— Пусть будет по-твоему, но я не стал бы называть лужайки возле денверского университета открытыми пространствами. Может ты и прав; Ульхасс скоро вернется, и я отведу вас обоих в ваши комнаты.
— Вы им больше не нужны в качестве переводчика? — спросил Ристин.
— Так они говорят. — Иджер пожал плечами. — Профессор Ферми сегодня меня не пригласил — значит, может справиться собственными силами. Вы оба довольно прилично говорите по-английски.
— Если вы больше не будете переводить, вас заберут? — Ристин показал зубы. — Может быть, нам с Ульхассом забыть английский язык? Тогда вы им снова будете нужны. Мы не хотим с вами расставаться. Вы к нам очень добры, с тех самых пор, как нас поймали. Мы тогда думали, вы станете нас мучить и убьете. Вы показали нам, что мы ошибались.
— Не тревожься обо мне. Со мной все будет в порядке, — ответил Иджер. Год назад он бы не поверил, что существо с диковинными глазами и свистящим акцентом сможет его так тронуть. В последнее время Сэму часто приходилось напоминать себе, что Ристин и Ульхасс прилетели с далеких звезд, чтобы завоевать Землю. — Я и раньше немало времени проводил на скамейке запасных. Это еще не конец света.
— Может быть, — очень серьезно сказал Ристин. — Если люди создадут атомную бомбу, а такое вполне возможно, вы будете использовать ее снова и снова. И от вашей планеты мало что останется.
— Не мы первые взорвали атомную бомбу, — возразил Иджер. — Как насчет Вашингтона и Берлина?
— Ну, мы хотели вас предупредить, — ответил Ристин. — И постарались причинить вам как можно меньше вреда, — он проигнорировал сдавленный стон, вырвавшийся из горла Сэма, — у вас ведь не было такого страшного оружия. Если же мы начнем сбрасывать друг на друга атомные бомбы, планета серьезно пострадает.
— А если мы не применим атомное оружие, скорее всего; Раса нас покорит, — сказал Иджер.
Теперь Ристин издал звук, который напомнил Сэму скрежет сломавшегося пылесоса.
— Как вы называете две вещи, которые не могут быть верными одновременно, однако существуют?
— Парадокс? — предположил Сэм после некоторых размышлений — он далеко не каждый день употреблял столь мудреные слова.
— Хорошо. Парадокс, — повторил Ристин. — Вы можете проиграть войну без этих бомб, однако, существует вероятность того, что вы потерпите поражение из-за них. Парадокс?
— Наверное, да. — Иджер пристально посмотрел на ящера. — Но если ты это понимаешь, почему же вы с Ульхассом так охотно помогаете Металлургической лаборатории?
— Сначала мы не думали, что Большие Уроды смогут сделать бомбу, поэтому не видели никакого вреда в сотрудничестве, — ответил Ристин. Сэм заметил, что ящер волнуется: он уже давно не называл людей прозвищем, придуманным самцами Расы. — Очень скоро мы поняли, что жестоко ошибались. Вы знаете вполне достаточно — и даже больше, а нас использовали для того, чтобы проверить правильность полученных результатов. И тогда мы решили, что хуже от нашей помощи никому не будет.
— Приятно слышать, что нам удалось вас удивить, — заметил Иджер.
Ристин открыл рот и слегка покачал головой: он смеялся над собой.
— Вся ваша планета оказалось одним сплошным неприятным сюрпризом. В тот момент, когда люди начали стрелять в нас из ружей и пушек, мы поняли, что наши сведения о Тосеве-3 неверны.
Кто-то постучал в дверь кабинета, где разговаривали Иджер и Ристин.
— Ульхасс, — сказал Сэм.
Но когда дверь распахнулась, они увидели на пороге Барбару.
— Вы не Ульхасс, — строго сказал Ристин, приоткрыв рот, чтобы показать, что пошутил.
— Знаешь, что я тебе скажу? — заявил Сэм. — Лично меня это очень даже устраивает. Привет, милая. — Он обнял жену и поцеловал. — Я не ожидал, что тебя так рано отпустят с работы.
— У тех, кто специализируется на английском, есть одно достоинство: мы умеем печатать, — заявила Барбара. — Пока у нас не кончатся ленты для машинок, у меня всегда будет работа. Или пока не родится ребенок — уж не знаю, что случится раньше. Тогда им придется дать мне на пару дней отпуск.
— Пусть только попробуют не дать, — заявил Иджер и кашлянул, подчеркивая серьезность сказанного. Затем он повернулся к Ристину: — Видишь, каким я стал из-за того, что связался с вами.
— И это цивилизованное обращение! — прошипел в ответ Ристин и опять по-своему рассмеялся.
У него классно получилось. Но Сэм не стал с ним пикироваться — он вновь заговорил с Барбарой:
— Почему тебя так рано отпустили?
— Я немножко позеленела, — ответила она. — Уж не знаю, почему это называется «утреннее недомогание». Мерзкие ощущения возникают у меня в любое время дня и ночи.
— Сейчас ты выглядишь вполне прилично, — заметил Сэм.
