кухонный смеситель с гибким изливом 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Я вспомнил, как Аймиш цеплялся за мои волосы, как кружил по комнате, словно маленький вертолет… Ему нравилось, когда я почесывал его под подбородком. Хотя у птиц вроде нет подбородка…
– Джон! Ты опять?
– Извини. Просто Аймиш был особенный…
– Будет, – поправил он.
– Как?
– Ну да, ты же не знаешь. Аймиш из будущего.
– ?…
– Генная инженерия. Его сознание искусственно модифицировано. Сол спас его во время одного из своих скачков.
– Спас?
– Таких птиц использовали в качестве детекторов лжи во время шинского кризиса 2330 года.
– ?…
– Там были проблемы с пришельцами, которые умели телепатически лгать, – объяснил мой двойник. – Не волнуйся, все обошлось.
Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы подобрать хотя бы несколько осмысленных слов.
– От чего Сол спас его?
– От других птиц. Побочный эффект вмешательства в природу. Птицы убивают своих собратьев, если те чем-нибудь отличаются. Считают их своего рода предателями. Аймиша случайно выпустили на улицу, па него налетела стая, и Солу пришлось вмешаться.
– Аймиш был чем-то похож на самого Сола, – сказал я. – Нервный. С характером птичка.
Двойник странно взглянул на меня.
– Да, пожалуй.
– Меня всегда удивляло, как он умел передавать настроение без всяких слов.
– Ну, во-первых, с помощью запахов. Л потом, эти птицы и думают по-другому… – Он печально вздохнул. – Ладно, не будем больше о нем. Тебе ведь тоже придется кое-кого убить. Прямо сейчас.
Я не сразу осознал смысл его слов.
– Ты хочешь, чтобы я убил Лору? А как же… Ты же любишь ее!
– Нет, не Лору. Это трудно объяснить, Джон. – Он накрутил на палец прядь волос. – Тебе недостаточно будет простить себя. Речь идет не об абстрактных проблемах психиатрии. Ты должен убить самого перфекциониста.
– Самого себя?
– Нет. – Мой двойник скрестил руки на груди и посмотрел мне в глаза. – Ведь это не ты, а я оказался настолько самоуверенным, что согласился спать с пациенткой.
– Погоди! Я тоже спал с ней! – Нет.
– Спал!
Он покачал головой.
– Поверь мне, Джон. Именно я в тот вечер лег с Лорой в постель в доме священника. Ты остался в гостиной и уснул в кресле.
– Не помню такого!
– Ну конечно, не помнишь, ты же спал.
– Но мы с ней провели целый месяц вместе!
– Правда? – улыбнулся он. – И что же вы делали?
– Ну… мы… э-э… – Воспоминания были какими-то смутными. Мы ходили по магазинам, гуляли, разговаривали… А любовь? Как я ни силился, ничего такого вспомнить не мог. Смог лишь много позже, но это были уже его воспоминания, а не мои. – Не могу точно сказать, – признался я.
– Не можешь, потому что ничего и не было, – усмехнулся он. – Я спал с Лорой в твоем возможном прошлом. И я же оказался настолько глуп, чтобы последовать за ней в тот вечер у мыса Пили, хотя даже не умел плавать. А ты не пошел, так ведь?
– Так, – кивнул я, с удивлением вспомнив, как стоял на берегу.
– Романтик не ты, а я, Джон, – продолжал мой двойник. – Надеялся вернуть Лору с помощью своей любви… С детских лет старался вести себя правильно, чтобы оправдать извращенную любовь психически больной женщины. Стал пацифистом, наивно полагая, что в нашем мире можно выжить, не защищая себя. Эпизод с полковником в «Хилтоне» – самый смелый поступок за всю мою жизнь. Не будь там тебя, не решился бы и на это. Но тебе предстоит самое трудное. – Он протянул руку и «дотронулся» до меня. – Помоги мне, Джон, сам я не справлюсь. Ты сделаешь то, чего я никогда не смогу. Ты будешь сильным и безжалостным, как волк, который отгрызает ногу, чтобы выбраться из капкана. Капкан – это я, Джон. Я часть тебя, я следствие всех неправильных решений, которые ты принимал, сознательно или бессознательно. Часть, которая должна умереть.
