В качестве символа посланник привез да Гаме монашескую сутану и четки, пространно намекая, что тому следовало бы стать священником, а не воином. В ответ да Гама передал, что он прибыл по приказу великого льва морей, короля Португалии, чтобы вернуть трон пресвитеру Иоанну, и в ответ на мусульманский подарок он послал Грану пару щипчиков для выщипывания бровей и очень большое зеркало в знак намека, что тот – женщина.
Так, подобающим образом обменявшись оскорблениями, стороны приступили к битве. Гран окружил португальские укрепления и затянул петлю, подослав своих стрелков настолько близко, что португальцам приходилось постоянно покидать свои наспех построенные укрепления, чтобы заставить их отступить. Всякий раз, когда это происходило, Гран выпускал против португальской пехоты свою конницу, которая жестоко рубила португальских воинов.
Осада продолжалась весь день, и к наступлению ночи стало ясно, что португальцы должны либо прорываться через окружение, либо готовиться к гибели. Они спокойно погрузили свои вещи на мулов, поставили пушки на полозья и выступили клином, в центре которого была королева-мать. При первых лучах солнца они единым отрядом, играя на барабанах, с развевающимися стягами, вступили прямо в центр армии Грана. Это было равносильно самоубийству, и мусульман охватило ликование триумфаторов. Весь португальский отряд был бы сметен с лица земли, если бы удачный выстрел не свалил с ног коня Грана, ранив мусульманского полководца в бедро. Случилось невероятное – три его бело-красных стяга немедленно опустились, дав мусульманам сигнал к отступлению. Грана подобрали и унесли с поля битвы его слуги, и вся их армия устремилась прочь, подгоняемая нерегулярным эфиопским войском да Гамы, которое, как всегда, появилось с небольшим опозданием, чтобы кромсать на куски отстающих. Сами же португальцы слишком устали, чтобы присоединиться к погоне. Их потери были огромны. Четверть людей были ранены, включая самого да Гаму, пораженного выстрелом в колено, и им недоставало конницы, чтобы добиться победы. Они были как никогда убеждены в том, что Господь на их стороне, но с военной точки зрения битва была проиграна. Гран мог перераспределить свои силы, заручиться поддержкой союзников и в конце концов полностью уничтожить медлительную португальскую экспедицию, не располагавшую никакой поддержкой.
Почти год да Гама и его армия авантюристов черепашьим шагом двигалась вперед. Они приняли и пережили еще один суровый бой, тщетно пытаясь добыть лошадей и связаться с Галаведосом. Но двигались наугад, будто бы в темноте. Молодой негус все еще опасался мусульманских набегов и отказывался покинуть свой неприступный лагерь, и пока португальцы продвигались все глубже, запутываясь в незнакомой враждебной стране, провалилась попытка их флота доставить в Красное море значительное подкрепление. Тем временем Гран тщательно собирал свои войска, набирая солдат не только в Африке, но и на другом берегу Красного моря, пока не смог выйти навстречу да Гаме во всей своей мощи: с 800 турецкими стрелками, 600 арабскими и персидскими лучниками, армией, состоявшей из различных племен, и, самое впечатляющее, оружейным обозом с полевыми пушками! В его войске служили 30 турецких конников, подаренных лично пашой Зебида, вооруженных настолько роскошно, что даже их стремена были из чистого золота.
Битва разворачивалась по образцу предыдущей, но в этот раз превосходство противника над португальцами было полным. Вновь их пехотинцев окружили турецкие стрелки и конники. Пушки Грана громили португальцев, окруженных его конницей, и о продвижении вперед не могло быть и речи. Вместо этого да Гама и его люди постоянно делали вылазки за свои укрепления, используя сокрушительные удары португальской пехоты, чтобы прорвать смыкавшееся вокруг них кольцо окружения. Но всякий раз возвращались за свои укрепления, неся внушительные потери. Ни один воин не вернулся целым и невредимым из первой вылазки, и один за другим были убиты все португальские военачальники. Два брата, оба – старшие капитаны, пали на расстоянии нескольких метров друг от друга, и их тела лежали рядом. Да Гама был ранен в правую руку. Дважды турецкая конница прорывалась за частокол, и ее приходилось выбивать оттуда. В конце концов после поспешного совещания с оставшимися начальниками да Гама отдал приказ к отступлению. Под прикрытием последней тщетной атаки они бежали, захватив с собой королеву-мать. Вскоре после этого произошло возгорание порохового склада, которое закончилось мощным взрывом, убив около сорока раненых португальцев, беспомощно лежавших в центре лагеря. Сам да Гама попал в руки врага. Говорили, что его предал дьявол в виде старой карги, приведшей турецких всадников к кустам, где он прятался. Юного португальского полководца доставили к Грану, что с видом триумфатора сидел перед насыпью, сложенной из 140 голов португальцев. Уже страдающего от сильной боли да Гаму приказали раздеть и высечь. Его бороду покрыли воском и, скрутив ее наподобие фитиля, подожгли, выщипав ему ресницы и брови. Затем он был обезглавлен.
