Она надеялась, он понимает, что спрятаться здесь негде, если кто-то наверху откроет эту дверь.
— Проклятие, — пробормотал Калеб. — Похоже, придется действовать по обстоятельствам. Попробуйте держаться как ни в чем не бывало. Просто старая приятельница наводит порядок или что-то в этом роде.
— В самом деле, Калеб, вы слишком сильно беспокоитесь.
— А мы, консультанты высокого класса, всегда беспокоимся. За это нам и платят такие высокие гонорары.
— Когда же вы перестанете, наконец, говорить о ваших безобразных гонорарах?
— Эта тема мне очень близка и дорога. Так, давайте это сюда. — Он выхватил конверт у нее из-под мышки.
— Калеб, это мое.
— Я потом вам отдам. — Он снова щелкнул стенным выключателем. Верхняя лампочка осветила комнату без окон. — Ладно, начинаем наступление. Ведите себя так, будто у нас есть полное право здесь находиться.
— Это так и есть. В некотором смысле.
Наверху лестницы открылась дверь. Показался какой-то мужчина.
— Что за черт? Кто там внизу?
— А вы кто такой? — спросил Калеб тоном того естественного высокомерия, которое люди склонны связывать с полицейскими и другими облеченными властью фигурами. — Это частная собственность.
Незнакомец наверху заметно вздрогнул и неуверенно посмотрел вниз.
На вид ему было под шестьдесят, он был худой и жилистый, с узким лицом курильщика и глубоко посаженными глазами. Одет он был в старый свитер и брюки и выглядел беспокойным, дерганым человеком, живущим в основном за счет нервной энергии. Он был явно встревожен тем, что в подвале кто-то есть. Его рот открылся, закрылся и опять открылся.
— Нет, минуточку, черт возьми, — громко сказал он наконец. — Я имею право здесь быть.
— Привет, — сказала Сиренити. Краем глаза она заметила, что конверт с ее фотографиями исчез во внутреннем кармане куртки Калеба. — Мы не хотели испугать вас, извините. Вы член семьи?
— Семьи? — Человек уставился на нее. — Какой семьи?
— Семьи Эмброуза, — мягко объяснила Сиренити. — Извините нас за вторжение. Мы не знали, что у него были близкие родственники. Он никогда ни о ком не упоминал.
— Я не родственник, я друг. — Мужчина запнулся. — Я хочу сказать, я был его другом. Meня зовут Галлахер Файрбрейс. Я фотограф из Сиэтла. Я знаю, то есть знал Эмброуза очень давно. Вчера вечером мне позвонил один знакомый фотограф из Буллингтона и сказал, что слышал, будто произошел несчастный случай. Вот я и приехал узнать, не могу ли быть чем-то полезен.
— Калеб Вентресс, — с легкостью представился Калеб, словно ему было не привыкать, чтобы его заставали прячущимся по чужим подвалам. — А это Сиренити Мейкпис. Она тоже дружила с Эмброузом. Мы зашли немного прибраться.
— Понятно. — Галлахер взглянул на Сиренити верху вниз. — Вы правы. У Эмброуза нет родственников.
— Интересно, кто все это унаследует? — задала вопрос Сиренити.
— Понятия не имею. — Глаза Галлахера прошлись по массе дорогого оборудования, сложенного в подвале — Он был должен мне кучу денег.
— Да? — Калеб внимательно наблюдал за ним.
— По всей вероятности, он у многих поназанимал денег. — Галлахер тяжело вздохнул. — Он был чертовски хорошим фотографом. Жаль только, что не справился с собой в личном плане. Выпивка как раз и сгубила его дело.
— Похоже, выпивка постепенно губила у Эмброуза все, — тихо произнесла Сиренити.
