– А теперь ваши волосы, – сказала Элси. – Вы не можете ехать в таком виде.– Не могу, вы правы, – согласилась Зария. – Мне хочется, чтобы их уложили и завили на концах.И снова она подумала о Дорис Браун с ее очаровательной модной прической.– Все парикмахерские закрыты… – начала Элси и вдруг вскрикнула: – Вспомнила! У нас же есть Генри!– Генри! – откликнулись девушки. – При чем тут Генри?– Разве вы не знаете, что до прихода сюда он работал парикмахером? Он мне об этом рассказывал. У него появилось нечто вроде аллергии на духи, как он говорит, и он сделался официантом.– И теперь вместо духов вдыхает запахи пищи, – заметила одна из девушек, и все они рассмеялись.– Пойду позову его, – сказала Элси. – Он должен уже закончить уборку в столовой.– У тебя будут неприятности, если тебя засекут на первом этаже, – предупредили ее.– Ничего, не засекут, – весело ответила Элси.Она вышла из комнаты и удивительно скоро вернулась вместе с Генри, который оказался худым молодым французом. Девушки хором объяснили ему, что от него требуется.Он окинул Зарию оценивающим взглядом и разослал горничных с поручениями: одну – за яйцами, чтобы сделать ополаскиватель для волос, другую – за шампунем, третью – за полотенцем. Элси, которая теперь опекала Зарию, словно готовя ее к роли кинозвезды, вспомнила, что у одной женщины, остановившейся в отеле, есть фен.– Ее светлость уехала на выходные, – сказала она. – Она даже не узнает, что мы им воспользовались.К этому времени Зария уже перестала удивляться чему бы то ни было. Только когда Генри вымыл, высушил и уложил ей волосы, она осознала, насколько изменилась ее внешность. Прическа была не совсем такой, как у Дорис Браун, но безобразные прямые пряди исчезли. Волосы мягкими волнами спадали ей на щеки.– Мадам довольна? – с удовлетворением спросил Генри. Зария не знала, как благодарить его, сколько заплатить. В конце концов, сильно смущаясь, она вытащила из сумочки несколько фунтов и сунула ему в руку. Только потом она поняла, что дала ему три фунта, и подумала, что сошла с ума. «Целых три фунта!» – шептала она про себя в поезде. Они с Сарой могли существовать на такую сумму в течение нескольких недель. Им часто приходилось так жить, когда отец был в отъезде или становился особенно прижимист в отношении денег, отпускаемых на хозяйство.И, однако, то, что сумел сделать Генри, стоило этого. Он помог ей убежать от самой себя. Да, пересекая канал, садясь в шумный французский экспресс, отправлявшийся из Кале, летя в нем сквозь ночь, она бежала от себя, от своего прошлого. Она оставляла позади свою боль и отчаяние, голод и жестокость, на которые так долго была обречена.Она знала, что только страстное желание избавиться от воспоминаний и страха толкнуло ее на этот невероятный шаг. Не смелость стояла за ее поступком, в глубине его лежал страх, страх перед людьми, перед Лондоном, перед будущим, перед всем тем, что было ей незнакомо.«Тебя зовут Дорис Браун», – убеждала она себя, глядя на отражение в зеркале, и тут же рассмеялась: как бы оскорбилась настоящая Дорис Браун, услышь она сейчас ее слова.От смеха по обеим сторонам ее рта появились морщинки. Не важно! Главное то, что даже губы у нее теперь стали другими.– Я поняла, что тут не так, – внезапно произнесла Элси, когда они изучали ее новую прическу, серый костюм и белую блузку.– Что же? – спросила Зария.– Ваше лицо, – ответила Элси. Горничные смутились, будто она сказала вслух то, о чем они все думали, но не хотели упоминать из вежливости. Элси покраснела и поспешно добавила:– Я не хотела обидеть вас. Я только имела в виду, что вы совсем не накрашены. В наше время никто не ходит с не накрашенными губами. Из-за этого у вас несколько… странный вид.– Ты права! – воскликнула одна из девушек. – Помада – это то, что вам нужно! У меня я где-то была совсем новая, нужного вам оттенка. Я купила ее только вчера за семь шиллингов и шесть пенсов. Если хотите, я вам ее принесу. И пудра у меня есть, – добавила она, – только, пожалуй, она для вас темновата.– Да уж, – насмешливо подтвердила Элси. – Вот у Лидии должна быть пудра нужного цвета. Из нас только к ней одной не пристает загар.И Зария рассчиталась за пудру, крем, который Элси наказала ей втирать в кожу каждое утро и на ночь, и за новую помаду.Кроме того, она выбросила свои очки. Она прекрасно видела и без них, а если ей трудно будет разбирать рукописи, которые даст ей мистер Вирдон, она всегда сможет купить себе приличные очки в черепаховой оправе. Почему-то она чувствовала, что эти старые уродливые очки будут всегда напоминать ей отца с его издевками. «Устала! Что значит устала? Ты должна перевести это к завтрашнему дню. За что только Господь дал мне такую слабоумную дочь? Все предельно просто. Нужно только немного сосредоточиться».