Мы решили, что Элизабет придет ко мне, и я попробую сделать ей макияж, потом мы примерим некоторые из моих платьев и посмотрим, что ей больше всего подходит. После этого я очень ловко перевела разговор на Надю.
— Разве ты не могла хоть что-нибудь выяснить про нее? — спросила я. — Странно, что никто не хочет рассказывать тебе о ней.
— Мне кажется, я так сильно ее возненавидела, что не желала ничего слушать о ней, — призналась Элизабет. — Ведь я давно узнала о существовании портрета. Понимаю, я поступила нехорошо, но это получилось совершенно случайно.
Я пришла в Чедлей-Хаус с запиской от мамы, и мне пришлось ждать ответа. — Мне сказали, что Филипп занят и мне следует подождать его в кабинете, куда он придет, когда освободится. Я села у камина, но тут у одной из его собак, которая лежала на диване, случились судороги. До сих пор у меня перед глазами стоит эта картина: собака задыхается и катается по полу. Я, естественно, позвонила, но слуги долго не шли, и тогда я открыла дверь в спальню Филиппа, решив, что найду там камердинера. Я никогда раньше не была в этой комнате. И хотя я страшно беспокоилась о собаке, я все же принялась оглядываться по сторонам и заметила портрет. В моем распоряжении было всего несколько секунд, потому что на мои крики прибежал камердинер. В следующий раз, когда мне предоставилась возможность, я рассмотрела портрет более внимательно.
— Откуда ты узнала, кто на нем изображен? — спросила я.
— Это было и так ясно, — ответила Элизабет. — Я знаю почти всех родственников Филиппа. К тому же она действительно похожа на индуску.
— Да, ты права, — согласилась я. — Но разве сэр Филипп никогда не заговаривал с тобой о ней?
— Он вообще со мной ни о чем не разговаривает, — сказала Элизабет. — Наверное, родственники своей настойчивостью напугали его. Он был так внимателен ко мне в первые месяцы после моего дебюта. Но потом мама все время старалась находить какие-то предлоги, чтобы оставить нас вдвоем, и я стала замечать, что его отношение ко мне меняется. Ему удалось выиграть битву с родственниками, хотя потом в этом обвинили меня.
Я почувствовала себя ужасно виноватой, когда без двадцати три собралась уходить.
— Куда ты? — спросила Элизабет. — А мне можно с тобой? Мне совершенно нечего делать.
— Извини, дорогая, но я пообещала Анжеле, что встречусь с ней, — солгала я. — Я уже опаздываю, так что я побежала.
Я вскочила в такси и дала свой домашний адрес. Как только мы завернули за угол, я приоткрыла окошко в перегородке, отделявшей меня от водителя, и велела ему отвезти меня к Чедлей-Хаусу. Когда я подъехала, «роллс-ройс» сэра Филиппа стоял у дверей. Я вошла в холл, и лакей сообщил мне, что сэр Филипп ждет меня в библиотеке.
Я впервые видела комнату, в которую меня проводили. Она располагалась на первом этаже и вся была уставлена книжными шкафами красного дерева со стеклянными дверцами. Четыре высоких окна выходили в парк. Сэр Филипп сидел в кресле и читал, когда доложили о моем приходе.
Он вскочил и протянул руку.
— Как я погляжу, вы самая пунктуальная женщина на свете, — сказал он. — Я думал, что вы опоздаете как минимум на полчаса. Я знала, что он только поддразнивает меня, однако меня охватило смущение при мысли, что он может подумать, будто я очень спешила на свидание с ним.
— Простите, — проговорила я. — В следующий раз я опоздаю, раз это так модно.
Не успела я договорить, как тут же пожалела о своих словах, которые прозвучали так, будто я жду новой встречи, нового приглашения.
— Не надо отказываться от столь редкого качества, — сказал он. — Присядьте на минуту. Сигарету, пожалуйста.
— Я не курю, — отказалась я.
— Еще одна добродетель! — воскликнул он. — Вы вся создана из одних добродетелей! А недостатки у вас есть?
— Боюсь, их слишком много, — ответила я. — Но не требуйте, чтобы я рассказывала о них. Пусть лучше они проявляются постепенно.
Он засмеялся.
— Что вы можете сказать об этой комнате? Я огляделась.
— Она просто великолепна, — ответила я. — Но я никогда не решилась бы читать здесь какой-нибудь легкий роман. Вы согласны со мной?
— Вот поэтому у меня есть гостиная наверху, — сообщил он. — Именно там я обычно провожу время. Когда-нибудь я покажу вам эту комнату.
Я не сказала ему, что уже видела ее.
— Где же вы обедали? — поинтересовался он. — Неужели этот обед имел столь важное значение, что вы не могли оказать мне честь?
— Я все перепутала, — проговорила я. — Я думала, что мы приглашены в гости сегодня, а оказалось, что завтра. И тогда я решила встретиться с одной вашей знакомой.
— С кем же? — спросил он.