По иронии судьбы, его страшная гибель стала спасением Галаведоса. Гран, уверенный в том, что сокрушил главную угрозу, позволил своим турецким войскам рассредоточиться, а сам отступил к озеру Тана, чтобы восстановить силы. Там 21 февраля 1543 года его застигла врасплох большая армия под предводительством Галаведоса, внезапно появившаяся из-за холмов. С ним прибыли выжившие португальцы, вооруженные мушкетами, и некоторые из них наконец ехали верхом. В память о Кристобале да Гаме они решили вступить в бой без нового предводителя и добились мести, когда португальский мушкетер застрелил самого Грана. Его голову незамедлительно доставили юному эфиопу и подвесили за волосы, протянутые через рот. Смерть предводителя стала поворотным пунктом мусульманского вторжения. Также она положила начало новым отношениям между Португалией и Эфиопией. Воинам-победителям, оставшимся от крошечной армии да Гамы, выказывалось большое уважение. Негус предложил им земли, знатных эфиопских жен и титулы, и многие из них решили остаться. По их следам прибыли п ортугальские священники, выступившие с критикой коптского богословия, и архитекторы, создавшие по приказу негуса замки и дворцы.
Португальскому искусству суждено было еще сто лет влиять на развитие эфиопской культуры, и некоторое время негус даже признавал власть папы, пока мятеж, организованный борцами за независимость, не избавил страну от чужестранцев и их доктрин. Рискованное португальское предприятие в Эфиопии закончилось, как и начиналось, в атмосфере кровопролития и мученичества, что в конце концов разрушило мечту о пресвитере Иоанне.

Эфиопия

Многочисленные христианские памятники Эфиопии расположены в северной части этой страны. Это прежде всего города Гон-дар, Аксум, район озера Тана. Перелет из Москвы до Аддис-Абебы через Дубай или Каир. Далее местными авиалиниями (рейсы нерегулярные) или на автомобиле. Эфиопия страна бедная, хороших гостиниц, особенно в провинции, мало. Так как дороги находятся не в лучшем состоянии, то безопаснее всего отправляться в путешествие по Эфиопии на полноприводном автомобиле. Не особенно комфортные условия жизни будут с лихвой компенсированы возможностью, помимо осмотра самих исторических памятников, увидеть прекрасные горные пейзажи, особенно живописно озеро Тана с многочисленными островами и водопадом Тис-Иссад у истока Голубого Нила. Во все переезды с собой надо брать запас воды из магазина – с безопасной для употребления европейцами питьевой водой в Эфиопии проблемы.


КАМЕННЫЕ РАЗВАЛИНЫ ЗИМБАБВЕ

«За этой страной, – писал в 1517 году португальский хронист Эдуарду Барбоса, живший на побережье Мозамбика, – лежит великое царство Бенаметапы, где обитают язычники, которых мавры называют каффирами. Они чернокожие и ходят обнаженные по пояс». Позже португальцы предпринимали смелые попытки достичь этого внутреннего государства и других известных им по рассказам стран. Пока что они были вынуждены довольствоваться сплетнями прибрежных жителей.
Так же европейцы, возможно, встречали и тех, кто приходил из более далеких земель. Эти люди зачастую носили звериные шкуры, но желали приобрести хлопок, камлот и шелка, которыми были богаты лавки Софалы. Некоторые из них, самые знатные, носили шкуры, отделанные, словно кисточками, хвостами пушных зверей, и были вооружены «мечами в деревянных ножнах, обильно украшенных золотом и прочими металлами, которые они носят слева, как и мы…»
«Так же у них в руках дротики, а прочие имеют при себе луки и стрелы средних размеров, – продолжал хронист. – Железные наконечники длинны и остро заточены. Это воинственные люди, и среди них встречаются хорошие купцы».
В прибрежных сплетнях упоминалось несколько царств, расположенных в глубине континента, но государство Бенаметапы считалось самым могущественным из них. В пятнадцати – двадцати днях пути от побережья находится большой город Зимбаохе, в котором много домов из дерева и соломы. Он населен язычниками, и царь Бенаметапы частенько там останавливается; этот город расположен в шести днях пути от Бенаметапы. Дорога туда идет в глубь континента от Софалы к мысу Доброй Надежды.
