Не чай, конечно, но получилось вполне прилично. — Бэгнолл налил себе полный стакан, сделал несколько глотков и сказал: — Если все-таки произойдет чудо, и земля оттает, первым делом нам придется выкопать целые мили противотанковых рвов. Где их расположить, как найти людей на такую работу, а заодно и солдат, которые станут их защищать, когда они будут готовы — эти вопросы остаются открытыми.
— Расскажешь поподробнее? — спросил Эмбри с таким видом, что сразу становилось ясно — он не хочет знать никаких подробностей, но считает своим долгом их выслушать.
Бэгнолл его прекрасно понимал, поскольку и сам разделял его чувства.
— Генерал Чилл хочет, чтобы парни из Вермахта приняли участие в рытье окопов, но не более того. Остальное, как он утверждает, должно лечь на плечи «бесполезного во всех отношениях населения». Типично немецкий такт, верно?
— Я уверен, что его русские коллеги ответили ему достойно, — сказал Эмбри.
— Конечно, — сердито подтвердил Бэгнолл. — В особенности им понравилось предложение, чтобы русские солдаты и партизаны взяли на себя задачу остановить танки ящеров, если они минуют укрепления.
— И не удивительно. Как благородно со стороны храброго немецкого офицера предложить своим советским союзникам совершить самоубийство и покрыть себя славой.
— Если ты будешь так витиевато выражаться, можешь и без языка остаться, — заявил Бэгнолл.
За все время знакомства с Эмбри они постоянно состязались друг с другом в остроумии и искусстве делать едкие двусмысленные замечания. У Бэгнолла складывалось впечатление, что Эмбри удалось получить больше очков.
— А с чего вдруг генерал Чилл стал таким великодушным? — поинтересовался пилот.
— Он утверждает, что немцы с их тяжелым вооружением принесут гораздо больше пользы в резерве, если ящеры все-таки прорвут линию обороны.
— Понятно, — уже другим тоном сказал Эмбри.
— Я так и предполагал, — проговорил Бэгнолл. С точки зрения здравого смысла и военной науки предложение генерала Чилла звучало вполне разумно. Бортинженер добавил: — Немцы отлично умеют придумывать веские причины, по которым следует сделать так, как им выгодно.
— Да, но в данном случае выгода получается какая-то несерьезная, — заметил Эмбри. — Вряд ли русские станут любить Чилла сильнее после того, как он организует их массовое убийство.
— Я почему-то думаю, что бессонница ему по этому поводу не грозит, — улыбнувшись, заявил Бэгнолл. — Главная задача Чилла — сохранить своих людей.
— Однако он хочет удержать Псков, — напомнил ему Эмбри. — Но без помощи русских у него ничего не получится — а им не обойтись без него. Хорошенькая головоломка, правда?
— По-моему, она выглядела бы еще симпатичнее, если бы мы рассматривали ее издалека — скажем, из какой-нибудь пивной в Лондоне — а не находились в самом центре событий.
— Да, в твоих словах есть некоторая доля истины. — Эмбри вздохнул. — Настоящая весна… зеленые листья… цветы… птички… пинта самого лучшего пива… может быть, даже стаканчик виски…
Острая тоска пронзила сердце Бэгнолла. Он боялся, что больше никогда не увидит прекрасную Англию. А что касается виски… пойло, которое русские варят из картошки, может согреть, даже усыпить, если выпить достаточное количество, но вкуса у него нет никакого. Кроме того, он слышал, что если пить нейтральные напитки, утром не чувствуешь никаких неприятных последствий. Бэгнолл покачал головой. Эта теория столько раз рассыпалась в прах, что он давно перестал в нее верить.
— Кстати, о том, что мы застряли в самом центре событий, — нарушил его размышления Эмбри. — Нас больше не собираются переводить в пехоту?
Бэгнолл прекрасно понимал, почему его друг так обеспокоен: им довелось участвовать всего в одной боевой вылазке против сторожевого поста ящеров в лесу, к югу от Пскова, но обоим хватило впечатлений на всю оставшуюся жизнь. К сожалению, их никто не спрашивал.
— Ничего про это не слышал, — сказал он. — Может, они при мне не хотели говорить.
— Опасаются, что мы сбежим? — сказал Эмбри. Бэгнолл кивнул, а пилот продолжал: — Я бы с удовольствием. Только куда мы пойдем?
Хороший вопрос. Идти им обоим было абсолютно некуда — в лесах полно партизан, да и просто бандитов, повсюду немецкие патрули. В такой ситуации перспектива встретиться с ящерами не представлялась такой уж чудовищной — пристрелят, и все.
— А ты веришь в рассказы о каннибалах, живущих в лесах? — спросил он.
— Скажем, я бы предпочел не выяснять это на личном опыте.
— Согласен.
Бэгнолл собрался продолжить свой рассказ, но тут в дверь кто-то постучал. С улицы донесся жалобный голос, говоривший с лондонским акцентом:
— Впустите меня, пожалуйста. Я ужасно замерз.
