Официальная часть конференции закончилась выступлением академика Седова.
Только 8 сентября «Правда» поместила подробное описание устройства корабля, систем связи, жизнеобеспечения и всех этапов полета. Статья была написана в ОКБ-1 и тщательно отредактирована Королевым.
При описании системы приземления, начиная с «Востока», говорилось о двух возможных способах: в самом спускаемом аппарате и путем катапультирования вместе с креслом на отдельном парашюте. Якобы выбор способа приземления определялся космонавтом. До сих пор никто не может понять, зачем нам тогда потребовалось это лукавство. С самого начала в автоматику была заложена логика катапультирования как обязательная. Скорость приземления спускаемого аппарата при касании достигала 10 метров в секунду. Это было опасно и грозило серьезным травмированном.
Я столь подробно остановился на «Востоке-2» и полете Германа Титова не потому, что принимал в этом событии большее участие, чем в других пилотируемых полетах. Несмотря на многие последующие успешные и впечатляющие пилотируемые полеты, считаю, что Герман Титов был первым, кто доказал, что в космосе можно работать. Одновитковый полет Гагарина был историческим прорывом. Но он не рассеял сомнений и не убедил скептиков. Двадцатипятичасовой полет Титова открыл путь в космос человеку, а не только летчику-истребителю. Этот полет нам, инженерам, дал уверенность в том, что хорошо подготовленному космонавту можно будет доверить гораздо больше, чем мы предполагали вследствие своей любви к умным автоматам. Для создателей пилотируемых программ этот полет психологически имел гораздо большее значение, чем многие последующие. В истории космонавтики он имел большее значение, чем в истории авиации полеты Линдберга через Атлантический океан в 1925(это ошибка! В1927-Хл.) году и экипажа Чкалова в 1937 году через Северный полюс в США. Это во-первых.
А во-вторых, я счел нужным, пусть с опозданием, еще раз напомнить о роли Хрущева в истории нашей пилотируемой космонавтики.
Каждый историк космонавтики считает для себя обязательным упомянуть инициативу президента Кеннеди в лунной программе. Я согласен с американскими историками, что, не будь его смелости и инициативы, не суждено было бы американцам высадиться на Луну в 1969 году.
Роль Хрущева в истории нашей космонавтики в публикациях и трудах, вышедших после «октябрьской революции 1964 года», либо вообще игнорируется, либо сильно преуменьшается.
В объемистом издании Академии наук «Освоение космического пространства в СССР», вышедшем в 1971 году, приведены официальные сообщения ТАСС и материалы центральной печати в период 1957 - 1967 годов. Имя Хрущева изъято из всех выступлений, обращений и рапортов космонавтов, начиная с Гагарина и до Комарова.
В 1977 году «Воениздат» выпустил документальную повесть Германа Титова «Голубая моя планета». В 1981 году то же издательство выпустило «Дорогу в космос» Юрия Гагарина. Ни в первом, ни во втором литературно-документальном труде Хрущев вообще не упоминается.
Я не обвиняю в этом ни Гагарина, ни Титова. Если бы авторы и попытались в адрес бывшего генсека сказать хотя бы ничтожную часть добрых слов и благодарностей, которые они произнесли перед полетом, во время и в особенности после полета, эти в целом правдивые книги не появились бы вовсе.
И еще об одном. Во всех сообщениях ТАСС, публикациях и репортажах 1961 года нет географического названия Байконур. О месте старта вообще ничего не говорилось. Правда, начал проникать в печать термин «космодром». Мы долго не могли привыкнуть к слову «космодром». Даже теперь при разговорах и встречах друг с другом обычно говорим: «Помнишь, когда мы были на полигоне…» В памяти ветеранов остались «полигон» и «Тюратам».
3.2 ГРУППОВОЙ ПОЛЕТ
В конце декабря 1961 года Главком ВВС по инициативе Каманина и Руденко обратился в ЦК КПСС - именно в ЦК, а не в ВПК - с предложением о наборе нового отряда космонавтов, в том числе и пяти женщин. Президиум ЦК одобрил этот почин, и после этого было выпущено решение Совмина.
Королев не поддерживал эту инициативу. Она прошла мимо него. Как-то в сердцах в своем кругу он сказал, что много генералов завидуют нашим успехам, хотят быть ближе к космическому пирогу, но при первом же несчастном случае они разбегутся или будут топтать нас ногами, приговаривая, «мы же предупреждали!»
Впрочем, далеко не все генералы стремились приобщиться к пилотируемым успехам.
Министр обороны Малиновский, его заместитель Гречко, начальник Генерального штаба Захаров очень ясно давали понять, что «Востоки» им не нужны.
