Уинстон вел лодку на большой скорости, но, пока они огибали остров, у Марины было много времени для горестных размышлений. Как же ей объяснить ему, чтобы он понял, почему она сказала то, что сказала?..«Возможно, я умру раньше, чем мы доберемся до дома», — думала она. Но все внутри нее протестовало против того, что ей придется умереть без губ Уинстона на ее губах, без его объятий.Она не могла заговорить с ним из-за шума мотора, а время убегало секунда за секундой, и Марина боялась, что может не успеть объяснить ему все.Они обогнули южную оконечность острова, и, когда Марина уже подумала, что Уинстон сейчас направит лодку прямо на Сорренто, он вдруг повернулся к ней с улыбкой и сказал:— Мы пропустили наш английский чай. Может быть, прежде чем отправиться домой, нам стоит сделать остановку в Марина-Гранде и попробовать устриц?Он снова говорил с ней ласково, снова улыбался! Она была согласна на все!— Это было бы… чудесно! — закричала она, перекрывая шум мотора.— У них там есть большие креветки и еще моллюски под названием разиньки — я уверен, они вам очень понравятся!Он, наверное, умышленно делал вид, что ничего не произошло и он нисколько не расстроен и не озадачен. Он опять был с ней любезен и очарователен — как в начале путешествия.И хотя она с тоской вспоминала о том страстном голосе, каким он говорил ей о своей любви, и снова хотела увидеть в его глазах искренность, она была счастлива и этим. Главное — он снова стал разговаривать с ней и, казалось, больше не сердился.«И как только я могла быть такой нескромной и выдумать такую глупость и неприличность?» — ругала себя Марина. Но она была в таком отчаянии — ведь ей оставалось жить всего несколько часов, а может быть, секунд, и она любила Уинстона всем сердцем и душой, гораздо больше, чем свою мечту о вечной жизни. Для нее больше ничего не существовало, кроме него! Ничего во всем мире, кроме его губ!«Он… поймет, когда я… умру», — печально подумала она.Она смотрела на него, на его профиль, казавшийся ей совершенным. Даже если он все еще сердится на нее, она будет любить его еще больше.Они добрались до Марина-Гранде. Уинстон направил лодку в гавань и остановился напротив пристани.Ослепительные лучи послеполуденного солнца преломлялись в воде, и на белых зданиях вдоль кромки залива играли багровые и золотые блики.А позади высились зеленые горы. Их обнаженные вершины горели, словно охваченные огнем, и отражались в море многоцветным мерцанием.— Вот что я сейчас сделаю, — объявил Уинстон, — сейчас я пойду и принесу устриц и еще чего-нибудь поесть. А вы пока накройте в каюте стол.— Хорошо, — согласилась Марина, обрадованная, что хоть чем-то займет свои мысли и руки. Икогда Уинстон уже готов был сойти на берег, она спросила: — Вы ведь не будете… задерживаться?— Нет, — ответил он, — ресторан, где торгуют устрицами, совсем рядом. Я всего на несколько минут.На пристани вертелись мальчишки — им не терпелось помочь пришвартовать лодку. Они глазели на нее в полнейшем восторге, указывая пальцами на штурвал, двигатель, и громко переговаривались.Марина ушла в каюту. Она нашла там скатерть в яркую красно-белую клеточку и постелила ее на стол.В ящике были ножи, вилки и стаканы — она машинально расставляла приборы, но мысли ее были заняты только Уинстоном.Найдя в каюте зеркало, она пригладила волосы и поправила маленький муслиновый шарф, который Уинстон снял с нее на острове, и который она второпях надела трясущимися пальцами, когда спускалась к лодке.В зеркале Марина увидела большие глаза на очень бледном лице.«Боже великий… сделай так… чтобы он понял, — молилась она. — Я люблю его! Я так отчаянно его люблю! Пусть он поймет и… снова полюбит меня, прежде чем я… умру!»