Но они, несомненно, существовали. Керамика того типа, который находили в Мапунгубве, встречается во многих местах к северу за долинами, и некоторые изделия напоминают те, что существовали в древнем Зимбабве. Количество золота, погребенного с царскими останками в Мапунгубве, совпадает с тем, что было найдено в «золотых захоронениях», которые археологи и иже с ними разграбили для компании «Древние руины лимитед» в Дхло-Дхло на северо-западе.
Единственное, что можно сказать наверняка: жители Мапунгубве создали сложную культуру железного века, которая, по сути, не отличалась от сходных этапов в развитии цивилизаций в других местах земного шара. Защищенные сильной системой укрепленных копей с востока и запада, рекой с одной стороны и хребтами Зоутпансберга с другой, эти властители Мапунгубве в своем уединенном величии бросили смелый вызов потомкам.

В древнем Трансваале

Кем именно были люди, жившие в Мапунгубве и в соседних с ним местах? Пытаясь ответить на этот вопрос, Фуше и его коллеги столкнулись со многими проблемами. Прежде считалось, что все народы южного плато, занимавшиеся горными работами и каменным строительством, говорили на языках банту и по происхождению и внешности напоминали своих современных потомков – шона и сото. Материальные свидетельства в виде керамики и металлических предметов, найденные в Мапунгубве, казалось бы, подтверждали это.
Но вот в Мапунгубве стали учащаться находки скелетного материала, и антропологи с удивлением отметили, что, согласно данным исследований, возникло противоречие между особенностями скелетов и подобным упрощенным взглядом на проблему. Появилась возможность исследовать одиннадцать из двадцати четырех скелетов, найденных на вершине Мапунгубве. Они принадлежали людям, которым «крайне недоставало негроидных черт» и которые относились, по словам Галловея, «к однородному населению Боскоп-Буша (т. е. готтентотскому или почти готтентотскому), родственному физически постбоскопским жителям прибрежных пещер» Южной Африки. Они обладали некоторыми негроидными чертами, но в намного меньшей степени, чем скелеты говорящих на банту жителей современных Республики Зимбабве и ЮАР.
Как согласовать эти противоречащие друг другу суждения? Все выглядит так, будто из могил вытащили скелеты Вильгельма Завоевателя и его норманнов и обнаружили, что найденные кости принадлежат людям саксонского типа.
Противоречие это еще не разрешили. Все версии выглядят просто невероятными. Предположить, что «царские захоронения» Мапунгубве относились к типу банту, значило бы признать, что за несколько сотен лет физический тип изменился почти до неузнаваемости, чего произойти не могло. Более того, скелеты в «царских захоронениях» лежали в согнутом положении, чего, как известно, никогда не было в традициях людей, говорящих на языках банту. Но принять другую точку зрения и предположить, что эти захоронения содержали останки людей готтентотского типа, было бы ничуть не лучше. Это означало бы, что готтентоты пользовались благами обработки металлов намного раньше (и на гораздо более высоком уровне), чем было на самом деле.
В дальнейшем точность результатов исследований скелетного материала была поставлена под сомнение. С определенностью можно заявить лишь то, что установлено абсолютное африканское происхождение всех находок, сделанных в Мапунгубве, хотя многие прямые связи с культурой Зимбабве можно считать лишь возможными, если не совсем маловероятными. Говоря кратко, картина такова: люди каменного века жили на холме Мапунгубве в период «незадолго» до изобретения земеледелия, но, конечно, намного раньше общего временного отрезка, обсуждаемого здесь. За ними последовали другие. На соседнем участке, названном К2, Гарднер обнаружил селение скотоводов каменного века, бывших готтентотами или кем-то похожим, которые, возможно, начинали использовать медь, но не железо (этот пункт не совсем ясен: готтентоты плавили медь, используя технологию выплавки железа, которой они, наряду с народом К2, предположительно, научились у своих северных соседей). Множество скелетного материала, обнаруженного там, позволило Галловею установить, что люди К2 относились к «донегроидному» типу. Они хоронили скот, используя те же обряды, что и при погребении человеческих тел. В ходе недавнего радиоуглеродного анализа был определен возраст древесного угля шестого по счету «животного захоронения». Гарднер считал их следами древнего хамитского культа и напоминающих животные захоронения неолитической культуры Древнего Египта. Этот возраст равен примерно тысяче лет. Таким образом, поселение в К2 должно датироваться примерно 900 годом н. э. или, возможно, более ранним временем.
