".Фергюсон, с привычным для него выражением печальной обиды на весь, столь пренебрежительно относящийся к нему мир, стенографирует ответы Шиллинглоу в блокноте. Так они работают с Кейт: она разговаривает, он записывает. За годы они обнаружили, что это очень действенно не только потому, что освобождает Кейт и дает возможность думать, но также потому, что молчащий, но фиксирующий каждое слово Фергюсон нервирует тех, кому есть что скрывать.Шиллинглоу откидывается назад на стуле и сцепляет руки за головой. Кейт с неудовольствием видит его потемневшую под мышками от пота рубашку. Он кивает ей.– Неужели вам не жарко? Я так вообще не могу припомнить такой погоды. Можно подумать, что мы на экваторе, а не на полпути к Арктике.– Спасибо. Я чувствую себя нормально. В какое время Петра пришла вчера на работу?– Я пришел в половине третьего, а она вскоре после меня. Без четверти три, может быть, в три. Не позднее.– В три часа ночи?– Ага. Паром затонул чуть позже часа.– Знаю. Я была на борту.Шиллинглоу слегка наклоняет голову вбок и смотрит на Кейт искоса, с откровенным любопытством. Она в ответ смотрит на него в упор и говорит:– Интервью, как свидетельница этих событий, я вам давать не буду.Если ей и удалось прочесть его мысли, он не подает виду.– Мне трудно поверить в то, что случилось с Петрой, – говорит Шиллинглоу. – Как такое возможно? Я что хочу сказать – в нашей работе поневоле всякого повидаешь...– В нашей тоже, – сухо вставляет Кейт.– ...Членовредительство, убийство, все что угодно, но это всегда происходит с другими. Вы меня понимаете?– Понимаю, мистер Шиллинглоу. Но у этих других всегда есть родные, друзья, коллеги, для которых случившееся не проходит бесследно. О чем люди вашей профессии часто забывают, так это о том, что убийство не просто горячая тема для публикаций, на день или два. Это меняет жизни людей.– Детектив, я потрясен не меньше вашего. Я только что разговаривал по телефону с моим криминальным обозревателем, так он ошеломлен настолько, что едва в состоянии говорить. А не случись катастрофы с паромом, смерть Петры вызвала бы еще более сильный резонанс. Впрочем, что я тут читаю вам лекции?Кейт слегка постукивает по колпачку шариковой ручки.– Вы можете подробно рассказать мне о вчерашних передвижениях Петры?– Вот так навскидку, до новостной конференции, то есть до восьми, она находилась в офисе.– Чем она занималась?– В основном принимала и записывала звонки от других репортеров, работавших на выезде.– Это потому, что она практикантка?– Кто-то должен был этим заниматься.– Что потом?– После совещания было решено направить во все места, так или иначе имевшие отношение к основной новости, еще нескольких репортеров. Петре я дал задание побывать в лечебнице, посмотреть, как там дела, и по возможности поговорить с кем-нибудь из спасшихся.Вот оно что! Кейт находилась там несколько часов, дожидаясь осмотра, и теперь пытается припомнить, видела ли в клинике Петру. Надо же, их пути пересеклись. Кейт, только что заглянувшей в лицо смерти, и Петры, не знавшей, что ее от кончины отделяют лишь несколько часов. Вполне возможно, что личико этой хорошенькой блондинки и мелькало где-то в толпе докторов, сестер и похожих на зомби спасенных пассажиров, но уверенности у Кейт нет.– И она выполнила задание?– Она записала несколько высказываний.– Именно так? Не более чем несколько высказываний?Шиллинглоу кривит губы.– Да. Ничего такого, ради чего стоило срываться с места.– То есть на вас это впечатления не произвело?– Можно сказать и так.Ну что ж, Шиллинглоу, по крайней мере, честен. В подавляющем большинстве случаев люди стараются говорить о покойных только хорошее, считая иное недопустимой бестактностью. Так, вежливость – это, конечно, прекрасно, но раскрытию убийств куда более способствует объективность. Поэтому Кейт ценит Шиллинглоу.– Когда она вернулась?– Кажется, к ланчу.– И получила втык?– Да. Я разозлился. И посадил ее в офисе собирать базовые сведения. Самые крупные несчастные случаи за последние годы, конструкции и безопасность, спасательные мероприятия – все в этом роде.– До конца дня?– Да.– Когда она ушла?– Точно не знаю. В шесть или семь, вероятно.– Вы видели, как она уходила?– Нет. Но я ушел без четверти восемь, а ее к тому времени уже не было.– Вы не знаете, куда она пошла?– Домой, наверное.– Не в паб?– В тот день всем было как-то не до выпивки. Вы понимаете, что я хочу сказать?Кейт кивает.– Кто ее непосредственный начальник?– Ирвин Скулар. Редактор службы новостей.Кейт смотрит сквозь стеклянную стену на помещение отдела новостей, где вовсю готовят сегодняшний первый выпуск. Половина персонала энергично стучит по клавиатурам, вторая половина говорит по телефонам. Некоторые одновременно делают и то и другое.– Который он?– Его сегодня нет. Прошлым вечером на него напала шпана.– Надо же, как некстати.– Говорят, беда не приходит одна. Поскольку он мой заместитель, обязанности редактора новостей теперь приходится выполнять мне.Дверь в кабинет Шиллинглоу открывается, и входит сотрудник с гранками первой страницы в руках.– Оставь это там, Брюс, – говорит Шиллинглоу, указывая на маленький столик у окна. – Я посмотрю через секунду.Брюс смотрит на часы.– Это должно пойти в набор...– Я знаю.Брюс кладет гранки на стол, разглаживает бумагу и, с любопытством поглядывая на Кейт и Фергюсона, направляется к выходу. Дождавшись, когда дверь за ним со щелчком закроется, Кейт говорит:– Вы сказали, что с заданием в госпитале Петра справилась не лучшим образом. Это было для нее характерно?Шиллинглоу подается вперед, положив локти на стол.– Она проходила практику с шестимесячным испытательным сроком. Ее контракт закончился месяц тому назад. Я не собирался ее оставлять.– Она знала об этом?– Нет.– А что у нее было не так?– Вопрос не в том, что было, а чего не было. Ну да, она была славной девочкой – совсем зеленой, неопытной, по-детски самоуверенной, но славной. Людям она нравилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51