— Такого кадра лишил, собака!— А где Волосан? — спохватился Бармнн.— Дрыхнет на моем кресле, — сообщил Крутилин.— Оставайся с нами, пусть летит вторым пилотом, — предложил Бармин. — За тебя вполне сработает!— Моторы, Николай Кузьмич, — напомнил Самохин.— Все, братва, летим! — Белов знаком успокоил бортмеханика — Ну, Серега, ну, бюрократ! Далай обнимемся, что ли? Снимай, Ваня, всетаки тоже кадр не из последних!— Ради кадра? — с притворным негодованием спросил Семенов. — А вот и Волосан, с ним и обнимайся.Летчики помогли подтащить волокушу к дому, стали прощаться.— С завтрашнего дня, Сергей, начинаем рейсы двумя бортами, — пообещал Белов. — Так оставить тебе на денек охотника за пингвинами?— Конечно, веселее открывать зимовку.— С одним условием: без меня флаг не поднимать! Нету еще такого кадра в моей коллекции, понял?— Попутною ветра, Коля!— Лучше никакого. Ну, до связи!— До связи, дружище! «Беда, Николаич…» Нигде в другом обитаемом месте Земли нет такого обилия света, как на Востоке в полярный день.Удивительная вещь! Солнце почти что в зените, оно заливает купол таким нестерпимым светом, что без темных очков и шагу не сделаешь; прозрачнейший воздух весь пронизан пляшущими лучами, и эта ясно видимая веселая пляска создает столь убедительную иллюзию тепла, что так и хочется раздеться, позагорать. Только не верь этому ощущению, оно сплошной обман. Слишком белый, самый девственный на Земле снег, возгордившись своей несравненной чистотой, отказывается принимать губительное тепло — солнечные лучи отражаются от поверхности и отлетают прочь, как стрелы, пущенные в стальную стену.Так уже было миллионы раз, каждый год полярным летом солнце штурмует ледяной купол мощными потоками радиации, а тот, укутанный в защитную белую одежду, успешно отбивается от этих атак. В Центральной Антарктиде солнце с его испепеляющим жаром унижено и оскорблено: в титанической борьбе лед побеждает пламень.И только когда на купол пришли люди, на первозданной белизне появились чужеродные темные пятна, не умеющие отражать солнечные лучи. Нащупав слабинку, солнце устремилось туда, оно очистило от снега крыши домиков, прогрело поверхность стен, но большего сделать не сумело — неистребимые волны холода с поверхности купола поглотили и это тепло, не дали ему проникнуть сколько-нибудь глубоко.Вот и получилось, что солнце для Центральной Антарктиды было и осталось огромной и яркой лампой дневною света, холодной, как свет далеких галактик.— Вперед, реаниматоры! — Бармин распахнул дверь.— Че-го? — с угрозой спросил Филатов.— Медицинский термин, детка. Будешь оживлять станцию.— Его самого оживлять пора, — съязвил Дугин, входя в дом. — Милости прошу к домашнему очагу!— Раздевайтесь, дорогие гости! — проворковал Бармин. — Пол у нас паркетный, наденьте, пожалуйста, тапочки!— Минус сорок шесть, — сообщил Гаранин, смахнув иней с термометра. — Парадокс! В дома на два градуса холоднее, чем на улице— Холодильная камера, — ощупывая лучом фонарика стены холла, покрытые слоем игольчатого инея, сказав Дугин — Погреб!— Николаич, вот это сюрприз! — послышался из кают-компании голос Бармина.Видимо, люк в потолке был закрыт неплотно, и в кают-компанию навалило снега, на столе возвышалась снежная пирамида, верхушкой своей уходившая в люк.— Ничего страшного, — успокоив друзей Семенов. — Даже к лучшему, не надо будет заготавливать снег на улице, отсюда возьмем и на питьевую воду и на систему охлаждения для дизелей.