— С Элизабет Батли, — ответила я. — Мы с ней познакомились только вчера, но уже успели подружиться.
— Она моя дальняя родственница, — сказал сэр Филипп. — Рад, что Элизабет вам понравилась, она хорошая девушка.
— Мне ее ужасно жалко, — призналась я. Он пристально взглянул на меня.
— Почему у вас возникло такое впечатление?
— Ей сейчас приходится нелегко, — ответила я.
— Мне кажется, это обычное явление в Лондоне — клеймить позором любую девушку, которая до двадцати семи лет не вышла замуж, и называть ее старой девой. Все в семье направлено на то, чтобы хорошо пристроить сестер Элизабет, а ее постепенно отодвигают на второй план.
— Я не знаю, почему она так и не вышла замуж, — сказал сэр Филипп, однако несмотря на его небрежный тон, я почувствовала, что причина ему прекрасно известна.
— И я не знаю, — проговорила я. — Она могла бы стать замечательной женой для любого мужчины: она бескорыстна, покладиста, у нее добрый характер.
— За столь короткий срок вам удалось узнать о ней очень много, — заметил он.
— Это не составило большого труда, — призналась я.
— Возможно, это даже слишком просто, — сказал сэр Филипп. — Очевидно, поэтому она и не вышла замуж.
— Вы считаете, что мужчинам нравятся только те женщины, которые создают вокруг себя ореол тайны? Которые для них остаются загадкой, сущности которых они не в состоянии понять?
— Вы недалеки от истины, — признался он.
Во мне проснулась отвага, я осмелела.
— Значит, все женщины, которых вы встречали в своей жизни, были для вас открытой книгой? — спросила я.
Я испугалась, что задела слишком личный вопрос, так как заметила, как потемнело его лицо. Он потянулся за сигаретой, прикурил ее и только потом ответил.
— Значит, вы такая же как все? — заключил он, при этом его голос звучал так же беззаботно, как раньше. — У меня сложилось впечатление, будто все знакомые женщины сговорились женить меня!
— Вы действительно считаете, что они сговорились? — удивленно переспросила я. Сэр Филипп рассмеялся.
— Если я отвечу «да», то покажусь вам самодовольным, если «нет»— это будет не правдой, — ответил он. — Ну ладно, Лин, вы выиграли этот раунд.
Он впервые назвал меня по имени, и я спросила себя, заметил ли он это. Вчера вечером он официально называл меня «леди Гвендолин».
— Я не собираюсь спорить с вами, — заявила я. — Не посмею.
— Почему? — удивился он. — Не говорите, что у вас не хватает храбрости бросить кому-то вызов.
Я вспомнила, что всего час назад втолковывала Элизабет.
— Как по-вашему, это смело — лезть туда, где сам дьявол не разберется? — спросила я.
— О чем вы говорите? — поинтересовался он.
— О любопытстве, которое является моим самым большим недостатком, — ответила я. — Мне нравится узнавать что-то новое о людях, и гораздо проще попросить их самих рассказать о себе, чем подслушивать в замочную скважину или собирать сплетни. Сэр Филипп улыбнулся.
— Итак, вы хотите узнать что-то новое обо мне?
— спросил он.
— Естественно! — воскликнула я. — Вы новый человек для меня и, насколько я поняла из разговоров, очень важная персона.
У меня возникло впечатление, что мои слова показались ему смешными.
— Но это действительно так, — добавила я. — Вы обросли легендами.
— Легендами? — удивился он. — Какими легендами?
— А вот этого я рассказывать не собираюсь, — ответила я. — Мне хотелось бы выслушать вашу версию. Нет ничего противнее, чем узнавать о людях из вторых рук. Это все равно что носить чужие платья — в них ты никогда не почувствуешь себя свободно и удобно.
— Мне кажется, мы с вами поменялись ролями, — заметил сэр Филипп. — Вчера я просил вас рассказать о себе, а сегодня вы устроили мне допрос.
— По моему мнению, мы с вами должны выступать на равных, — сказала я.
— Действительно, а почему бы и нет? — воскликнул он. — Но сначала мы с вами сядем в машину и отправимся в Рейнлаф.
— Хорошо, — согласилась я и направилась в холл.
Я была очень довольна, что сэр Филипп отпустил шофера и сам сел за руль. Он очень уверенно вел машину, поэтому нам удалось быстро проскочить пробку на Гайд Парк-корнер и выехать на улицы с более спокойным движением.
— А вы водите машину? — спросил он.
— Только «морис», — ответила я. — Этот допотопный автомобиль кажется мне образцом выносливости и работоспособности. За каждую мою поездку ему надо выдавать медаль.
— Я помню вашу матушку. Я тогда был еще мальчишкой, — проговорил он через некоторое время. — Она была необычайно красива — а какая она сейчас?
— Мне кажется, она почти не изменилась, — ответила я. — Она приняла старость как подарок. Возраст не портит ее.
— Вы очень на нее похожи. И, конечно, знаете об этом, — заметил сэр Филипп. — Думаю, вам уже надоело слушать, как вас называют красивой.