Уинстон, к своему удовлетворению, обнаружил, что ресторан, который он помнил еще с первой своей поездки в Сорренто, все еще существует.Он был знаменит своими рыбными блюдами, но больше всего славился устрицами, креветками и этими самыми разиньками.Перед входом в ресторан стояли большие чаны с водой, в которых плавала рыба, и мальчиком он любил сам выбрать рыбу, которую хочет съесть, и следил, как официант ловил ее маленьким сачком.Он вошел в ресторан и заказал вареного омара, уже лежащего на блюде с зеленым салатом и креветками.— Может быть, синьор хочет попробовать наш фирменный суп Zuppa di cozze? — предложил хозяин ресторана.Уинстон знал, что этот суп из мидий был гордостью их заведения.— А сколько придется ждать? — спросил он.— Пять минут, синьор, — я подам его вам в закрытой посуде, и вы спокойно сможете взять его с собой на лодку, если, конечно, обещаете вернуть обратно посуду!— Конечно, верну, — пообещал Уинстон, — Прекрасно, значит, я беру суп и еще две дюжины устриц. Откройте их, а я пока отнесу омара и вино.Он ждал, пока ему уложат заказ в открытую корзину, собираясь уйти, как вдруг услышал знакомый голос:— Уинстон! Что вы здесь делаете?Это была Николь — как всегда яркая и в окружении мужчин.— Как видите. Покупаю…— Звучит очень по-домашнему, — улыбнулась она, — но я не буду задавать щекотливых вопросов. И так понятно, что вы не сможете съесть все это один.— Привет, Уинстон. — К ним подошел один из сопровождавших ее мужчин.Уинстон протянул руку.— Привет, Чак, — сказал он. — Сто лет вас не видел.— Я приехал сегодня утром. Николь сказала мне, что вы в Сорренто, и я подумал, что мы сможем встретиться и вспомнить старое.— Да, хорошо бы встретиться, — рассеянно повторил Уинстон.— Кстати, — сказал Чак, — я очень сожалею, что ваш брат потерпел неудачу, но у него и в самом деле было немного шансов против Рузвельта.— Так Рузвельт переизбран? — воскликнул Уинстон. — Я ожидал этого.— Да, он снова в Белом доме, — ответил Чак. — Если вы хотите почитать об этом, у меня с собой есть вчерашняя газета — я захватил ее из Рима.— Большое спасибо, — сказал Уинстон.— Пойдемте же, Чак, — вмешалась Николь, — вы же знаете, мы ждем к обеду людей и можем опоздать, если вы не поторопитесь. — Помедлив секунду, она обернулась к Уинстону: — Присоединяйтесь к нам, если захотите. Вы же знаете, я очень хочу видеть вас.— Боюсь, я сегодня задержусь очень поздно. Она, конечно же, получила его записку и была явно задета его отказом.— Вот вам газета, Уинстон, — Чак торопливо протянул Уинстону свернутую газету и поспешил за Николь, которая с двумя другими спутниками уже спускалась к пристани.Уинстон собрал остальные покупки, но не уходил, ожидая, когда компания отъедет на своей моторной лодке — она была не такая современная, как у него, и требовала двух человек для управления.После этого он направился к «Нейперу-младшему» и, поднявшись на палубу, увидел, что Марина улыбается ему из окошка каюты.— Это только часть того, что я взял, — сказал он, протягивая ей плетеную корзину. — Мне нужно вернуться за остальным — я заказал нечто такое, что вам обязательно должно понравиться.— Я заинтригована, — весело ответила Марина.— Вы попробуете суп из мидий, — объявил он. — Я только туда и обратно.И он снова исчез.Марина отнесла корзину в каюту, поставила ее на скамью, увидела сверху газету и положила ее на стол.Потом вынула омара и подивилась, как искусно он сервирован на блюде. Там были еще две бутылки вина, свежие булочки и горшочек с маслом!Взглянув на омара, Марина поняла, что совершенно не хочет есть.