– Убить тебя? Двойник кивнул.
– Пожалуйста. Другого выхода нет. Помнишь, что сказала Великая Мать? Проглотить того, кем ты мог бы стать. Это я.
– Проглотить? Съесть? – поежился я. Он рассмеялся.
– Они просто так говорят. Холоки умирают, когда их съедают. В буквальном смысле. Ты же знаешь: у них не бывает метафор. Ничто ни с чем не сравнивается, оно просто есть или его нет. За последний месяц я чуть с ума от них не сошел! Ритуалы, повторения, контроль… Будь оно все проклято! У холоков нет интуиции, нет вдохновения, одна лишь бинарная логика. Они не способны создать ничего принципиально нового, могут лишь копировать и совершенствовать. Все их машины – не более чем остатки арсеналов последней войны. Знаешь, что такое «комната снов»? – Он обвел жестом стены и потолок. – Укрупненная модель машины быстрого сна, которую придумал Сол! Цивилизация холоков – это просто какое-то множество Мандельброта, бесконечное повторение одних и тех же форм… Сначала здесь кажется красиво, приятно, а потом… – Он в сердцах сплюнул. – Представь, что какое-нибудь сетевое заведение монополизировало весь мир. Мак-Реальность! – Я улыбнулся. – Они похожи на акул. Абсолютно совершенные существа, которые не меняются миллионы лет к не изменятся уже никогда. Холоки не творцы, они хамелеоны. Неудивительно, что им понадобились мы и наши сны. Иначе им просто не о чем было бы думать.
– Не знаю, мне они показались довольно сообразительными, – заметил я.
– Не-а, у них просто больше всего накоплено в библиотеках, – покачал головой двойник. – Поверь, Лора в сто раз умнее, чем все остальные вместе взятые!
– Правда?
– А как ты думал? Вспомни, кто ее папочка!
Я скривился, вспомнив о «сделке века». Сол и Сьюки – бр-р…
Двойник умоляюще взглянул на меня.
– Убей меня, Джон. Пожалуйста.
– Каким образом?
– Проснись, больше ничего.
– Какой смысл? Ты не спишь.
– Зато ты спишь. Для людей все работает иначе, чем для холоков. Наша связь сильнее, чем материнская пуповина. Разрежь ее, и младенцу конец. Проснись, и все исчезнет: я. Лора, холоки. Мы станем всего лишь возможным прошлым, у которого не оказалось будущего.
Полный абсурд, подумал я. Впрочем, во сне еще и не то бывает.
– Ты хочешь убить Лору?
– Я хочу спасти Землю от страшной участи, которой она не заслуживает. А здешней несчастной расе лучше было бы никогда не появляться на свет.
– А как же ребенок?
– Не волнуйся, – заговорщически улыбнулся он, – всегда есть дверь номер три… Ты знаешь, ведь то, что Лора говорила о людях, правда. Я слышал все это много раз. Но кое о чем она не упомянула.
– Например?
– Смех, стихи, музыка, секс, цирк, рок-н-ролл… хот-доги, наконец! Холоки знают о людях все… кроме того, что как раз и делает жизнь стоящей штукой!
– Терпеть не могу хот-доги, – сказал я. Он не обратил внимания и продолжал:
– Вспомни, что ты чувствовал, когда слушал Лору. Наверняка думал: «Да, но… Все верно, но…» Все равно что описывать Нью-Йорк и забыть про статую Свободы. Понимаешь?
– Не совсем, – признался я.
– Ладно, – нахмурился он. – В общем, они мне напоминают дочь Хогана – ну… ту, у которой проблемы с обучением…
– Дженис?
Надо же, он любит хот-доги, а я помню имена. Двойник кивнул.
– Вот так и холоки: слышат слова, различают символы, а сопоставить не могут. Это их слабое место. Они слишком практичны для чудес.