— Я избавилась от того, что меня мучило, — уныло ответила Барбара. — Хорошо еще, что работает водопровод. Иначе пришлось бы устроить большую уборку.
— Тебе положено есть за двоих, а не отдавать обратно то, что съела одна, — проворчал Сэм.
— Если ты знаешь секрет, позволяющий сохранить в желудке пищу, я бы хотела, чтобы ты им со мной поделился. — В голосе Барбары появилось раздражение. — Говорят, что через некоторое время все пройдет. Надеюсь, они знают.
В дверь снова постучали.
— Добрый день, капрал, — сказал молодой парень, одетый в комбинезон из саржи. На боку у него висел пистолет. — Я привел вашего любимого ящера.
Ульхасс вошел в кабинет и обменялся свистящими приветствиями с Ристином. Парень, который, несмотря на пистолет, больше походил на старшеклассника, чем на солдата, кивнул Иджеру, бросил быстрый взгляд на Барбару, решил, что она слишком стара для него, еще раз кивнул и ушел.
— Я вовсе не любимый ящер, а самец Расы, — с видом оскорбленного достоинства заявил Ульхасс.
— Я знаю, дружище, — утешил его Иджер. — Разве ты не заметил, что люди далеко не всегда имеют в виду то, что говорят?
— Да, заметил, — сказал Ульхасс. — Но я пленник и не стану вам говорить, что думаю по этому поводу.
— А я и так все понял, — ответил Иджер. — Впрочем, ты вел себя чрезвычайно вежливо. Ну, пошли ребята, я отведу вас домой.
Домом ящерам служил офис, превращенный в квартиру.
«Может быть, тюремная камера более подходящее слово», — подумал Иджер: во всяком случае, ему еще никогда не приходилось видеть квартир с массивными железными решетками на окнах и вооруженной охраной у двери.
Однако Ристину и Ульхассу она нравилась. Никто заключенных здесь не беспокоил, а паровая батарея обеспечивала их теплом, в котором они так нуждались.
Когда их благополучно заперли, Иджер и Барбара пошли немного прогуляться. В отличие от Ристина, Барбара на холод не жаловалась.
— Жаль, нет сигарет, — вздохнула она. — Может быть, они помогли бы мне удерживать в желудке то, что я ем.
— От сигарет тебе стало бы только хуже. — Сэм обнял Барбару за талию, которая все еще оставалась удивительно изящной. — Раз уж ты освободилась сегодня пораньше, не хочешь зайти домой и… — Он замолчал, одновременно прижимая Барбару к себе.
Она устало улыбнулась.
— Я бы с удовольствием пошла домой, прилегла и немного вздремнула. Я постоянно чувствую усталость, а желудок опять чем-то недоволен. Ты не возражаешь? — В ее голосе послышалось беспокойство.
— Все в порядке, — ответил Иджер. — Пятнадцать лет назад я бы страшно распалился и обиделся, но теперь я уже взрослый. Могу подождать до завтра.
«Мой член перестал принимать за меня решения», — подумал Иджер, но говорить этого жене не собирался.
Барбара положила руку ему на плечо.
— Спасибо, милый.
— Первый раз в жизни мне сказали спасибо за то, что я постарел, — заявил он.
Барбара скорчила ему рожу.
— Нельзя усидеть на двух стульях. Ты взрослый и говоришь, что все в порядке, поскольку все и в самом деле в порядке? Или ты стареешь и говоришь, что все в порядке, поскольку чувствуешь себя слабым и усталым?
— Ох, — Сэм сделал обиженный вид.
При желании, Барбара могла заставить его бегать за собственным хвостом, как ошалевшего щенка. Он не считал себя глупым (а кто считает?), однако, никогда не изучал логику и не умел фехтовать словами. Обмениваться шпильками с игроками своей команды или соперниками несравнимо проще.
Поднимаясь по ступенькам, Барбара театрально застонала.
— Если так пойдет и дальше, я просто умру, — заявила она. — Может быть, следовало снять квартиру на первом этаже. Впрочем, теперь уже поздно жалеть.
Барбара опустилась на диван и снова застонала, но на сей раз от удовольствия.
— Может быть, тебе будет удобнее на кровати? — спросил Иджер.
— Пожалуй, нет. Здесь я могу задрать ноги. Сэм пожал плечами. Если Барбара счастлива, его тоже все устраивает.
Кто-то постучал в дверь.
— Кто там? — в один голос спросили Сэм и Барбара.
Почему бы вам не убраться восвояси?
Однако в дверь продолжали настойчиво стучать. Иджер вздохнул и пошел открывать, намереваясь побыстрее избавиться от бесцеремонного гостя. Однако оказалось, что их решил навестить Йенс Ларсен. Он взглянул на Сэма, как человек, заметивший в своем салате таракана.
— Я хочу поговорить с моей женой, — заявил Ларсен.
— Сколько раз можно повторять, что она больше не ваша жена, — устало проговорил Иджер, но руки у него сами сжались в кулаки. — Что вы хотите ей сказать?
— Не ваше дело, — ответил Йенс, после чего чуть не началась драка. Но прежде чем Иджер успел нанести первый удар, Ларсен добавил: — Я пришел с ней попрощаться.