— Джонс! Наш специалист по радарным установкам! — Бэгнолл распахнул дверь, и в комнату ввалился Джером Джонс. Бэгнолл быстро закрыл за ним дверь и махнул рукой в сторону самовара.
— Угощайся, чай вполне приличный.
— А где прекрасная Татьяна? — спросил Кен Эмбри, когда Джонс налил себе чая.
В его голосе появились ревнивые нотки. Бэгнолл отлично его понимал. Каким-то образом Джонсу удалось заполучить русскую красотку-снайпера, необыкновенно привлекательную и безжалостно жестокую к врагам.
— Думаю, отправилась немного пострелять, — ответил Джонс. Сделав глоток горячей жидкости, он поморщился. — Могло быть и лучше.
— Значит, оставшись в одиночестве, ты снизошел до того, чтобы нанести нам визит, так? — поинтересовался Бэгнолл.
— Черт вас подери, — проворчал Джонс, а потом поспешно прибавил: — сэр.
Джонс занимал здесь, мягко говоря, неопределенное положение. В то время как Бэгнолл и Эмбри были офицерами, Джонс высоким чином похвастаться не мог Но его специальность представляла огромный интерес как для русских, так и для немцев.
— Да, ладно, Джонс, — сказал Кен Эмбри. — Мы же знаем, что в городе с тобой обращаются так, будто ты, по меньшей мере, фельдмаршал. С твоей стороны очень мило, что ты вспомнил о военной субординации в присутствии простых вояк, вроде нас.
Специалист по радарным установкам поморщился. Даже Бэгнолл, привыкший к саркастическим шпилькам своего приятеля, не знал, что в его словах шутка, а что сказано для того, чтобы побольнее уколоть рядового Джонса. Участие в качестве пехотинца в сражении, которое закончилось сокрушительным поражением, могло изменить чей угодно взгляд на жизнь.
Посчитав, что улик против Джонса недостаточно, Бэгнолл проговорил:
— Не обращай на него внимания, Джером. Нам приказали доставить тебя сюда, и мы выполнили задание. Ну, а то, что произошло потом… Да, наш самолет сбили… Ничего. — Последнее слово он произнес по-русски.
— Полезное выражение, верно? — сказал Джонс, стараясь сменить тему разговора. — Невозможно ничего изменить… Что же тут сделаешь… а русские придумали всего одно слово, но как точно оно отражает суть их характера.
— Причем не всегда только в положительном смысле, — заметил Эмбри, демонстрируя, что не держит на Джонса зла. — Русских постоянно кто-нибудь топтал. Цари, комиссары, всякий, кто только хотел… это не могло не отразиться на языке.
— Может быть, нам стоит воспользоваться тем, что Джонс знает русский?
— предложил Бэгнолл и, не дожидаясь ответа Эмбри, спросил: — Какие слухи ходят в городе? Узнал что-нибудь интересное?
— Вы правильно заметили, сэр, что меня зовут Джонс, а не Вестник, Приносящий Дурные Новости, — ухмыльнувшись, ответил Джонс. Впрочем, в следующую секунду он заговорил уже серьезно: — Горожане голодают и упали духом. Они без особой любви относятся к немцам, да и к большевикам тоже. Если бы они поверили в то, что ящеры их накормят, а потом оставят в покое, многие переметнулись бы на сторону врага.
— Если бы я находился в Англии, я бы в такое ни за что не поверил, — сказал Бэгнолл.
Конечно, бомбить немцев, а потом ящеров было делом небезопасным, но Бэгнолл и Эмбри кивнули, прекрасно понимая, что имеет в виду Джонс.
— После того, как евреи объединились с ящерами против нацистов, я считал их самыми гнусными предателями, которых когда-либо знала мировая история — но ровно до тех пор, пока они не начали рассказывать о зверствах фашистов. Если хотя бы десятая часть того, что говорят, правда, Германия покрыла себя таким позором, какой не смоют и тысячи лет правления Гитлера,
— продолжал Бэгнолл.
— А мы с ними союзники, — тяжело вздохнув, напомнил Эмбри.
— Да, Германия наш союзник, — подтвердил Бэгнолл. — И они заключили союз с русскими, как и мы. Однако Сталин, судя по всему, такой же кровавый палач, как и Гитлер. Только ведет себя тише.
— В каком ужасном мире мы живем, — мрачно заметил Эмбри.
На улице, неподалеку, раздался винтовочный выстрел. Потом еще один. Явно из разного оружия — немецкого и русского. Через некоторое время возникла короткая перебранка, а потом все стихло. Бэгнолл напряженно ждал, не начнется ли стрельба снова. Не хватало только войны внутри Пскова — вражды между союзниками, объединившимися для борьбы с общим врагом.
Несколько минут царила тишина, а потом пальба возобновилась, на сей раз более яростная — стрекотал новый немецкий пулемет, который выплевывал пули с такой скоростью и треском, что оружие казалось более страшным, чем было в действительности. В ответ заговорили пулеметы русских. Сквозь грохот выстрелов слышались пронзительные вопли и стоны раненых. Бэгнолл не мог разобрать, на каком языке — русском или немецком.