– Боже мой! – воскликнул я. – Так ты верующий?
– Нет, – рассмеялся он. – Я-то как раз скептик, мне нужно все доказывать. Верующий – ты.
– Это сон, – убежденно сказал я.
– И сон, и явь. – Двойник улыбнулся. – Не переживай, я же тебе сказал тогда, в Чикаго, что все получится.
Я не знал, что ответить. Он снова обнял меня.
– Сделай это, Джон. Избавь Лору от ее страшного детства, а своего сына – от не менее страшной жизни. Сола – от вечного чувства вины. Планету – от Третьей мировой. Спаси пас всех. Проснись, чтобы я стал лишь коллекцией смутных воспоминаний о том, чего никогда не было. Если ты меня любишь…
Насчет любви, честно скажу, не знаю. Но он накручивал волосы на палец совсем как я… Хороший парень. Мне его будет не хватать.
34
Это был один из тех снов, в которые вплетаются звуки из реальности. Маятник старинных напольных часов величественно раскачивался, но вместо гулкого боя слышались мелодичные птичьи трели. Такое несоответствие меня раздражало, и наконец, потеряв терпение, я повернулся к зеркалу и спросил свое отражение:
– Неужели никто не починит эти проклятые часы? Двойник в зеркале махнул мне рукой, задрожал, пошел волнами и растворился в воздухе, как мираж над горячими песками. Я снова оглянулся на часы и услышал, как знакомый голос произносит «Славься, Господь…». В мои закрытые веки ударил солнечный свет, и я очнулся. Сол в своем любимом стеганом халате сидел рядом со мной на кровати в номере отеля «Лоуиз».
– Вот и ты, док, – расплылся в улыбке старик. – Прости, что не уберег твое ухо. – Правое ухо и в самом деле саднило, как будто его кто-то ущипнул. – Я уж думал, ты не вернешься.
В тот момент я не ощутил радости, что снова вижу его, и даже не был рад, что остался жив. Мне хотелось обратно в сон. И зачем только он меня разбудил? В душе разверзлась странная гнетущая пустота, и одновременно что-то не давало покоя. Что-то я забыл, что-то осталось несделанным, но что?
Сол похлопал меня по плечу.
– Знаю, знаю… Пройдет.
Я закашлялся. В легких почему-то оказалось полно мокроты.
– Что пройдет?
– Да вот это, – хмыкнул он. – Я первое время, как вернулся, был как выпотрошенный. Вроде кессонной болезни: твоя психика как бы еще пока под водой. Не переживай, через полчасика будешь как новенький.
К горлу подступила тошнота. Мне хотелось плакать.
– Грустно… – пробормотал я. – Почему мне так грустно?
– Как будто потерял лучшего друга, – кивнул Сол. – Знаю, у меня то же самое было. Казалось, еще немного, не выдержу и вышибу себе мозги. Потому и сижу с тобой. Все пройдет, поверь.
Я тихонько всхлипнул. Сол, вздыхая, гладил меня по голове и говорил, говорил, но ничего не помогало. Мое тело словно оплакивало какую-то невосполнимую потерю, о которой я не знал. Сол принес мне стакан воды и продолжал говорить:
– Пустота. Они вдыхают ее как воздух, но сами не понимают, чего лишены. Ноты-то ведь понимаешь? – Я кивнул. – Это проклятие холоков. Они наркоманы, у которых кончается запас. Им пришлось выбирать между верной гибелью и потерей того, без чего их жизнь невыносима. – Он потрогал мой лоб. – Температуры нет. Это хорошо. – Он снова похлопал меня по плечу. – Я позвонил Хогану, он прилетит завтра.
Хоган… Хорошо, что он будет рядом.
– Что у нас завтра? – спросил я.
– Отличный вопрос, – рассмеялся Сол.
Волна тошноты снова накатила и отступила. Я зябко повел плечами.
– Боже мой, как же мне паршиво… А где Ванда?
– Ванда? – нахмурился Сол.