Королев вместе с Келдышем должны были маневрировать - идти на сближение с ВВС, но в то же время доказывать высшим военным руководителям - маршалам «от инфантерии» (так любил шутить над высоким военным начальством полковник Цыбин), что космонавтика необходима обороне.
- Кто же убедит Малиновского, что теперь и бабам пора лететь в космос? - задал явно провокационный вопрос Королеву Цыбин.
-Этим пусть занимаются твои друзья Каманин и Руденко. Нам пора брать отбор и подготовку в свои руки.
Создание всей техники было так или иначе в сфере власти Королева и Совета главных. А вот отбор и подготовка космонавтов с самого начала пошли мимо. Это Королева раздражало. Теперь вот еще заставят пускать женщин!
В феврале 1962 года началась подготовка к совместному полету двух космических кораблей. Это предложение Королева было очень активно поддержано Устиновым. Стимулом к такому полету послужили первые успехи американцев. Джон Гленн 20 февраля совершил наконец трехвитковый полет на космическом корабле «Меркурий» после семи неудачных попыток старта.
От Келдыша на очередном совещании по МВ я услышал, что предложение о совместном полете Устинов поспешил доложить Хрущеву и тот попросил всячески это ускорить, чтобы еще сильнее «утереть нос» американцам и доказать всему миру, что они от нас безнадежно отстали. Основными кандидатами для подготовки к двойному полету ВВС отобрали Николаева и Поповича. Я получил от Королева указание обеспечить надежную связь между кораблями в полете и чтобы «земля» слушала их переговоры. Не ограничиваясь этим, Королев при мне звонил Быкову и объяснял, насколько это важно.
Мы начали совместные проработки с радистами, антенщиками и службами в/ч 32103. Прежде всего требовалась четкая работа наземных служб на НИПах и на телефонных каналах Министерства связи, которые на время космического полета передавались Министерству обороны.
Для большинства из нас, ближайшего окружения Королева, споры, разгоревшиеся вокруг продолжительности предстоящего полета Николаева и Поповича, казались несерьезными. Королев и Келдыш настаивали на трехсуточном полете. ВВС в лице Каманина яростно отстаивали суточный вариант и только при хорошем самочувствии космонавтов - продление полета до двух суток.
В начале июля Бармин заверил, что до 1 августа первая площадка после профилактики будет готова к работе. Пуск Николаева и Поповича можно планировать на август.
Королев по этому поводу собрал совещание, на котором были Бушуев, Феоктистов, Раушенбах и я. От ВВС участвовали Каманин, Карпов и Яздовский.
СП рассказал о встрече с Хрущевым.
- Он - за трехсуточный вариант.
Когда Каманин стал возражать, СП быстро завелся и в повышенном тоне начал упрекать его в том, что ВВС раздули саморекламу, а Гагарина и Титова загоняли по заграницам.
- Для «Союза» мы будем готовить своих людей, - сказал Королев.
По моему мнению, СП наговорил много лишнего. Нам не следовало портить отношения с ВВС. Впрочем, можно понять раздражение Королева. Весь мир славит Гагарина и Титова. В путешествиях их сопровождает генерал Каманин, на людях показываются другие военные в летной форме и военные врачи, а о Главном конструкторе ни слова!
Но это была вина не ВВС. Такова была политика ЦК КПСС. Даже КГБ обязан был строго следить за исполнением партийной директивы о полной обезличке создателей космической техники.
Поддерживая Королева, я заверил, что по запасам электропитания мы сможем обеспечить продолжительность полета до семи суток, а при экономном режиме - до десяти. Бушуев подтвердил, что по жизнеобеспечению тоже есть двойной запас. Раушенбах поддержал Королева, мотивируя тем, что опыт по суточному полету уже есть, запасы рабочего тела для ориентации остались, трехсуточный полет даже с упражнениями по ручному управлению можем гарантировать.
16 июля Смирнов собрал заседание ВПК по вопросу о пуске двух «Востоков». По предложению Келдыша вначале заслушали сообщение Вернова о радиации, возникшей в космосе в связи с американским ядерным взрывом в космосе по программе «Аргус». Вернов заверил, что через пять-десять дней радиационная обстановка будет обычной.
Споры вокруг продолжительности полета разгорелись с такой силой, что в перерыве Смирнов собрал у себя «узкий круг». Спор закончился поручением Королеву «рассмотреть, согласовать и еще раз доложить».
Спор между ВВС и ОКБ-1 был, с моей точки зрения, пустой тратой времени. Вместе с Бушуевьш мы предложили СП помириться на том, что мы, в зависимости от самочувствия космонавтов, можем посадить их через сутки или хоть на втором витке. Но он нас отругал:
- Это не форма, а принцип. Мы должны диктовать свои условия, а вы - соглашатели.