— А под конец убила и его самого. — Галлахер стал медленно спускаться. — Удивляться тут, видно, не приходится. Но все-таки это был мой приятель, брат-профессионал, и я вроде как надеялся, что он все-таки бросит пить. Ну, теперь-то поздно об этом рассуждать. Интересно, что будет со всем его оснащением. Знаете, он истратил на него целое состояние. В том числе и кучу моих денег.
— Здесь и в комнате наверху действительно есть несколько по виду довольно ценных вещей, — заметил Калеб.
— Эмброуз не очень-то интересовался людьми, но в фотооборудование был просто влюблен, — сказал Галлахер. — Дурачок несчастный. Он всегда был так уверен, что стоит только купить новый фотоаппарат или осветительный прибор по последнему слову техники, как его дела сразу же придут в порядок.
Сиренити нахмурилась.
— Я до сих пор как-то не очень задумывалась над этим, но Эмброуз, должно быть, действительно потратил кучу денег на оборудование за все эти годы.
— Мне вы можете не говорить. — Галлахер удрученно усмехнулся. — Одному Богу известно, сколько я ему передавал. И кто знает, кого еще он уговорил одолжить ему несколько баксов.
— Наверно, его подруга Джесси давала ему что-то, — сказала Сиренити. — Я знаю, Джулиус давал ему немного денег время от времени. И Монтроуз, и Куинтон. Да и я, если на то пошло.
— Сколько бы кто ни давал ему, ему всегда нужно было еще и еще, — продолжал Галлахер. — Haдо прямо сказать, парень доил кого мог. И все-таки было в Эмброузе что-то такое, что невольно вызывало к нему симпатию, правда?
— Правда, — откликнулась Сиренити. — Это его страсть к работе, я полагаю. На нее люди и реагировали.
— Наверно, так оно и было. — Галлахер помолчал. — У Эмброуза был талант. Но в Сиэтле он прославился тем, что слишком часто являлся на съемки пьяным, и это каждый раз ставило на нем крест. Он перебрался сюда, в Уиттс-Энд, и практически стал недосягаем для всех нас. Но все же, когда я услыхал, что случилось, то решил приехать и проверить, правда ли это.
— А может, и разжиться кое-чем из фотооборудования, которое собрал Эстерли? — предположил Калеб. — По приблизительной прикидке я бы сказал, что, например, объектив «Никон» — вон тот, на последнем в ряду ящике, — стоит где-то тысячу, а то и полторы.
— Э, послушайте, — рассерженно начал Галлахер. — Я же сказал, он был мне должен деньги. Кучу денег. Я имею право получить долг так или иначе.
— Возможно, у окружного шерифа найдется, что сказать по этому поводу, — предположил Калеб. — Если не появятся ближайшие родственники или наследник, чтобы заявить права на эту хижину со всем содержимым, то имуществом покойного распорядятся власти штата.
Галлахер сжал губы в тонкую, недовольную линию.
— Да, наверно, так.
— Можете не сомневаться. — Калеб взял Сиренити под руку и стал решительно взбираться по лестнице. — Думаю, нам всем пора идти. Похоже, здесь особенно прибирать нечего.
Сиренити посмотрела на Галлахера, когда она и Калеб достигли верхней ступеньки.
— Мы, наверно, скоро устроим поминки по Эмброузу. Я могла бы позвонить вам и сообщить время и место.
— Спасибо, но я завтра уезжаю в Портленд на съемку, — сказал Галлахер. — Годовой отчет для крупной фирмы. Буду занят несколько дней.
— Понимаем. Дело прежде всего. — Калеб выключил свет и закрыл дверь в подвал. Потом насмешливо-вежливо наклонил голову.
— После вас.
Галлахер бросил последний, разочарованный взгляд на закрытую дверь подвала и пожал плечами. Потом впереди всех прошел через комнату и вышел на крыльцо.
— Пока. — Спускаясь по ступенькам и направляясь к невзрачному зеленому седану, Галлахер вынул из кармана пачку сигарет.
— Будьте осторожны, — машинально крикнула ему Сиренити.