— Эй, новички! — воззвал Бармин. — Это к тебе, Веня, относится, и к тебе, Волосан. Смотрите и запоминайте. Первая дверь направо — кабинет начальника, ничего хорошего вас там нс ждет и ждать не будет. Зато вторая дверь — ого! Снимите с благоговением шапки — это камбуз!«Здравствуй, домишко, родной, — с волнением подумал Семенов. Прошел из кают компании в радиорубку, отскоблил снег с окна — Померзнул ты, братишка, за год. Ничего, скоро мы тебя отогреем, перышки твои почистим, и снова ты станешь нашим теплым жильем».Вошел Гаранин.— Мои игрушки в порядке, — поведал он, — хоть сейчас давай погоду. А рация?— Застыла, зуб на зуб не попадает, ответив Семенов. — Будем греть в спальных мешках, отдельными блоками.— Не припомню, чтобы мы с тобой хотя бы на несколько часов оказались без связи.— Да, неприятное ощущение, — согласился Семенов. — К вечеру, Андрей, Восток подаст голос!— Дома радио всегда выключаю, а сейчас даже утреннюю гимнастику с удовольствием бы послушал.— Могу устроить, приемник-то я взял с собой.— Погоди, ребята в медпункте сервировали стол. Пошли перекусим.— Аппетита нет.— У меня тоже. Хоть чайку попьем.— Чаек — другое дело!В крохотном, метра на три, медпункте было тепло: Филатов зажег паяльную лампу, и она быстро согрела воздух. Со стены людям ласково улыбалась длинноногая девушка в бикини. Она только что вышла из моря, и крупные капли скатывались с ее загорелого тела.— Твое здоровье, крошка! — Филатов прихлебнул чай. — Побереги улыбку, через год увидимся.Отвинтив крышку двухлитрового термоса, Бармин налил крепкого чая Семенову и Гаранину. Из другого термоса Дугин доставал переложенные хлебом котлеты.— Фирменное блюдо ресторана «Собачий холод»! — похвалил Бармин, энергично работая челюстями. — Ешь, Волосан, за все заплачено. И не смотри на меня скорбными глазами, гипоксированный ты элемент?— Какой элемент? — спросил Филатов.— Что у тебя было в школе по химии? — поинтересовался Гаранин.— Тройка с курицей, — ответил за Филатова Бармин и пояснил:— Веня долго кудахтал, пока не выпросил у учителя тройку. Оксиген, детка, это кислород. Его-то Волосану и не хватает, оттого он и молчаливый, слова из него не вытянешь. И ты, Веня, гипоксированный. Хочешь, скажу, как я это узнал?— Ну?— Ты тоже перестал лаять.— Это ты зря, док, — вступился за товарища Дугин — Часа не прошло, как он меня в самолете облаял, Волосан подтвердит.Услышав свою кличку, Волосан, который без видимой охоты жевал котлету, встрепенулся было, но в игру не вступил.— Эх, Волосан, Волосан! — с сочувствием проговорил Бармин. — Где твой гордо поднятый хвост?! Ты ведь теперь восточник, первый пес на Востоке, понял? Автографы будешь раздавать!— Погаси ламлу, Веня, — сказал Гаранин. — Угорим.— Да, таким теплом баловаться не стоит, — поддержал Семенов. — Сгорание здесь плохое, от газа одуреем… А Волосана давайтека сунем в спальный мешок, пусть вздремнет, пока мы наводим порядок. Так, ребятки. Вы втроем пойдете к дизелям, а мы с Андреем Иванычем займемся рацией. Сколько времени тебе понадобится, Женя?— Сначала отогреем дизеля, это раз, — начал Дугин. — Подготовим емкости для охлаждения — два, подключим аккумуляторы для стартерного запуска — три… Ну, часа два, два с половиной.— Не забыл восточное хозяйство,? — улыбнулся Семенов.— С закрытыми глазами, Николаич!— Тогда командуй, тебе и карты в руки.Дугин встал.— Пошли, братва.— Док, — обратился к Бармину Филатов. — Тут по твоей медицинской части… поможешь?— Что?— Лампы и аккумуляторы нужно перетащить в дизельную, полы подмести.