«Но я устала, отец. Я всю неделю засиживалась по ночам. У меня очень болит голова».«У тебя всегда что-нибудь болит! Только и знаешь, что хныкать! Принимайся за работу. Ты довольно лентяйничала, пока я был в отъезде». Бесполезно было объяснять, что, уезжая на три месяца, он оставил ей столько работы, сколько могло хватить на все шесть. Всегда у него находился какой-нибудь трактат, новая книга или каталог, которые надо было перевести.Однажды, набравшись смелости, она предложила нанять кого-нибудь себе в помощь, но он так ударил ее по уху, что она полетела через всю комнату. «Ах ты ленивая дрянь! – разбушевался он. – Ей нужна помощь, скажите пожалуйста! А зачем ты еще нужна, кроме как выполнять то, что я тебе говорю? Закончишь эту рукопись к концу недели, не то я все кости тебе переломаю».Это была не пустая угроза. Он был свирепым человеком и никогда не стеснял себя в действиях. Не один раз возникали неприятности из-за его жестокого обращения с туземцами, которые помогали ему при раскопках. Один раз ему даже пришло уведомление от местного комиссара.«Слизняки! – как-то разразился он напыщенной тирадой. – Мягкотелые слизняки! Неудивительно, что черные возомнили о себе! Скоро они станут господами. Мы сами на это нарываемся. К черным надо относиться как к собакам, тогда они будут повиноваться».Подчас Зария сомневалась, а выдержала бы собака то обращение, которое она терпела от отца. Но выхода у нее не было.Даже когда отец умер, она не могла уехать из Шотландии. У нее не было денег. Ей казалось, что весь мир ограничился этим пустым, уединенным домом. А важнее всего было то, что она утратила волю. Она стала слишком боязлива, чтобы бежать. Но сейчас все изменилось. Теперь она стала и свободной, по крайней мере, на некоторое время. Она в Марселе, и нет никого, кто бы мог запретить ей делать все, что ей вздумается. Во внезапном порыве протеста она достала из сумочки губную помаду и ярко накрасила губы. Пусть красный цвет будет символом непокорности, воли, энергии, жизнерадостности, которые до сих пор она никогда не могла позволить себе. И вдруг дверь в ее номер распахнулась. Никто не стучал, поэтому она изумленно обернулась. С ощущением вины она вспомнила, что оставила ключ в замке. В комнату очень быстро и почти бесшумно вошел мужчина. Не успела Зария осознать, что Я происходит, как он закрыл за собой дверь и привалился к ней спиной.– Что вы хотите? – Зария так растерялась, что произнесла эти слова по-английски.– Вы – мисс Дорис Браун? – спросил он ее на том же языке.– Да… я, – поколебавшись, ответила Зария.– Это замечательно! Я так и понял, что не мог ошибиться комнатой.Он чуть задыхался, словно от спешки. Теперь Зария разглядела, что в руке с перекинутым через иге плащом он держал чемодан. Волосы у него были почти черные, выделявшиеся даже на фоне загорелого лица, и он носил темные очки. По-английски он говорил с каким-то странным акцентом.Зария поднялась с кресла.– Я… я вас не понимаю. Что вам нужно? Почему вы вошли без стука?– У меня для этого не было времени.И снова ей показалось, что он чуть задыхается, как будто он бежал по коридору или вверх по лестнице. Но почему? Она беспомощно смотрела на него, не зная, как поступить.– Пожалуйста, не пугайтесь, – более спокойным голосом, будто почувствовав ее растерянность, сказал он. – Я узнал, что вы здесь остановились. Мне надо с вами поговорить.– Узнали! Но от кого? – недоуменно спросила Зария.– Это не важно, – ответил он. – Главное, что мне нужна ваша помощь.Теперь Зария поняла, что у него за акцент. Он американец. Он слегка, но тем не менее заметно, растягивал гласные. Это был крупный, широкоплечий мужчина. Быстрота и ловкость его движений говорили о том, что он занимался спортом.– Можно мне сесть?– Да, пожалуйста… хотя… я не знаю. Зачем вам понадобилось… врываться в мою комнату таким образом?– Пожалуйста, мисс Браун, успокойтесь. Я все объясню, только выслушайте меня. Хорошо?– Хорошо… говорите, – замялась Зария.– Спасибо.Он говорил спокойно, но после этого быстро повернулся к двери, открыл ее и, выглянув в коридор, закрыл снова.– Я хотел убедиться, что нас никто не подслушивает, – пояснил он.– Кому может понадобиться нас подслушивать? И зачем? – спросила Зария. – Я только что приехала.– Да, я знаю, – сказал он. – Я видел, как вы вошли в отель, хотя и не знал тогда, что это именно вы. Почему-то я представлял мисс Браун несколько по-другому.Зария почувствовала себя виноватой и промолчала.Он пересек комнату и сел в кресло рядом с окном. При этом он поморщился, словно от боли, и тут Зария заметила пластырь на его ухе и странный обесцвеченный синяк на левом виске. Он почувствовал ее взгляд и поднес руку ко лбу, будто пытаясь загородить синяк.