Далее ВПК перешла к обсуждению хода подготовки к пилотируемому пуску «Восхода».
В это время мне передали записку: «Б.Е.! Срочно выйдите в приемную. Ирен». Случилось, очевидно, нечто страшное, ибо дисциплинированная и опытнейшая секретарша в приемной ВПК Ирен не решилась бы без крайней необходимости вызывать меня с такого заседания. Когда я выскользнул из зала, Ирен сказала, чтобы я срочно звонил к себе по «кремлевке» - «там на ВЧ-связи с полигона ждет Шабаров». Тот сообщил, что часа два назад при испытаниях АЛСа Е-6 Пиковский перепутал кабели, устроил на «борту» пожар, вышли из строя батареи и приборы. Аппарат к пуску непригоден, график сорван начисто.
Когда я вышел из переговорной будки, Ирен заметила: «Вы сильно изменились в лице».
Еще бы не измениться! В это время распахнулись двери и возбужденные участники заседания вышли из зала, на ходу договариваясь, кто на какой машине куда поедет. Королев, махнув рукой, не стал меня слушать и умчался по вызову Брежнева.
Я доложил о случившемся Тюлину. Мы с ним приехали в его кабинет, и начались перезвоны по «кремлевке», ВЧ и простым телефонам.
Первая задача - заказать новые батареи. В институте Лидоренко выяснилось, что главная по всем космическим батареям Ирина Яблокова уже получила известие с полигона и готовит новый комплект. На нашем заводе со следующего АЛСа уже снимают кабели для отправки ночным самолетом взамен сгоревших. В НИИ-885 перепроверяют для замены якобы сгоревших и отправки самолетом два новых прибора.
Без всяких команд «сверху», в ответ на призыв о помощи с полигона, самые разные люди немедленно отреагировали, и, действительно, к трем часам ночи на аэродром было доставлено все, что требовалось для ликвидации последствий несчастного случая с АЛСом.
Перед выездом на аэродром я успел позвонить в Симферополь Богуславскому, который на НИП-10 спал сладким сном. Он для начала чертыхнулся, а затем сказал, что АЛС действительно «сжег» его заместитель Пиковский, и добавил:
- Но если ты думаешь, что после этого я буду хуже спать, то ошибаешься. Я уверен, что вы завалитесь на траектории раньше, чем дело дойдет до АЛСа. Шабаров мне только час назад звонил и сказал, что он собрал «народ». «Народ» ему обещал, что к прилету Госкомиссии все «бу сделано».
Морозной ночью в три часа вылетели из Внукова на нашем Ан-12 Тюлин, Ходарев, Морачевский, заместитель Бармина Хлебников и я. В самолете мы сразу заснули. Нас разбудил командир и доложил, что в Тюратаме туман, аэродром закрыт и мы идем на посадку в Ташкент. Тюлин разбушевался, но командир корабля был непреклонен. Мы вылетели из Москвы при температуре минус 19, а сели в Ташкенте ослепительным солнечным и жарким днем. Пока на базаре подкреплялись шашлыками, Тюратам дал согласие на прием самолета, и мы опять в воздухе. Через 12 часов путешествия мы снова «дома».
«Народ», о котором ночью Шабаров говорил по ВЧ с Богуславским, обещание выполнил. АЛС успели восстановить даже без новых кабелей и приборов, которые прилетели вместе с нами. Теперь пытаются нагнать потерянное время и войти в график.
А МИК между тем гудит, как улей. Посменно идут испытания ракет-носителей и - параллельно - трех космических аппаратов. В запретных для курения местах за ночь вырастают кучи окурков: удаляться на перекуры в отведенные места нет времени. В испытательном зале обсуждаются схемы, кого-то по телефонам разыскивают в гостиницах и срочно вызывают, спорят вокруг ошибок в инструкциях, что-то перепаивают, сосредоточенно манипулируют за пультами, на которых загораются, горят и гаснут многоцветные транспаранты.
21 марта 1964 года четвертый пуск программы закончился очень быстро. На третьей ступени носителя - блоке «И» не открылся главный кислородный клапан. Это был 100-й, юбилейный, пуск «семерки» с теперь уже исторической площадки № 1.
Воскресенский, который отошел от активной испытательной работы и выступал в роли консультанта, по поводу этого пуска беззлобно выругался: «Вот это „семерка“, наш самый надежный носитель, мы на нем людей пускаем, а он такие номера откалывает. А вы с Сергеем и Мишиным на Луну хотите Н1 с людьми пускать без стендовых испытаний».
В отказе главного кислородного клапана были виноваты двигателисты Косберга. «Обрыв штока клапана», - таково было заключение аварийной комиссии. Все клапаны для блоков «И» подлежали доработке.