— Это мы запросто, это мы в ординатуре проходили. — Бармин важно кивнул. — Веник вульгарис!Радиостанция — приемник и передатчик — была смонтирована в двух металлических шкафах-стойках и состояла из нескольких блоков. Эти блоки в несколько десятков килограммов каждый предстояло вытащить и уложить в спальные мешки.— Весь смысл в том, чтобы отходили они постепенно, — сказал Семенов — Без большого перепада температур.Работали медленно, подолгу отдыхая.— В дизельной сейчас тепло, — позавидовал Гаранин. — Авиационная подогревальная лампа, небось, в несколько минут всю стужу оттуда вытеснила.— Я Сашу предупредил, чтобы не забывал проветривать, — отозвался Сеченов. — Так что вряд ли у них намного теплее, чем у нас. Деликатнее, дружок, блок питания!Уложили, закучали в спальный мешок, снова уселись отдыхать. Помолчали, налаживая дыхание.— Вот и согрелись немножко, — улыбнулся Семенов. — Амундсен сказал, что единственное, к чему нельзя привыкнуть, это холод. И согревался работой.— К Южному полюсу он добирался на собаках, — напомнил Гаранин, и подъем на купол происходил постепенно. В этом все дело — постепенно! Поэтому Амундсен и его товарищи не очень страдали от кислородного голодания.— Как наши ребята в санно-гусеничном походе, — кивнул Семенов.— В первые дни на Востоке у меня всегда возникает комплекс неполноценности. Я кажусь себе старым и дряхлым…— Но потом, — подхватил Семенов, — ты видишь, что юный Филатов — такой же гипоксированный элемент, и тебе становится легче. Так, что ли?Гаранин засмеялся.— Не по-христиански, но именно так.— Я тоже самому себе противен, — признался Семенов. — Ну, сколько этот блок весит, килограммов сорок? А руки до сих пор дрожат.— Похныкали друг другу в жилетку, и вроде полегчало. — Гаранин встал. — Ну, давай.За полчаса работы сняли и запаковали в мешки четыре блока передатчика.— Остается «Русалка». — Семенов с нежностью погладил приемник. — Потерпи, подружка, скоро тоже погреешься.— Твой-то приемник где? — спохватился Гаранин. — Послушаем, как в Мирном люди живут, — в порядке культурною отдыха?Семенов принес из холла чемодан, достал небольшой приемник на батарейном питании и настроился на Мирный. Пошла морзянка— С Беловым работают. — Семенов прислушался и предупредительно поднял руку — Тише…Он замолчал и прильнул к приемнику.— В Мирном начинается пурга. Видимость резко ухудшилась…— Ну? — Гаранин придвинулся.— На Молодежной второй детть метет, видимость ноль, — не отрываясь от приемника, расшифровывал морзянку Семенов. — Белова может принять австралийская станция Моусон… Это запасной вариант… Белов решил пробиваться в Мирный…— Идут, выключай, — сказал Гаранин. Ребятам пока рассказывать на стоит.Семенов выключил приемник. Из кают-компании послышались голоса.— На место, «Русалочка». — Семенов с натугой вытащил блок рабочих каскадов.В радиорубку быстро вошли Бармин и Дугин. Они тяжело дышали. Дугин сдвинул подшлемник на подбородок, снял рукавицы, сгреб со стола иней и протер сухие губы.— Что случилось? — спросил Семенов, сдерживая неожиданно возникшее чувство тревоги.— Беда, Николаич, — выдохнул Дугин.— Филатов? — Семенов похолодел. — Где он?— В порядке Веня, — успокоил Бармин. — Дизеля…— Что дизеля?— Разморожены. — Голос Дугина дрогнул — Беда, Николаич…— Фу ты, напугал. — Семенов улыбнулся, быстро взглянул на Гаранина. — Пошли, Андрей. В ловушке Дугин сказал правду: оба дизеля вышли из строя.