– Ну… медсестра, ассистентка, – пояснил я.
– Ах, Ванда… – Он, казалось, погрузился в какие-то давние воспоминания. – Разве я тебе о ней говорил?
– Сол! – рассмеялся я. – Прекрати паясничать. Она была здесь и помогала нам с машиной.
– Черт побери! – пробормотал он, почесав в затылке. – Что?
Сол задумчиво посмотрел в окно.
– Ванда – это женщина, на которой я когда-то чуть было не женился. Много лет назад.
– Говорю тебе, она была в этой комнате!
– Может быть. В возможном прошлом.
Я с трудом подавил подступившую тошноту. Сол вздохнул.
– Она погибла в моей лаборатории от удара током. Несчастный случай. Участвовала в опыте… я использовал ее. Я был тогда… очень самонадеян.
Он громко высморкался и отвернулся.
Значит, моя интуиция не лгала мне: Ванда была расходным материалом. Возможное прошлое… Что же это за штука такая – время? Или Бог просто решил пошутить? Может быть, мы этого никогда не поймем. Сол говорил, что изменения идут в обе стороны, как от камня, брошенного в воду. Стало быть, так.
– Мне ее будет не хватать, – сказал я.
– Мне тоже.
Сол вынул из пачки сигарету и постучал ею по краю стола. Внезапно на его плечо вспорхнула красная птичка и осторожно глянула в мою сторону, прячась за ухом. Вид у нее был виноватый.
– Аймиш! – воскликнул я. – А ты откуда взялся? Кардинал перелетел мне на голову и довольно чирикнул.
– Оставь человека в покое! – прикрикнул на него Сол.
– Ничего, пускай, – вступился я, почесывая птицу под клювом.
– Он что-то сильно разнервничался, когда ты долго не возвращался, вот и клюнул тебя в ухо. Убить его мало!
– Да ладно, – отмахнулся я. – Он хороший, правда, Аймиш?
Кардинал глянул на меня с явным недовольством. Впоследствии я узнал, что он терпеть не может снисходительного обращения.
Я вдруг расхохотался. Что-то теряешь, что-то находишь. Возможно, те же самые изменения, что уничтожили Ванду, подарили новую жизнь Аймишу! Еще одна тайна.
– Да уж, – протянул я, – странная штука время. Закрыв глаза, я представил себе Лору – такую, какой она была в последнюю нашу встречу. Сильная, светящаяся здоровьем, излучающая жизненную энергию, как бывает иногда у женщин при беременности. Она поддерживала свой круглый живот, словно баскетболист, готовящийся к броску… Должно быть, меня ненадолго сморил сон. Открыв глаза, я увидел Сола у окна. Он вертел в руках свои голубые четки.
– Я сделал это, – тихо проговорил я.
Четки замерли. Сол посмотрел на красную птичку у меня в волосах.
– Ты слышишь, Аймиш? Лора умерла. – Он через силу улыбнулся, глядя на меня. – Эта птица с самого начала ее невзлюбила. Наверное, Аймиш лучше умеет судить о людях.
Некоторое время я наблюдал за ним, потом сказал:
– Ты не сказал мне, что она твоя дочь.
Его лицо осталось непроницаемым, но, вглядевшись пристальней, я заметил в нем нечто такое, что я раньше видел только у матери: какое-то свирепое отчаяние, абсолютную безысходность, которую можно перенести лишь с помощью постоянных молитв и покаяния. Только теперь мне по-настоящему стало понятно, откуда взялась его набожность.
– Сол? – позвал я.
– Я как раз собирался рассказать, – ответил он.
Его плечи вдруг затряслись, он сгорбился и долго молча и горько плакал.
Я не буду описывать дальше нашу беседу с Солом. Ограничусь тем, что он подтвердил все сказанное Лорой и полностью открыл передо мной душу. Начал он с того, что назвал себя «худшим человеком на свете». Выслушав его исповедь, смелую и откровенную, я был вынужден с этим согласиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37


А-П

П-Я