Галлахер рывком открыл дверцу.
— Проблем вроде бы не должно быть. Туман наконец рассеялся. — Он сел за руль и захлопнул дверцу.
Когда Галлахер включил двигатель и задним ходом тронул с места, на дорожку въехала еще одна машина — не первой молодости «шевроле».
— Для покойника у Эстерли определенно что-то многовато посетителей нынче утром, — пробормотал Калеб.
— Это Джесси Бланшар, — объяснила ему Сиренити. — Эмброузу она была ближе, чем кто-либо друтой.
Джесси, строго и артистически элегантная женщина в возрасте сорока девяти лет, вышла из машины. Она была одета, как всегда, во все черное: свитер, джинсы и высокие сапожки. Поверх этого на ней была черная куртка, а длинные пальцы рук были унизаны серебряными кольцами с бирюзой.
Этот стиль, который Джесси очень давно довела до совершенства и никогда не меняла, подчеркивал ее черные с серебром волосы и экзотические черты лица. Она обернулась и посмотрела вслед зеленой машине. Потом взглянула на Сиренити.
— Кто это был? — спросила Джесси. Голос у нее звучал с хрипотцой.
— Его зовут Галлахер Файрбрейс. Сказал, что был приятелем Эмброуза, — объяснила Сиренити.
— Файрбрейс. — Джесси сдвинула брови. — Кажется, Эмброуз упоминал это имя время от времени. Он ведь из Сиэтла, да?
— Очевидно. — Сиренити сбежала с крыльца и обняла Джесси. Джесси казалась усталой, но спокойной, почти смирившейся с судьбой. — С тобой все в порядке?
— Нормально. — Джесси улыбнулась ей усталой улыбкой. — Какая-то часть меня всегда знала, что все так и кончится. Бедный Эмброуз никак не мог расстаться с бутылкой более или менее надолго, чтобы привести свою жизнь в порядок. Но в последнее время я действительно стала позволять себе думать, что на сей раз это и правда может ему удаться. Он очень старался.
— Мы все надеялись, что ему это удастся, — мягко произнесла Сиренити.
— Да. — Джесси посмотрела на Калеба. — Bы должно быть, новый деловой консультант Сиренити. Вы тот, кто ночевал в коттедже Джулиуса.
Калеб криво усмехнулся.
— Вот что значит маленький городишко, не так ли? Ничто не остается незамеченным. Я Калеб Вентресс.
— Жаль, что Эмброузу не довелось встретиться с вами, — сказала Джесси.
Калеб поймал взгляд Сиренити.
— Я бы и сам не возражал переброситься с ним парой слов.
Сиренити поспешила переменить тему разговора. Сейчас было не время и не место обвинять Эмброуза в шантаже.
— Ты не знаешь, что будет с вещами Эмброуза, Джесси?
Джесси посмотрела на нее с удивлением.
— Он все оставил мне.
— Эстерли оставил завещание? — резко спросил Калеб.
Джесси кивнула.
— В прошлом году он съездил к адвокату в Буллингтон и составил его. У Эмброуза был как раз такой период, когда он убедил себя в том, что его талант так и не будет признан при жизни.
— И он стал надеяться на чуточку посмертной славы, так? — спросил Калеб.
Джесси вздохнула.
— Я собираюсь сделать все, что в моих силах, чтобы привлечь к его работам внимание критиков. Он определенно этого заслуживает. Он действительно был очень талантлив. Просто жаль, что он… ну да ладно. Сейчас поздно говорить об этом, не так ли?
— Эстерли оставил вам все? — спросил Калеб. — И коттедж, и все свое фотооборудование?
— Да. Как только я вывезу вещи Эмброуза, думаю передать дом агенту по недвижимости в Буллингтоне. Пусть сдаст или продаст его. Мне в общем-то все равно. Фотооборудование я, наверно, попробую продать. Может, дам объявление в буллингтонской газете.