Готтентотов каменного века, которые вели пастушескую жизнь, завоевали народы севера, знакомые как с земледелием, так и с железом. Эти новые люди, смешавшись посредством перекрестных браков с народом К2, для большей безопасности переместили свое поселение на вершину Мапунгубве. Там впервые были сделаны находки, свидетельствующие о народе, выращивавшем растительную пищу. В скале были проделаны отверстия для измельчения мяса и зерна, построены площадки, на которых стояли хижины, в некоторых местах они были укреплены каменной насыпью. Люди приносили с соседних земель почву.
Кто были эти пришельцы и когда они пришли? Существует общее мнение, что они были мигрировавшими остатками народа, построившего и населявшего Зимбабве и подобные ему места, – сото, шона, венда, то есть всеми этими говорящими на банту народами, чьи потомки так многочисленны сегодня (включая, конечно, басуто в Басутоленде, машона в Зимбабве и бавенда в Трансваале. (Приставка «ба» имеет значение множественного числа: мунту – человек, банту – люди; мувенда – один венда, бавенда – много венда.) Последними из них были бавенда, которых в восемнадцатом веке сменило другое, готтентотское население, а оно в конце концов рассеялось под натиском матабеле, двигавшихся на север в 1825 году.
По мнению Гарднера, последние завоеватели-готтентоты овладели определенной частью культурного наследия венда. Они отняли у них превосходные золотые украшения, позднее найденные Фуше и его коллегами, и по-своему использовали их в погребальных обрядах. Таким образом, получилось, что скелеты относятся к готтентотскому типу, как и сам порядок захоронения, а вот золото принадлежит… банту.
Несмотря на множество усилий, вложенных в разработку этой версии, она не получила широкой поддержки. Эту загадку стоит оставить неразгаданной до более полноценного изучения этого участка или до будущих открытий на берегах Лимпопо между Мапунгубве и побережьем океана.
Некоторые ученые утверждают, основываясь на местных преданиях, что первые народы, говорящие на языках банту и переселявшиеся на юг, не пересекали Лимпопо до позднего Средневековья и сделали это не раньше двенадцатого века. Они положили здесь начало железному веку. Затем на юг пришли сото, пересекая реку в тех местах, где сейчас находится Трансвааль в середине пятнадцатого столетия или около того, и чуть позже там появились шона. Потом началось господство розви и венда над культурой Зимбабве, и эти народы, в свою очередь, отправили своих посланцев на юг.
Подобным образом могли происходить и позднейшие переселения. Есть какие-то неувязки в версии, согласно которой культура железного века не достигала Лимпопо до двенадцатого столетия, тогда как известно, что в нескольких сотнях километров к северу, за равниной, не представлявшей никаких сложностей для путешественников, она была хорошо развита, по крайней мере, шестью или семью веками раньше. Более того, существуют свидетельства и о береговых поселениях. Всего лишь шестьсот километров речного пути отделяли Мапунгубве от устья Лимпопо, впадающей в море, и благодаря Идриси, который делал свои записи в 1154 году, мы знаем, что в его время недалеко от устья Лимпопо существовали береговые поселения и там не только обрабатывали железо, но и поставляли его оттуда в больших количествах. Эти береговые поселения, несомненно, имели связи с землями в центре материка.
Племена Южной Африки, описываемые европейцами девятнадцатого века, начали появляться там, судя по существующим фактам, тремя или четырьмя веками раньше. Но другие африканские народы, негроидные и не негроидные, предшествовавшие им, сыграли важную роль в росте и развитии ранней культуры. Решающие технологические открытия – изобретение земледелия и начало обработки железа – в первом тысячелетии медленно двигались к югу. Те, кто принес их, возможно, были прямыми предками современного населения банту или принадлежали к смешанной группе, но с годами банту стали преобладать. Это они женились на женщинах из встречавшихся им народов, смешивались с ними, оставались там жить и изменялись. Это они породили людей, создавших Зимбабве с его башнями. И это они хоронили своих вождей и героев на холме Мапунгубве.

Ниеркерк и Иньянга: крепости и террасы

Нельзя не обратить внимания еще на одну обширную область древних развалин. Она включает окаменевшие остатки укреплений и селений на холмах, возвышающихся в прибрежной долине, постепенно переходящей в большое центральное плато. Эти руины по-своему не менее интересны, чем Зимбабве или Мапунгубве.