Это была катастрофа — без дизелей на Востоке делать нечего. Дизель-генератор дает электроэнергию и тепло, в которых Восток нуждается больше, чем любое другое жилье на свете. Без электричества безмолвна рация, гаснут экраны локаторов, бесполезной рухлядью становится научное оборудование. Ну, а без тепла на Востоке можно продержаться недолго: в полярную ночь — не больше часа, в полярный день — несколько суток. А потом лютый холод скует, свалит, убьет все живое.Нет дизелей — прощай, Восток!Все эти мысли мелькали в голове Семенова, когда он осматривал следы катастрофы. Две тоненькие, еле заметные трещины, а превратили оба дизеля в груду никому не нужного металлического лома. На первом треснула головка блока цилиндров, на втором — корпус.Оба в утиль!Не слили воду из системы охлаждения? Кто консервировал дизели в прошлом году? Лихачев был механиком!.. Нет, быть такого не может, чтобы Степан Лихачев не слил воду. Наверняка дело в другом: просто образовалась воздушная пробка, и часть воды не вышла из системы… Да еще конденсат… вот и получилось скопление влаги… Да, наверное, так, только так. А зимой, когда морозы перевалили за восемьдесят, эта беспризорная, обманом оставшаяся вода и разорвала стальные тела дизелей.Все. Нет дизелей — прощай, Восток!Семенов крепко сжал челюсти, чтобы не застонать. «Ты мне станцию оживи, чтобы задышала и запела…)— напутствовал Свешников. Оживил! Веруню обидел, Андрея, ребят сорвал, потащил на край света — для чего? Два самолета, двадцать человек летчиков и механиков „Обь“ доставила за пятнадцать тысяч километров — зачем?Доложить о том, что из-за двух никчемных трещин наука еще на год останется без Востока!— Садись, братва, закуривай, — услышал Семенов голос Филатова. — Отзимовали.В этих словах были насмешка и вызов. Что ж, справедливое, хотя и жестокое обвинение. Банкрот остается банкротом, вне зависимости от причин, которые привели его к разорению. Победителя не судят, проигравшего презирают— таков суровый закон жизни. О том, что дизели разморожены, он, Семенов, знать не мог. Но в том, что станция Восток не оживет, виновен будет он и больше никто. И по большому счету это правильно.Семенов обернулся. Люди молчали, лишь Гаранин взглядом споим говорил, умолял: «Думай, Сергей, думай. Я, к сожалению, в этих игрушках не понимаю, думай за нас обоих!»— Что предлагаешь, Женя? — спросил Семенов.— Не знаю, Сергей Николаич.— Ты, Филатов?— Вызывать обратно самолет и лететь в Мирный за новыми дизелями! — выпалил Филатов.Семенов снова склонился к дизелям. Вспомнил забавную присказку Георгия Степаныча: «Не тушуйтесь, ребятки, у меня есть сорок тысяч американских способов выхода из любого положения!» И находил! Но перед этими жалкими трещинками и сам Степаныч спасовал бы. Ничем их не заклеишь, но замажешь, даже сваркабудь у них сварочный аппарат — здесь бесполезна.Подошел Гаранин.— Влипли, Андрюха…— тихо проговорил Семенов.— Не впервой мы в таких переделках, Сережа.— В такой — впервой…— А шурф? — улыбнулся Гаранин — Ищи лопату, Сережа, ищи лопату!— Нет ее здесь, Андрей, и не может быть.— Найдешь! Ищи и найдешь!— Спасибо.И память возвратила его в первую зимовку…После двухнедельного аврала люди так вымотались, что Семенов разрешил отдыхать днем не один час, а два. До конца зимовки оставалось еще около трех месяцев, и Семенов по опыту знал, что в этот период к людям нужно относиться особенно бережно, так как физическая и нервная усталость достигла уже такого предела, за которым от малейшей искры возможен взрыв, как в шахте, когда накапливается рудничный газ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16