— Вам лучше присматривать за оборудованием, пока оно не продано, — серьезно сказал Калеб. — Похоже, что им очень интересуются.
Глаза Джесси слегка округлились.
— Что вы хотите этим сказать?
— Кажется, мистер Файрбрейс думает, что имеет какие-то права на него, потому что, как он говорит, давал Эмброузу деньги в долг все эти годы, — пояснила Сиренити.
Джесси оглянулась через плечо в направлении, где исчез Галлахер.
— Зная Эмброуза, я ничуть не удивлюсь, что он умep, будучи должен деньги многим людям. Если мистер Файрбрейс захочет связаться со мной, то, может быть, мы как-то это уладим.
— Только если он сможет представить доказательства того, что действительно одалживал Эстерли деньги и долг не был возвращен, — решительно заявил Калеб. — Удостоверьтесь, что у Файрбрейса есть подлинные долговые расписки за подписью Эстерли, прежде чем согласитесь передать ему какое-то оборудование.
Джесси слегка улыбнулась.
— Вы определенно бизнесмен, не так ли?
— Это то, чем я занимаюсь.
Джесси пожала плечами.
— Спорный вопрос здесь вряд ли возникнет. Эмброуз был одержим сохранением всего, что касалось его работы. Если он занимал у Файрбрейса деньги на фотоаппаратуру, то можете не сомневаться, что в одном из этих ящиков найдется документальное тому подтверждение.
— Кстати говоря, — сказала Сиренити, — я за шла сюда за негативами тех фотографий, для которых ему позировала в прошлом году весной. Я точно не знала, к кому перейдут все его вещи, вот и подумала, что лучше их взять, пока не явились родственники.
— Ну и правильно. Ты нашла их? — спросила Джесси.
— Нашла.
— Прекрасно. Они, разумеется, твои. Эмброуз всегда говорил, что ты можешь взять их, если захочешь. Я бы никогда не послала их на выставку без твоего разрешения.
— На выставку? — Калеб, казалось, был поражен. — Надеюсь, что нет, черт побери!
Джесси улыбнулась.
— Эти фотографии, безусловно, относятся к лучшим работам Эмброуза. Вы их видели?
— Нет. — Калеб искоса взглянул на Сиренити. — Еще не видел.
— Уговорите Сиренити показать их вам, — настаивала Джесси. — Вы сразу поймете, что я имею в виду. Временами Эмброуз был просто гениален. Эти снимки Сиренити были сделаны в один из таких периодов подъема. Он назвал эту серию «Весна». Думаю, он намеревался также запечатлеть ее в образах Лета, Осени и Зимы, но руки до этого у него так и не дошли.
— За что мы можем ему быть лишь благодарны, — пробормотал себе под нос Калеб.
— Калеб не любитель художественной фотографии, — сказала Сиренити.
— Правда? — Джесси как-то странно взглянула на Калеба.
— Джесси, если нормально будет оставить тебя здесь одну, — быстро заговорила Сиренити, — то мы, пожалуй, пойдем. Мне надо быть в магазине. Дай мне знать, если тебе потребуется помощь в сортировке вещей Эмброуза.
— Ладно. — Джесси наклонила голову и сторону Калеба. — Приятно было с вами познакомиться, Сиренити говорит, вы собираетесь сделать великое дело для нашего маленького городка.
— Это еще будет видно, — холодно заметила Сиренити. — Ты ведь знаешь, что говорят о самых лучших намерениях. — Она сунула руки в карманы куртки и зашагала по дорожке.
— До свидания, Джесси, — вежливо попрощался Калеб. — Уверен, что мы скоро снова увидимся.
— Обязательно. — Джесси стала подниматься по ступенькам крыльца.
Сиренити слышала, как у нее за спиной хрустит гравий — Калеб шел следом за ней к дороге. Она не оглядывалась. Он догнал ее тремя широкими шагами. Сиренити протянула руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44