«Царь обычно пребывает в этом городе Бенаметапы, в огромном здании, и из этого места торговцы поставляют золото из центра материка в Софалу и не взвешивая меняют его у арабов на цветные ткани и бусы, которые у них очень ценятся».
Большие каменные развалины в юго-восточной части Зимбабве (бывшей Южной Родезии), ставшие всемирно известными руинами, расположены в 400 километрах по прямой от древнего порта Софала. Вполне вероятно, что «воинственные люди и торговцы», двигаясь от побережья, достигали их за двадцать шесть дней. Барбоса, правда, не упоминал больших каменных развалин, но другие португальцы описали их несколькими годами позже.
«В центре этой страны, – пишет Гоиш (родившийся в 1501 году, когда Барбоса впервые отправился в плавание по Индийскому океану), – есть крепость, сложенная из больших тяжелых камней… это занятное здание, построенное с большой сметливостью, согласно рассказам, на стенах не видно следов известкового раствора, которым бы скрепляли эти глыбы… в других местах упомянутой равнины есть и другие крепости, построенные по тому же образцу, каждой из которых управляет царский наместник. Царь Бенаметапы владеет огромным состоянием, и ему прислуживают на коленях, трепеща от благоговения». Де Барруш, делавший свои записи примерно тогда же и, вне всяких сомнений, использовавший в качестве источника информации все те же прибрежные сплетни, говорит о стене «шириной в 575 сантиметров».
На деле же ничто не указывает на то, что португальцы или прочие европейцы когда-либо достигали Большого Зимбабве. Если они все-таки попадали туда, то записи об этом либо утрачены, либо еще не опубликованы. В любом случае, они знали, что существовало несколько мест, называемых Зимбабве. Говоря о внутренних крепостях, де Барруш подчеркивает, что «местные жители именуют все эти сооружения Зимбаоэ, что на их языке означает „двор“, ибо так можно назвать любое место, в котором может располагаться Бенаметапа. Они заявляют, что, будучи царской собственностью, все остальные жилища, принадлежащие царю, носят то же название».
Сегодня все стало более понятно. В Южной Африке много руин, и некоторые из них имеют большой размер и весьма интересное строение.
Многие квадратные километры покрыты террасами, не менее протяженными, чем те, которыми могут похвастаться «азанийцы» в Восточной Африке. Уже описаны тысячи древних горных выработок – возможно, 60 или 70 тысяч.
Большинство развалин и руин были обнаружены в южно-центральном внутреннем районе материка, включающем в себя Республику Зимбабве, южную пограничную полосу Республики Конго, западную границу Мозамбика и северный Трансвааль в ЮАР. В ходе более подробных исследований границы этой области древних построек и горных работ могут еще расшириться. «Правитель Бенаметапы, – сообщал Барбоса в шестнадцатом столетии своим читателям, – владеет поистине великой страной», – и в этих словах не было особого преувеличения.
Не все руины и развалины являются остатками «поистине великой страны». Возможно, в то или иное время царь Бенаметапы – Мономотапа прямо или косвенно правил большей частью территории современного Мозамбика и Зимбабве. Правда это или нет, разнообразные руины «культуры Зимбабве», разбросанные на большом расстоянии друг от друга, являются лишь неким «каменным отчетом» о долгом и сложном пути социального и политического развития. Оно относится к истории африканской цивилизации железного века и охватывает многовековой «строительный период».
Появившиеся во время этого долгого, но успешного, с точки зрения развития технологий и социального роста, периода африканской истории руины Большого Зимбабве в том виде, в каком они существуют сегодня, берут начало более чем тысячу лет назад. Хотя более простые строения исчезли намного раньше и могли создаваться на развалинах еще более древних жилищ из дерева, соломы и глины. Самые ранние поселения способны были возникнуть еще в пятом или шестом веке. Но позднейшие из развалин Зимбабве, которые, включая и огромные стены, возвышаются над головой озадаченного зрителя на фоне голубого неба, возможно, были построены уже в 1700 – 1750 годах. Таким образом, стены Большого Зимбабве и «развалины домов», на которых они покоятся, могут считаться свидетельством более-менее продолжительного железного века, длившегося по меньшей мере 12 столетий.
Точная хронология строительства этих сооружений, столь величественных в высшей точке своего развития, все еще не определена, и может статься, вообще никогда не выяснится. Существуют несколько возможных датировок. Сам Большой Зимбабве, будучи феодальной столицей, объединявшей несколько племенных союзов и обладавшей определенным влиянием в южных землях, очевидно, достиг высшего расцвета в период с 1250 по 1750 год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32