– Я попал в автомобильную катастрофу, – неловко объяснил он, – и меня немного задело.– Понимаю. – Зария опустилась на стул перед туалетным столиком, развернувшись так, чтобы видеть незнакомца.– Вы не возражаете, если я закурю? – спросил он.– Нет, пожалуйста.– Вы абсолютно уверены? Я сам не люблю сигаретного дыма в спальне, но, кажется, вы не останетесь здесь на ночь. Яхта уже в гавани.– О! Мне еще ничего не сообщали.– Она только что прибыла. Вас скоро известят, и вы подниметесь на борт.– Откуда вы знаете? – поинтересовалась Зария.– Мне сказал об этом один ваш друг, – ответил американец. – Он просил меня разыскать вас.Зарии понадобилось время, чтобы уяснить для себя его слова, потом она спросила, полагая, что он ждет от нее этого вопроса:– И как… его зовут?– Скорее всего, вы его не вспомните, – ответил американец. – Вы когда-то встречались с ним в Лондоне, а теперь он узнал от друзей, что вы собираетесь принять участие в этом путешествии. Он рассказал мне об этом, и вот почему я решился обратиться к вам за помощью.– Что я могу для вас сделать? – спросила Зария.– Возьмите меня с собой, – последовал ответ.Ей показалось, что она неправильно расслышала и с минуту молча рассматривала его: незнакомый ей человек в темных очках, которые придавали его лицу отчужденный вид, делая его почти нереальным.– Я… я вас не понимаю, – наконец выговорила она.– Послушайте, мисс Браун, – он наклонился вперед и сжал руки, – мне очень важно, чрезвычайно важно попасть в Алжир. Моя мать больна. Я должен попасть к ней.– Но есть же пассажирские пароходы!– На них у меня нет денег.– О!Зария легко могла принять подобное объяснение, но человек перед ней казался вполне преуспевающим. Его костюм был хорошо сшит, закуривая, он достал из кармана портсигар, хотя, возможно, он стоил всего несколько шиллингов – она плохо разбиралась в подобных вещах.– Я вам сочувствую, – мягко произнесла она. – Мне нетрудно представить себе, что значит быть бедным. Но не понимаю, чем я могу помочь вам.– Вы можете мне помочь, вы не должны мне отказывать, – ответил он. – В этом путешествии вы – самое важное лицо. Так сказал мне мой друг. Мистер Вирдон настаивал на том, чтобы ему нашли секретаря со знанием археологии и арабского языка. Я ведь не ошибаюсь?– Нет, вы правы.– Ну вот видите. Вам стоит только сказать, что вы хотите взять с собой своего помощника, потому что не сможете в одиночку справиться с обработкой результатов экспедиции.– А что скажет мистер Вирдон? Он же мне не поверит.– Поверит, я в этом уверен. Он должен поверить. Только постарайтесь говорить как можно более убедительно.– Но почему я должна это делать? – растерянно спросила Зария.– Потому что я умоляю вас об этом, – ответил американец. – Мне надо попасть в Алжир. Я должен быть рядом с матерью. Она больна. Мой отчим – негодяй. Он плохо с ней обращается. Говорю вам, я должен попасть туда, пока еще не поздно.Он говорил так убедительно, что у Зарии едва не навернулись на глаза слезы. Ее первым побуждением было немедленно согласиться. Этот человек попал в беду и взывает к ней о помощи. Трудно усомниться в его искренности. Однако, все еще пытаясь руководствоваться житейскими правилами, она произнесла:– Послушайте! Я никогда не встречалась с мистером Вирдоном. Он нанял меня через поверенных в Лондоне. А вдруг он не позволит мне взять с собой помощника? Вдруг он рассердится на меня за такое предложение?– Я не думаю, – твердо ответил американец. – Сделайте точно так, как я вам скажу, и я вам гарантирую, что все будет в порядке.– Но… но почему… почему я должна вас слушаться? – запротестовала Зария.– Потому что, как я знаю, у вас доброе сердце, потому что все это гораздо важнее для меня, чем я могу выразить словами, потому что, совершая этот великодушный поступок, вы ничем не рискуете.Последнее, по крайней мере, было правдой.Она действительно ничем не рисковала. В самом худшем случае ей придется признаться, что она – хозяйка яхты. Она знала, что у нее никогда не хватит смелости на такое признание, но ее успокаивала сама возможность сделать его.– Я кое-что придумал, если только вы согласитесь последовать моему плану, – будто почувствовав ее колебания, сказал американец. – Как только вы получите уведомление капитана о том, что яхта находится в гавани, мы вместе поедем в порт. На борту вы представите меня в качестве своего жениха.– Жениха! – повторила Зария, изумленно раскрыв глаза.– Да, так будет лучше всего. Тогда ваше намерение взять меня с собой будет выглядеть более правдоподобным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26