После пуска E-6 21 марта мы не разлетались. 27 марта был пуск по Венере. Все три ступени носителя работали без замечаний, а блок «Л» уже не впервые разбил наши надежды - АМС остался на промежуточной орбите. Но на этот раз причина была установлена однозначно. Новое запоминающее устройство «Яхонт» - гордость богомоловских телеметристов - при повторном пролете над Тюратамом сбросило информацию о последовательности событий при попытке запуска двигателя блока «Л» на предыдущем, первом, витке. Оказалось, что в схеме, разработанной пилюгинскими электриками, не учтены собственные времена срабатывания силовых переключателей. Схема «рассыпалась», и питание не подавалось на клапаны системы ориентации и стабилизации блока «Л» во время запуска и работы двигателя. Блок «Л» в неориентированном режиме кувыркался на промежуточной орбите.
Принципиальный дефект схемы, разгаданный только благодаря новому запоминающему устройству, мог быть причиной предыдущих отказов блока «Л».
Как только причина последнего отказа была выяснена, разъяренные Королев и Тюлин начали искать Пилюгина. Он оказался на серийном заводе в Харькове. Потребовали его немедленного вылета в Тюратам.
Между тем для очередного пуска по Венере эта роковая ошибка в схеме была устранена с помощью паяльника за 20 минут. 20 минут на устранение ошибки, которая привела к гибели по крайней мере трех ракетно-космических комплексов!
Анатолий Кириллов не упустил случая упрекнуть сотрудников Пилюгина: «Чудаки! Разве можно докладывать Госкомиссии, что за 20 минут вы устранили ошибку, по вине которой погибло, может быть, три носителя. Надо было сказать, что в результате исследований, длившихся всю ночь, внесены существенные изменения в схему. Гарантируется ее надежность! Многократные испытания подтвердили правильность принятых решений. После такого доклада у начальства не было бы такого гнева!»
2 апреля состоялся запуск автоматической станции «Зонд-1» к Венере. Все четыре ступени сработали нормально, «Зонд» ушел, а мы переключились на подготовку пуска Е-6 № 5. В интервале между «Венерами» и очередной Е-6, пуск которой был назначен на 20 апреля 1964 года, появился зазор, который дал мне возможность улететь с полигона, чтобы проверить ход работ по подготовке «Молнии-1» и излить душу своим товарищам по поводу всех недостатков, выявленных при последних запусках.
Королев в этот период имел много встреч и разговоров в «верхах». Сильно обострились отношения между командованием Ракетными войсками стратегического назначения и Военно-воздушными Силами. Генерал Каманин, шефствовавший над космонавтами, проводил активную деятельность с целью подготовки постановления о передаче пилотируемой космонавтики в ведение ВВС. Причиной многочисленных аварий, по его мнению, являлась некомпетентность инженерного состава ракетных войск; офицеры-ракетчики, отвечавшие за приемку и контроль техники в промышленности, не имели опыта, накопленного авиационными специалистами.
Каманин, с которым мне приходилось встречаться по поводу систем управления «Востока», «Восхода» и подготовки космонавтов к технике управления, однажды обмолвился, что маршал Крылов - совсем неподходящая фигура для поста Главнокомандующего Ракетными войсками стратегического назначения: «Он сугубо общевойсковой командир. Если ему министр обороны доверил стратегическое оружие - это еще полбеды. Но целей и задач космонавтики Крылов не понимает. Больше того, она приносит ему слишком много хлопот. Он не может воспринимать, а тем более поддерживать что-либо новое». Таково было мнение героя челюскинской эпопеи. Но по намекам самих военных ракетчиков я понимал, что так думает не один генерал Каманин.
Королев пригласил маршала Крылова посетить ОКБ-1, послушать наши перспективные предложения, обсудить программу Н1 и посмотреть фирму. Визит состоялся 16 апреля.
В тот день утром я улетел на полигон - оставалось всего четыре дня до установленного срока пятой попытки выхода к Луне.
На следующее утро при сильном тумане вывезли очередной ракетный поезд из МИКа на старт. Через час поступило сообщение, что Королев вылетел к нам из Внукова. Примут ли его в такой туман? Я решил ехать на аэродром для встречи. Шабаров, Осташев и Кириллов к его приезду должны были показать, что на старте «полный порядок».
Когда я приехал на аэродром, туман рассеялся. Командир нашего авиаотряда Герой Советского Союза Хвастунов красиво посадил новенький Ту-134.
Королев, усадив меня в машине рядом, по дороге «домой» сразу начал рассказывать о визите Крылова. Высказывания СП во многом совпадали с тем, что говорил Каманин. Он обобщал факты, по его словам, гибель Неделина для нашей космонавтики была значительно большей трагедией, чем мы думали.