— Куда ты отправляешься, Йенс? — Барбара подошла к Сэму так бесшумно, что он ее не услышал.
— В штат Вашингтон, — ответил Ларсен. — Я даже этого не должен тебе говорить, но я хотел, чтобы ты знала — на случай, если я не вернусь.
— Похоже, мне не следует спрашивать, когда ты отправляешься, — сказала Барбара, и Ларсен кивнул. — Удачи тебе, Йенс, — негромко добавила Барбара.
Ларсен густо покраснел.
— Я с тем же успехом мог бы отправиться в пустыню к ящерам — тебе все равно, — заявил он.
— Не думаю, что ты так поступишь, — ответила Барбара, но Ларсен был прав: она нисколько не встревожилась, узнав о его отъезде. Иджер изо всех сил старался не улыбаться. Барбара продолжала: — Я искренне пожелала тебе удачи. Не знаю, чего еще ты от меня хочешь.
— Тебе прекрасно известно, чего именно я от тебя хочу, — сказал Йенс, и Иджер вновь напрягся — если Ларсен хочет подраться, что ж, он свое получит.
— Но этого я не могу тебе дать, — спокойно проговорила Барбара.
Йенс Ларсен бросил мрачный взгляд на нее, а потом на Сэма, словно не мог решить, на кого из них он больше хочет выплеснуть свою злость. С проклятьями на английском и норвежском языках он с громким топотом сбежал вниз по лестнице и с такой силой захлопнул входную дверь, что задребезжали стекла в окнах.
— Как бы я хотела, чтобы все сложилось иначе, — сказала Барбара. — Я хотела бы… впрочем, разве мои желания имеют какое-то значение? Если Йенс на некоторое время уедет, мы получим передышку, а, вернувшись, быть может, он поймет, что ничего изменить нельзя.
— Господи, сделай так, чтобы Йенс Ларсен немного успокоился, — ответил Иджер. — Он не должен тебя мучить. — Иджер и сам жил как на вулкане, но говорить об этом не собирался.
«Барбаре пришлось пережить трудное время — ведь она любила Йенса — пока считала, что он жив», — подумал Сэм. Однако после того как она решила остаться Барбарой Иджер, а не возвращаться к Ларсену, Йенс сделал все, чтобы вызвать к себе ее отвращение.
Барбара вздохнула — на сей раз Иджер не сомневался, что у нее испортилось настроение вовсе не из-за беременности.
— Трудно поверить, что всего год назад мы с Йенсом были счастливы. Мне кажется, он стал совсем другим человеком. Я никогда не видела его таким ожесточившимся — впрочем, раньше у него и поводов не возникало. Наверное, о человеке можно судить только после того, как его покинет удача.
— Пожалуй, ты права. — Сэм не раз видел подтверждение ее слов, играя в бейсбол — кто-то готов рисковать, другие предпочитают ждать, рассчитывая, что им не придется делать серьезных ставок.
— Вот почему люди так много пишут о любви и войне, — задумчиво продолжала Барбара, — именно на войне возникают ситуации, при которых сила духа подвергается самым серьезным испытаниям — в результате, выявляются как лучшие, так и худшие стороны человеческой природы.
— Звучит разумно. — Иджер никогда об этом не задумывался, но считал, что Барбара права.
Он видел войну достаточно близко, чтобы понять, как она ужасна. Читать о войне гораздо интереснее, чем в ней участвовать. Только теперь Сэм понял, почему так получается.
— Ты помогла мне увидеть войну совсем в другом свете, — добавил Сэм.
Барбара посмотрела на него, а потом взяла его руки в свои.
— Ты тоже пролил новый свет на многие вещи, — прошептала она.
До самого вечера Сэму Иджеру казалось, что в нем десять футов росту, и он больше не вспоминал о Йенсе Ларсене.
* * *
— Недосягаемый господин, приветствую вас на нашей замечательной базе,
— сказал Уссмак, обращаясь к новому командиру танка.
«Мой четвертый командир», — подумал Уссмак, — «интересно, сколько их еще будет, пока мы не покорим Тосев-3 — если, конечно, это вообще когда-нибудь произойдет».
Мрачные размышления явились жалким отблеском прежнего духа братства, объединявшего Уссмака с другими самцами экипажа. С самого начала службы в армии им внушали, что самец, оставшийся без команды, достоин жалости.
С тех пор многое изменилось. На глазах у Уссмака погибли два командира танка и стрелок, а еще одного командира и стрелка забрали и увезли за чрезмерное увлечение имбирем. Уссмак смотрел на нового члена своего экипажа и размышлял о том, сколько тот здесь продержится.
Однако новый командир ему понравился. Аккуратный, внимательный, раскраска нанесена тщательно и аккуратно — любители имбиря обычно не утруждали себя такими мелочами (впрочем, тут ничего нельзя сказать наверняка; сам Уссмак всегда следил за своим внешним видом, чтобы его ни в чем не заподозрили — а на то имелись веские основания).
— Водитель Уссмак, я командир танка Неджас; тебя перевели в мой экипаж, — сказал самец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97