— Вот проклятье! — вскричал Джером Джонс. Эмбри ухватился за угол комода и потащил его к двери со словами:
— По-моему, пришла пора строить баррикаду, вы со мной не согласны?
Бэгнолл молча пришел на помощь Эмбри, и вместе они придвинул тяжелый деревянный комод к двери. Затем он взял стул и, фыркнув, поставил его сверху. После этого они с Эмбри подтащили к окну, расположенному возле двери, обеденный стол.
— Джонс, у тебя пистолет с собой? — спросил Бэгнолл, а потом сам ответил на свой вопрос: — Да, вижу, с собой. Хорошо.
Он быстро сходил в спальню и принес оттуда маузеры — свой и Эмбри — и все боеприпасы, что у них остались после рейда на сторожевой пост ящеров. • — Надеюсь, нам не придется воспользоваться оружием, но…
— Точно, — согласился с ним Эмбри и посмотрел на Джонса. — Не обижайся, старина, но я бы предпочел, чтобы вместо тебя здесь оказалась Татьяна. С ней у нас было бы больше шансов остаться в живых.
— А я и не обижаюсь, сэр, — ответил Джонс. — Я бы тоже хотел, чтобы она тут оказалась. А уж если бы мне предложили выбирать — я бы с удовольствием вернулся в Дувр, или лучше, в Лондон.
Поскольку Бэгноллу точно такая же мысль пришла в голову всего несколько минут назад, он только кивнул в ответ. Эмбри отправился в спальню и вскоре вернулся с похожими на ведерки для угля металлическими касками.
— Не знаю, возможно, стоит их надеть. Защитят нас от осколков и щепок, правда, русские могут принять нас за фрицев. В данных обстоятельствах вряд ли это принесет пользу нашему здоровью.
Шальная пуля влетела через деревянную стену и, чудом не задев Бэгнолла и Джонса, застряла в оштукатуренной стене рядом с самоваром.
— Я надену каску, — заявил Бэгнолл. — Русские могут поинтересоваться, кто мы такие и на чьей стороне воюем, а вот пули разговаривать не умеют.
В следующее мгновение он услышал выстрел из миномета, взорвался снаряд. Бэгнолл спрятался под стул и навел винтовку на дверь.
— Кажется, ящерам не придется тратить силы на то, чтобы захватить Псков, — сказал он. — Складывается впечатление, что русские и немцы решили добровольно его сдать.
* * * Гусеничный транспортер для перевозки солдат прогрохотал по грязи, разбрызгивая черную жижу в разные стороны, окатил Мордехая Анелевича, который медленно шагал по мягкой земле вдоль дороги. Никто не обратил на него внимания — какой-то вооруженный винтовкой Большой Урод.
Анелевич невесело ухмыльнулся, и тут же лицо у него отвратительно зачесалось. Когда Мойше Русси бежал от ящеров, ему пришлось сбрить бороду — это заняло у него всего несколько минут. Анелевичу, наоборот, пришлось отращивать бороду, что требовало гораздо больше времени и совсем ему не нравилось.
На плече у него висела винтовка, которая тоже доставляла немало хлопот, но он ни за что не расстался бы с ней добровольно. Анелевич дал себе слово, что приспешникам Золраага не удастся взять его живым, а, следовательно, ему требовалось средство, чтобы сдержать свое обещание. Когда он уходил из Варшавы, ему хватило ума надеть немецкие сапоги на размер больше, чем нужно. Ноги у него все равно распухли, но, по крайней мере, он мог легко снять, а потом надеть сапоги.
Он отправил Русси на запад, в Лодзь. А теперь, когда пришла его очередь спасаться бегством, шел на юго-восток — в ту часть Польши, которую в 1939 году захватили русские. Впрочем, меньше чем через два года их выгнали оттуда нацисты. Анелевич снова невесело улыбнулся.
— Рано или поздно, люди, сотрудничавшие с ящерами, окажутся разбросанными по всей стране, — сказал он и махнул рукой, чтобы показать, что имеет в виду.
Резкое движение испугало сороку, которая взлетела с ветки и, сердито треща, умчалась прочь. Анелевич ей посочувствовал. Пока он вел себя тихо, птица считала его совершенно не опасным. Он точно так же относился к ящерам. Точнее, думал, что они лучше нацистов. Если бы они не явились на Землю, Польша сейчас уже была бы Judenfrei — свободна от евреев.
Но время шло, и Анелевич вдруг понял, что мир это не только Польша. Уничтожение всего человечества не входит в планы ящеров — в отличие от нацистов, которые намеревались покончить с евреями в Польше. Однако ящеры хотят сделать с людьми то, что немцы сделали с поляками — превратить их в существа для тяжелой работы. Анелевичу такая перспектива совсем не нравилась.
По дороге, в сторону Варшавы, направлялся поляк в телеге, нагруженной репой. Неожиданно одно из колес застряло в колее, оставшейся от гусеницы транспортера. Анелевич помог поляку вытащить его из грязи, но им пришлось изрядно попотеть, поскольку телега, по-видимому, решила переквалифицироваться в подводную лодку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97