Несмотря на то что португальцы никогда не достигали последних, они явно поддерживали связи с государствами, находившимися в районе сегодняшней юго-восточной границы между Мозамбиком и Зимбабве. Возможно, именно оттуда удачливые португальские капитаны Софалы получали большую часть своего дохода. О том, какую роль играли эти земли в качестве производителей или посредников в торговле с центром материка, можно отчасти судить по количеству сокровищ, полученных в порту Софалы, хотя это накопление богатства продолжалось недолго.
В 1607 году, спустя век с начала регулярной торговли с Софалой, секретарь Филиппа II Луиш де Фигейредо Фалькон в своем отчете о богатстве португальской империи заявлял, что звание капитана Софалы было самым престижным из всех местных должностей на побережье. Оно давало благ больше, чем само руководство Ормузом в Персидском заливе. Трехлетнее правление в Софале приносило двести тысяч крузадуш, тогда как Ормуз оценивался лишь в сто восемьдесят тысяч, и даже наместничество в Малакке, через которую осуществлялись торговля и грабеж Юго-Восточной Азии, давало не больше ста тридцати тысяч. В 1920 году Деймс писал, что крузадо «весил не больше 60 граммов, то есть 9 шиллингов 9 пенсов в английских единицах». Таким образом, звание капитана Софалы давало в год двести восемьдесят долларов по курсу 1918 года – сегодня это составило бы около восьмисот сорока тысяч долларов или даже больше – освобожденный от налогов доход за три года. Но капитан Софалы мог урвать лишь кусок (хотя и довольно жирный) от прибылей торговли, общий же доход был просто невообразимым. Это новое доказательство правдивости ранних арабских рассказов о богатствах, существовавших в Юго-Восточной Африке в Средние века…
Земли, через которые просачивались богатство и которые отчасти его порождали, лежали в широкой полосе, протянувшейся с севера на юг – от области Сены в нижнем Замбези на юг к современным Свазиленду и Наталю. Было бы логично ожидать, что они все же что-то после себя оставили, и эти надежды вполне оправданы.
Слухи о руинах на этих холмах, расположенных на западной границе Мозамбика, начали просачиваться обратно в Южную Африку вскоре после британской оккупации Машоналенда в 1891 году, но только в 1905 году Рэндэлл-Макивер создал первое подробное описание. Севернее Пеньялонги, где люди племени маньика до сих пор добывают аллювиальное (наносное) золото, Макивер обнаружил руины, отличавшиеся по стилю от Зимбабве и других восточных поселений, но не менее впечатляющие. Теперь мы знаем, что крепости и жилища, кладовые и террасные склоны холмов бывшей Восточной Родезии и Западного Мозамбика рассредоточены на территории в пять-восемь тысяч квадратных километров, а дополнительные тщательные исследования в Мозамбике могут ее значительно расширить. Когда чуть больше восьмидесяти лет назад их увидел Макивер, «о них еще не поступало сведений, и лишь случайные охотники порой забредали туда».
На холмах Ниекерк и Иньянги, простирающихся на многие километры к северу и югу вдоль этого крутого склона, он нашел то, что так и тянет назвать «южной азанийской» культурой. Тут тоже были обнаружены следы народа, умевшего использовать камни и воду для сохранения и орошения почвы на крутых склонах, пасшего скот и выращивавшего зерно, знакомого с плавкой и добычей нескольких видов металлов и много торговавшего с восточными странами Индийского океана.
Например, в Ниекерке Макивер обнаружил около семидесяти пяти квадратных километров интенсивного террасирования. Он принял стены уступов за оборонительные сооружения, но в дальнейшем согласился с теми, кто считал, что они созданы для возделывания земли и весьма напоминают о террасном земледелии Эфиопии и Судана. Тут также с потрясающей заботой террасы создавали на холмах – вплоть до самых вершин. Тут также «существует мало мест, где можно пройти 10 метров, не наткнувшись на стену, строение или искусственную груду камней». И тут также было развито мастерство постройки каменных зданий методом сухой кладки.
В Иньянге, немного южнее Ниеркерка, в стране, сохранившей первобытную дикость, где встречаются похожие террасы и сооружения, Макивер обнаружил ручей, запруженный у самого истока, причем «часть воды была отведена в сторону сооруженной дамбой». Исследователь говорит, что это обеспечивало жителей «высококлассным водопроводом, по которому вода могла передаваться вдоль склона и стекать вниз медленнее основного потока. Близ Иньянги много подобных конструкций, причем они тянутся на несколько километров, а угол склонения высчитан с изумительной точностью и сноровкой, которой иногда не хватает современным инженерам с их сложными инструментами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32