— Доброе утро, Лин, — сказал он. — Ты великолепно выглядишь — разве ты не устала?
— Ни капельки! — ответила я. — Мы не разбудили тебя ночью?
Вчера Анжела, Дуглас и я отправились на бал. Так как у Генри были слушания в Парламенте, он не смог присоединиться к нам.
— Я пришел домой в час, — сказал он. — Думаю, вы вернулись гораздо позже меня. Но я не слышал, как вы вошли.
— Была уже половина четвертого, — призналась я. — Вечер прошел просто восхитительно. Я так веселилась.
Наш разговор был прерван появлением дворецкого.
— Звонил сэр Генри Граттон, сэр. Он велел передать, что очень сожалеет, но не сможет играть с вами сегодня, так как ее светлость неважно себя чувствует.
— Черт подери! — воскликнул Генри. — Это нарушает все мои планы на сегодня. К тому же я за всю неделю не сыграл ни одной партии.
— А ты не можешь пригласить кого-нибудь другого? — поинтересовалась я.
— В одиннадцать-то часов? — удивился он. — Бесполезно. Эти площадки расположены в пригороде Лондона, поэтому все игроки договариваются заранее. Да и вряд ли, чтобы к этому часу кто-то еще оставался в клубе.
Поколебавшись, я предложила:
— Если мое присутствие скрасит твое одиночество, я поеду с тобой. Играть я не умею, поэтому честно скажи, хочешь ли ты, чтобы я ехала.
— Ты серьезно? — удивленно спросил он. — Но это просто замечательно, Лин! Ты доставишь мне огромное удовольствие, а я дам тебе первый урок игры в гольф. Что ты на это скажешь?
— Как бы тебе не пришлось пожалеть о том, что взял меня с собой! — пошутила я. — У меня никогда не было возможности научиться играть во что-нибудь другое, кроме тенниса. Я играла с дочерью викария.
Генри рассмеялся.
— Приятно слышать, — сказал он. — А то современные молодые женщины во всем стараются обойти бедного мужчину и никогда не забывают лишний раз упомянуть о своей очередной победе. Давай собирайся, Лин. Я жду тебя, — совсем по-мальчишески добавил он.
Анжеле я написала записку, хотя знала, что у нас с ней на сегодня ничего не назначено. Вчера вечером я слышала, как Дуглас сказал ей:
— Может, мы завтра пообедаем вместе, а потом съездим в Рейнлаф? А она ответила ему:
— Я постараюсь вырваться, но ты лучше не рассчитывай на это.
Зная, что я занята своими делами, а Генри — на работе, она могла делать что захочет. Я оставила записку ее горничной и поспешила к Генри.
Не знаю, почему я решила, будто он сам сядет за руль, — видимо, потому, что считала слишком большой роскошью сидеть в костюме для гольфа на заднем сиденье шикарного» роллс-ройса «, которым управляет одетый в форму шофер. Однако я ошиблась. Генри прикурил сигару и опустил стекло, которое отгородило нас от водителя.
— Теперь мы можем поговорить, — сказал он, устраиваясь поудобнее. — Поведай мне все свои секреты, Лин.
— А у меня их нет, — ответила я.
— Разве ты ни в кого не влюбилась? — поинтересовался он. Я покачала головой.
— За последнюю неделю я познакомилась со столькими молодыми людьми, что, думаю, при следующей встрече никого из них не узнаю.
— Не переживай, впереди у тебя еще масса времени, — заметил он.
— Я не собираюсь выходить замуж, пока не буду уверена, что это тот человек, которого я жду, — призналась я и почувствовала, что мои слова звучат довольно глупо.
Однако Генри не засмеялся.
— Ты совершенно права, Лин, — медленно проговорил он. — Не спеши.
— Знаешь, Генри, — продолжала я, — кажется, мне не захочется всегда вести такой образ жизни. Он вынул сигару изо рта и с удивлением посмотрел на меня.
— Я считал, что всем женщинам нравится развлекаться, — признался он. Я покачала головой.
— Это приятно, когда длится недолго, — сказала я. — Я прекрасно провожу время. Ни за что на свете я не согласилась бы отказаться от своих развлечений. Но неужели ты считаешь, будто в этом и заключается счастье? Вот, к примеру, мои родители: изо дня в день выполняя самую обычную работу, они никогда не покидают Мейсфилд — и они счастливы. . — Я часто думал, что мне понравилось бы жить за городом, — проговорил Генри. — Когда умер мой отец, мне хотелось заняться поместьем, но Анжеле это пришлось не по душе. Она сказала, что дом мрачен и расположен слишком далеко от Лондона.
— Анжела любит Лондон, — поспешно заметила я.
— Ты права, Лин, — с жаром согласился Генри.
— Но городская жизнь изматывает человека: приемы, коктейли, танцы до упаду — все это подтачивает здоровье. Я куплю дом в деревне, и мы будем отдыхать там. И дети смогут проводить там каникулы.
Меня испугал тот ураган чувств, который я сама же в нем вызвала. Я спросила себя, что скажет Анжела, если Генри действительно решит поступить так, как ей не нравится.