— Не надоело, так как никто никогда мне этого не говорил, — заявила я. — Однако мне всегда хотелось выглядеть по-другому.
— Почему? — удивился он.
Я посмотрела на него. Его взгляд был устремлен на дорогу. Я почувствовала непреодолимое желание сказать правду.
— — С самого детства, — проговорила я, — мне хотелось быть миниатюрной и темноволосой.
— Наверное, как ваша сестра, — заключил он. — Но она отнюдь не маленькая.
— Вовсе нет, я никогда не хотела походить на сестру, — запротестовала я.
Мое представление о своей внешности было совершенно иным. Внезапно туман, окутывавший мое сознание, растаял, и я поняла, что хотела походить именно на Надю. Именно в ее облике я воображала себя в своих мечтах. Так вот почему ее портрет показался мне таким знакомым; вот почему я узнала его с первого взгляда. Конечно, я знала это лицо! Разве не оно представало передо мной в моих снах, разве не его надеялась я увидеть в зеркале? Я представляла себя именно такой, какой Надя была изображена на портрете. Именно так мне хотелось выглядеть.
Глава 11
Я так глубоко ушла в свои мысли, что совершенно не запомнила, о чем мы говорили на пути в Рейнлаф. По всей видимости, мы беседовали, хотя с тем же успехом мы могли молча смотреть вперед — сэр Филипп следил за дорогой, а я видела перед собой знакомое лицо, изображенное на портрете в его спальне.
День был жарким и солнечным. После пыльного шоссе и дорожных пробок, после запаха бензина и гари от машин и автобусов тень деревьев так и манила своей прохладой. Мы медленно шли через парк к спортивному полю. Увидев толпящихся на трибуне зрителей, я удивленно воскликнула:
— Как много народу!
— Может, пройдем на противоположную сторону? — предложил сэр Филипп.
— Да, давайте пойдем туда, — согласилась я.
— Отлично! — сказал он. Мы развернулись и направились в другую сторону. — Мне казалось, что я единственный человек на свете, кто терпеть не может толчеи. Большинству женщин это нравится, — добавил он.
— Думаю, вы ошибаетесь, — заметила я.
— О, я имею в виду лондонских женщин, — уточнил сэр Филипп. — Тех, кто приходит сюда, чтобы покрасоваться в новых туалетах или с новым поклонником.
То, как он произнес эти слова, позволило мне прийти к заключению, что его нередко выставляли напоказ, и это причиняло ему немалые страдания. Мне захотелось успокоить его и сказать, что меньше всего на свете мне хочется, чтобы нас увидели вместе, особенно после того, как я солгала Анжеле и Элизабет.
Мы отыскали свободные места в стороне от других зрителей, под тенистым деревом. Поле было видно плохо, однако здесь мы могли расслабиться и посидеть в прохладе. Я сняла шляпку и положила ее на траву. Сэр Филипп вытянул ноги и закурил.
— Поговорите со мной, — потребовал он.
— Зачем? — спросила я. — Вы хотите услышать мой голос, или вам интересно послушать мой рассказ?
— Я впервые слышу от вас такие жестокие слова, — заметил он.
— Почему жестокие? — удивилась я. — Ведь это правда.
— Возможно, — загадочно проговорил он. Я ждала. Я чувствовала, что наступил момент, когда он вновь спросит меня о нашей встрече в парламенте. Но, к моему великому изумлению, он внезапно резко отшвырнул сигарету.
— Нет, — сказал он, как будто отвечал самому себе. — Я передумал, Лин. Более того, я собираюсь полностью изменить себя. Мне кажется, когда человек пытается жить прошлым, он совершает самую большую глупость. Вы согласны?
— Если прошлое вызывает у него неудовлетворенность настоящим, то — да.
— Я старался не замечать настоящего, — проговорил он. — Теперь я вижу, что в течение многих лет дурачил самого себя.
Я промолчала.
Напряжение постепенно спадало. Сэр Филипп опять достал портсигар; прикурив сигарету и выбросив спичку, он улыбнулся мне.
— Итак, перед вами возродившийся к жизни человек, — весело объявил он.
— Здравствуйте. Как поживаете? — поприветствовала я его, стараясь подыграть ему.
И в то же время я боялась, что одно неосторожное замечание или слово могут напомнить ему, как мы далеки друг от друга.
— Разве это событие не вызывает у вас интереса?
— поддразнил он меня.
— Вызывает, — ответила я. — Но если вы намерены забыть о прошлом, значит, с этой минуты оно не может вызывать у меня любопытства. Давайте размышлять о будущем.
Он театральным жестом снял передо мной шляпу, потом бросил ее на траву.
— Леди Гвендолин Шербрук, — объявил он, — я знаю, что вы очень умная женщина.
— Вы второй, кто за время моего пребывания в Лондоне заявляет мне об этом, — сказала я. — Я могу так и поверить в это.
— Если вы настолько умны, как мне кажется, — заметил он, — вам самой все давно известно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33