Королев организовал встречу с космонавтами и утвердил без колебаний полетное задание продолжительностью до трех суток.
По настоянию Королева мы подготовили и 28 июля запустили «Зенит-2», чтобы до двух пилотируемых пусков еще раз убедиться в надежности носителя.
В первых числах августа в Тюратаме еще стоит жара. Все жилые площадки заполнились слетевшимися представителями ведомств, служб и предприятий.
Впервые график пусков предусматривал непрерывную работу на старте в течение трех дней. Первый день - подготовка к пуску Николаева, второй день - осуществление пуска и начало подготовки к пуску Поповича и третий день - пуск Поповича. Без отдыха предстояло работать трое суток. Но никто не роптал.
7 августа на Госкомиссии торжественно утвердили экипажи.
Дублером Николаева для «Востока-3» утвердили Быковского, а дублером Поповича - Комарова.
Здесь я впервые увидел Комарова. Он относился к тому типу людей, которые вызывают доверие и симпатию с первой встречи. От своих коллег он отличался «взрослостью».
Вывоз на старт носителя с «Востоком-3» был назначен на 7 часов вечера, в расчете на работу по подготовке прохладной ночью. Однако в урочное время Королев вместо согласия на вывоз дал команду на корабле «Восток-3» заменить шайбу, которая, по признанию монтажника, присланного фирмой Семена Алексеева, была где-то в креплении кресла поставлена ошибочно. Все собравшиеся на вывоз получили полное удовлетворение от демонстративного разноса, который Королев учинил инженеру и монтажнику алексеевской фирмы. При этом он ни слова упрека не бросил в адрес главного конструктора Алексеева. Обращаясь к нему в конце разноса, он только сказал:
- Чтобы я их больше здесь не видел.
Но все закончилось благополучно. Никто не был изгнан, и те же люди готовили следующее кресло. Далее все прошло по расписанию. 11 августа в космос был выведен корабль с Николаевым, а через сутки, 12 августа, на орбиту благополучно вышел «Восток-4» с Поповичем.
Связь с космонавтами велась с нашего КП, расположившегося по соседству с МИКом в трехэтажном служебном здании полковника Кириллова. Поддерживал ее в основном Гагарин. Мне нравилось его спокойствие и умение находить нужные слова в довольно нудных, но обязательных переговорах, когда надо было по интонации и тембру голоса определять самочувствие космонавтов. Ведь никакого ЦУПа с системами обработки и отображения информации тогда мы не имели. Источником оперативной информации «в реальном времени» был сам космонавт. Только через три-четыре часа после сеанса связи мы получали возможность уточнить состояние систем на кораблях, проявив в фотолаборатории десятки метров телеметрической кинопленки.
Горячие споры разгорелись по вопросу о продлении полета Поповича до четырех суток. Вначале согласились сажать обоих космонавтов по программе: Николаева - после четырех суток на 65-м витке и Поповича - после трех на 49-м. Однако даже в таком, казалось бы, простом вопросе: «Продлить ли еще Поповичу полет на четвертые сутки?» - Смирнов и Королев не взяли на себя ответственности и решили доложить Хрущеву.
Хрущев спокойно ответил, что если по технике и самочувствию Поповича нет замечаний, то «… почему мы должны его обижать? Запросите и, если он желает и может летать дольше, разрешите ему полет на четвертые сутки».
Таким образом, ответственность временно переложили на Хрущева.
Аналогично поступил и маршал Руденко. Он доложил маршалу Гречко, который тоже не возражал против четырех суток для четвертого по счету космонавта.
Госкомиссия собралась еще раз. Королеву, Каманину и Гагарину поручили переговорить с Поповичем и выяснить его самочувствие.
Павел Романович, пародируя Воскресенского, бодро ответил, что самочувствие превосходное - «перьвый сорт!»
После этого решено было снова доложить «наверх» и Смирнов снова связался с Хрущевым и Козловьм. И еще раз Хрущев дал свое согласие.
Однако Попович сам себя лишил четвертых суток. На третьи сутки полета он сообщил, что температура и влажность снизились до предела нормы. Температура в корабле составляла всего 10 градусов. После этого сообщения медики заволновались и попросили немедленной посадки.
Как быть? Только что согласовали с Хрущевым и Гречко четвертые сутки и вдруг можем даже не долетать и трех. Может быть, полет и был бы продлен, но неожиданно от Поповича поступило сообщение: «Наблюдаю грозу». «Гроза» была условным кодом, означавшим, что тошнота дошла до рвоты. Никому и в голову не пришло, что речь идет о настоящей грозе. Волнение на КП началось такое, что разговоры о четвертых сутках прекратились, несмотря на то, что на повторный запрос о «грозе» Попович ответил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90