— Жизнь в деревне может показаться тебе ужасно скучной, — проговорила я. — К тому же ты занимаешься делом, работаешь, не так ли?
— Это раньше так было, — ответил он. — Понимаешь, Лин, я совершил страшную ошибку, когда ушел из бизнеса. У меня была возможность продолжать работать директором, либо, как мой отец в старости, сидеть и подсчитывать прибыль, не принимая деятельного участия в самом производстве. Мне понравилась эта работа — ведь это наше семейное дело, — она пробудила во мне интерес. Теперь же у меня есть только мой избирательный округ, слишком спокойный, чтобы представлять интерес. У меня много времени для того, чтобы мотаться с Анжелой по приемам, каждый раз думая, как я их ненавижу и как мне противны все ее знакомые.
Мне было очень трудно что-либо ответить на такое искреннее признание. Я чувствовала, что Генри не с кем поговорить, что ему очень хочется отвести со мной душу, рассказать о своих семейных проблемах. И опять мне вспомнилось предупреждение Анжелы, чтобы я сохраняла нейтралитет. Однако меня охватило страстное желание помочь им обоим.
Я поняла, что в глубине души Генри очень добрый и ранимый человек, и в то же время я видела, до какой степени он раздражает Анжелу. Но в конце концов он же ее муж. Хотя Дуглас Ормонд и нравился мне внешне, я чувствовала, что Генри он и в подметки не годится. Он был красивым, но совершенно бесхарактерным человеком. Генри же, не обладая такой утонченной внешностью, являлся цельной личностью. Только отсутствие интересного дела превращало его в такого раздражительного зануду. Он принадлежал к тому общественному классу, выходцы из которого всегда зарабатывали себе на жизнь собственным трудом. Его бьющая через край энергия не находила себе применения, и от этого он озлоблялся, его раздражали такие мелочи, на которые, работай он в полную силу, никогда не обратил бы внимания.
— Неужели ты ничего не можешь сделать? — спросила я. — Я не имею в виду твою старую работу. Разве ты не можешь попытать счастья на новом поприще? Разве ты не можешь взять какое-нибудь изобретение, открыть завод и сам им управлять? Тебе это понравилось бы. Генри.
Он вполне серьезно отнесся к моему предложению.
— Хорошая мысль, — сказал он. — Ты думаешь, что у меня хватит способностей, чтобы управлять производством? Благодарю за комплимент, Лин. В конце концов то единственное дело, которым я управлял, и до меня шло прекрасно, а после моего ухода оно не зачахло, а продолжает развиваться. А если у меня ничего не получится?
— Сомневаюсь, что ты на самом деле так скромен, как кажешься, — проговорила я. — Поэтому не буду утруждать себя ответом.
— Ты разумный человек, — заметил он. — Я скажу тебе правду — может, тебе будет приятно ее услышать. В день твоего приезда я подумал:» Какая красотка, но готов поставить свой последний доллар на то, что у нее ветер в голове — при такой внешности мозги не нужны «. Я встречал таких, как ты, Лин, — блондинок с нежной кожей — и всегда обнаруживал, что у них куриные мозги. Итак, моя дорогая, я снимаю перед тобой шляпу: у тебя есть голова на плечах, и ты очень красива — и это просто замечательно.
Я зарделась. Я ничего не могла поделать с собой, но его слова доставили мне огромное удовольствие. Я никогда не считала себя очень умной, но о том, чтобы считать себя красивой, вообще не могло быть и речи, поэтому его оценка была вдвойне приятна.
— Спасибо, Генри, — сказала я. — Если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, я возгоржусь.
— Этого я не боюсь, — ответил он. — Умному человеку не грозит стать тщеславным. Умные люди уверены в себе, но это совсем другое дело. В последнее время произошло смещение ценностей. Беда всех женщин в том, что у них совсем иные, чем у мужчин, стремления. Они так гордятся данной им Богом внешностью, что не желают добиваться чего-либо в жизни, за исключением, естественно, денег.
— Не надо, — вырвалось у меня.
— Что не надо? — удивился он.
— Не надо все время злобствовать по поводу женщин и денег, — отважно закончила я.
Я не знала, как Генри отнесется к моему замечанию, но он нахмурился и замолчал.
— Разве я так делаю? — наконец спросил он.
— Да, — ответила я, испугавшись своих слов. — Твои высказывания заставляют людей чувствовать себя неловко, по крайней мере меня. Думаю, что наличие денег делает жизнь приятной, а их отсутствие — скучной. Но если постоянно говорить об этом, деньги приобретают более важное значение, чем на самом деле. Мне трудно объяснить — извини меня, Генри, за мое косноязычие, — но если ты слишком часто возвращаешься к одному и тому же вопросу, он начинает надоедать и становится пошлым.
Я замолчала, охваченная ужасом при мысли, что позволила себе лишнее. Поэтому слова Генри» Должен заметить, что у тебя крепкие нервы!«не удивили меня. Я сказала себе, что моя откровенность была сплошным сумасшествием.