После Неделина к руководству ракетными войсками приходили прославленные маршалы, может быть, каждый из них - великий полководец и хороший воинский начальник, но перспективы космонавтики они не чувствовали. Москаленко, Бирюзову, а теперь Крылову совершенно неинтересно, что творится на Луне, Марсе и Венере.
Космонавтами, слава Богу, занимается Главком ВВС Вершинин, но за проблему надежности в целом отвечают ракетные войска, и это обязывает их руководителей вникать в массу непонятных и чуждых им по духу проблем. Вот и Крылову СП пытался рассказать об H1 и схеме полета на Луну. Но маршала это не занимало, он оживился, только когда речь зашла о боевой твердотопливной РТ-2. И, опять-таки, его интересовало, каким образом появление такой ракеты отразится на «гражданской войне» - споре между Янгелем и Челомеем за место в системе межконтинентальных боевых ракет. Не только главкомы, но и министр обороны маршал Малиновский не хочет глубоко разбираться в наших проблемах. Когда мы подъехали к «двойке», СП переключился на текущие дела.
20 апреля 1964 года мы сделали пятую попытку выйти к Луне. На этот раз все три ступени нашей 8К78 отработали нормально. Четвертая - блок «Л» вместе с АЛСом - вышла на промежуточную орбиту ИСЗ. Снова напряженное ожидание сообщений с теплохода «Долинок» из Гвинейского залива. Сообщение задерживалось, а это мы уже привыкли считать плохой приметой. Действительно, примета подтвердилась - двигатель блока «Л» опять не запустился: система обеспечения запуска не получила команду. Это был уже третий по счету отказ в работе электрической схемы пилюгинского прибора И-100. По установившейся традиции председателем аварийной комиссии назначается предполагаемый виновник. Госкомиссия назначила председателем Пилюгина, а я снова оказался в составе очередной аварийной комиссии.
Явных причин отказа «на поверхности», то есть по прибывшим со специальным курьером через две недели с «Долинска» пленкам «Трала», обнаружить не удалось. Начали длительные тепловые испытания иосифьяновского преобразователя ПТ-500, тепловые и вибрационные испытания пилюгинского И-100. Несмотря на опытность пилюгинских конструкторов обнаружилось, что многие элементы И-100 подвергаются недопустимому местному перегреву. Иосифьян имел все основания взять реванш у Пилюгина за обвинения по поводу «сухого азота». Отношения между двумя фирмами обострились настолько, что мне приходилось выступать в роли посредника и миротворца. Наученный горьким опытом по комиссии Келдыша, я настоял на доработках И-100. Для облегчения теплового режима Финогеев предложил ввести предстартовое охлаждение прибора. Бармин согласился на обдув перед стартом, несмотря на усложнение его стартового оборудования.
Еще почти год ушел на реализацию всех придуманных нашей комиссией мероприятий, повышающих надежность схемы прибора И-100. За этот год было столько событий, что иногда заботы о мягкой посадке на Луну отступали на задний план и казались несущественными.
К Венере продолжала полет станция, запущенная 2 апреля 1964 года. Продолжались пуски «Зенитов», усиленно отрабатывалась первая «Молния-1». Временами я полностью отключался от Е-6 и погружался в проблемы полюбившейся мне «Молнии-1». В июне она начала летать по своей необычной орбите. «Молния-1» увлекала своей практической направленностью. В июне запустили чисто научные спутники «Электроны». В этом же жарком месяце кто-то привез на полигон в ТАССовском изложении интервью фон Брауна о возможных сроках полета на Луну. Фон Браун, судя по тексту, был уверен, что до 1970 года американцы совершат высадку человека на поверхность Луны.
Главный разработчик немецкого «оружия возмездия» - ракет Фау-2 - заявил, что размах работ по космическим программам, достигнутый в США, обеспечит им ведущую роль в мире. Нам было тяжело читать такое интервью, сознавая, что программа Н1 явно отстает от «Сатурна-5». Никак не одолеем, казалось бы, такую «простую» по сравнению с Н1 и Л3 программу, как мягкие посадки маленького автоматического аппарата Е-6. Впрочем, успокаивало то, что у американцев программа мягкой посадки автомата тоже пока не получалась.
Хрущев между тем не забывал о Луне. На Президиум ЦК КПСС были вызваны Королев, Челомей, Келдыш, руководители ракетно-космической отрасли, главкомы ВВС и РВСН.
В результате 3 августа 1964 года появилось Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 655-268 «О работах по исследованию Луны и космического пространства». Этим документом Челомею предписывалось на базе ракеты-носителя УР-500 подготовить и осуществить в 1967 году облет Луны кораблем с экипажем. Были подтверждены прежние постановления, обязывающие Королева готовить в 1967 - 1968 годах экспедицию с высадкой одного человека на Луну и возвращением на Землю. Этим же постановлением утверждался график работ по созданию космических кораблей до 1968 года включительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90