— Прости меня… — начала я, но он остановил меня.
— Нет, не надо извиняться, — проговорил он. — Ты была честна, и если мы с тобой, Лин, хотим стать друзьями, так давай и дальше оставаться честными друг с другом. Так мы будем друзьями?
— Да, будем, — ответила я. — И ты не должен сердиться, если я буду говорить тебе такие ужасные вещи, как сейчас. Это результат моего деревенского воспитания, я лишена вашего городского лоска и лицемерия.
— Хвала Господу за это, — с серьезным видом заключил Генри и протянул мне руку. — Итак, мы друзья, Лин?
— Друзья, — ответила я и вложила свою руку в его.
Глава 5
Я прожила у Анжелы почти три недели, когда наконец набралась храбрости и, пересилив свое смущение, обратилась к Генри:
— Ты не мог бы в какой-нибудь свободный день показать мне парламент? Мне очень хотелось бы посмотреть, что представляет собой» колыбель парламентаризма «.
Моя просьба страшно обрадовала Генри.
— Конечно, — ответил он. — Я и сам предложил бы тебе, только мне и в голову не приходило, что тебе это может быть интересно. Анжела всегда называет его самым скучным на свете местом. Каждый раз, когда ей приходится обедать там, она начинает утверждать, что там подают совершенно несъедобные блюда.
— Я с удовольствием сняла бы пробу, — со смехом заявила я. — Но только если ты свободен.
— Завтра у нас состоятся очень интересные дебаты по вопросу безработицы, — сообщил Генри. — Думаю, мне удастся достать пару билетов. А ты сможешь уговорить Анжелу пойти с тобой?
— Конечно, смогу, — заверила я.
— Не расстраивайся, если заседание покажется тебе скучным, — предупредил меня Генри. — В парламенте редко можно услышать сенсационное выступление.
— Хорошо, не буду, — пообещала я. — И не бойся, что мне станет скучно, — я давно мечтала побывать там.
Когда вошла Анжела — она, как всегда, ездила куда-то с Дугласом, — я рассказала ей о наших планах.
— Согласись, Анжела, — попросила я. — Мне так хочется попасть туда.
— Ладно, — без особого энтузиазма проговорила она. — Завтра у меня нет никаких важных дел, во всяком случае ничего, что я не могла бы перенести на другой день. Не хочешь ли ты сказать, что Генри удалось уговорить тебя пообедать там?
— У нас новая комиссия по питанию, — сообщил Генри. — Кормить стали намного вкуснее, к тому же я заранее закажу твои любимые блюда.
— Не утруждай себя, — сказала Анжела. — Чем меньше я съем, тем лучше, я похудею.
— Анжела! — вскричала я. — Какая же ты смешная! Ты говоришь это, чтобы пристыдить меня. Я понимаю, что должна соблюдать диету, но у вас так вкусно готовят, что я не могу удержаться.
Анжела окинула меня критическим взглядом.
— Честно говоря, мне кажется, что ты очень потолстела со дня своего приезда. Я в отчаянии вскрикнула.
— Нечего дразнить бедную девочку, — вмешался Генри. — Она и так прекрасно выглядит. Обещаю, что благодаря клубнике со сливками, которую подают в» Террасе «, она прибавит еще пару унций.
— Я не смогу сказать» нет «, — в полном отчаянии проговорила я.
Я с нетерпением ждала, когда же мы отправимся в парламент. На следующее утро, когда я одевалась, я внезапно сообразила, что это моя первая экскурсия, о которой я столько мечтала с первого дня в Лондоне. Я вспомнила, что обещала викарию бывать в Тауэре, в Национальной галерее, в музеях, во всех деталях описать ему скульптуры, которые видела в залах Тейта, и меня охватило чувство вины.» На все это не хватит времени «, — сказала я себе, используя в качестве оправдания тот факт, что мне трудно ходить одной по Лондону, что некому сопровождать меня.
К тому же наши ночные развлечения привели к тому, что я стала позже просыпаться по утрам. Когда мне хотелось, чтобы завтрак подали в постель, мне нужно было только оставить снаружи около моей двери записку. Один или два раза я проспала почти до обеда.
— Я деградирую, — с грустью призналась я себе. Я была готова и знала, что выгляжу чудесно. Вчера я спросила Анжелу, как мне одеться, на что она ответила:
— О, не слишком эффектно. Депутаты похожи на школьников: они не любят, когда то, что им принадлежит, бросается в глаза. Стоит мне оказаться с Генри в парламенте, у меня всегда возникает чувство, будто я присутствую на родительском дне в школе для мальчиков.
Я надела очень простое, но в то же время очень красивое платье из бледно-голубого крепдешина с белым воротничком и манжетами, которые гармонировали с белой соломенной шляпкой, отделанной голубыми лентами. Но когда вниз спустилась Анжела, на которой было элегантное платье из черного крепдешина, украшенное огромным букетом фиалок, приколотым к плечу, я увидела, что мне нечего было даже пытаться выглядеть, как она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33