С того момента, как у них вышла эта размолвка, в горле у нее стоял комок, а на сердце словно лежал тяжелый камень. Чтобы больше не прислушиваться к себе или бесконечно не переживать случившееся, она развернула газету.Это была американская газета, напечатанная в Риме, но на английском языке.«Рузвельт остался президентом», — прочитала Марина один из заголовков. Уинстон наверняка интересуется политикой. Правда, он об этом никогда не упоминал, но, когда в Англии проходили всеобщие выборы, все кругом говорили только о них.Она скользнула взглядом вниз по странице, и вдруг из груди ее вырвался страшный крик — она кричала дико, как раненый зверь.Ее крик, казалось, эхом отозвался в маленьком салоне. Она резко швырнула газету на пол, мгновенно выбралась из лодки и как безумная, не разбирая дороги, бросилась бежать.Уинстону пришлось ждать супа из мидий дольше, чем он рассчитывал.— Сейчас, сейчас он будет готов, синьор, подождите минуточку, — уговаривал его хозяин.Устрицы были уже открыты и уложены на подносе, чтобы удобнее было нести.Наконец готовый суп принесли из кухни, и хозяин велел официанту отнести его на лодку.Мужчины, нагруженные провизией, направились вдоль по набережной.Солнце уже садилось, подкрадывались сумерки, зажигая первые звезды, едва мерцающие на еще светлом небе.Уинстон глянул вверх и вспомнил, что сегодня должно быть полнолуние и, значит, ему не составит труда добраться до Сорренто.Там он поговорит с Мариной, и между ними уже не будет никаких секретов. И тогда ему не нужно будет в чем-то подозревать ее.Он чувствовал, что поступил с ней жестоко, вернув ее на землю, к обыденности, из того божественного состояния исступленного восторга, парения в невесомости, которое охватило их обоих.И все же он никак не мог избавиться от навязчивой мысли — узнать, что же связывало Марину с Элвином. Он должен это знать! Он должен услышать от нее, что же так тревожило и угнетало ее с самого начала их знакомства и что заставило ее послать ту сумбурную телеграмму через Атлантический океан.Наконец они с официантом подошли к лодке.Марины не было видно, и Уинстон подумал было, что она могла прилечь на скамье в каюте.Он поставил поднос с устрицами на плоскую крышу каюты, принял супницу из рук официанта и дал ему щедрые чаевые.— Спасибо, синьор, — поблагодарил официант и поспешил обратно в ресторан.— Марина, ты здесь? — позвал он негромко. — Я принес наконец сей кулинарный шедевр!Наклонив голову, он вошел в каюту и хотел поставить супницу на стол.К его удивлению, Марины в каюте не было!Может, она пошла прогуляться?Он забрал поднос с устрицами с крыши каюты и тоже поставил его на стол. Выбравшись наружу, огляделся.На пристани ее нигде не было видно, и он удивился: как она могла уйти в город, не дождавшись его?Он выпрыгнул из лодки и медленно пошел по направлению к ресторану.Куда она могла пойти?На берегу не было никаких магазинов, интересных для женщины, да и солнце почти скрылось, и сумерки сгущаются прямо на глазах. Он дошел до набережной и огляделся.Рестораны и кафе светились огнями, но народу вокруг было немного, а маленькие мальчишки уже убежали ужинать.Немногочисленные рыбаки готовили свои лодки к утреннему лову, но все остальное вокруг было тихо и спокойно. Ему пришло в голову, что Марина все-таки где-нибудь на пристани, и он, наверное, просто ее не заметил.И он поспешил обратно к лодке.Но там было по-прежнему пусто — Марина исчезла!Удивительно, куда же она могла запропаститься? Несмотря на то что она сказала ему вчера, она совсем не показалась ему непредсказуемой — наоборот, она была очень проста и естественна и в этом отношении очень отличалась от всех его прежних женщин.Уинстон в конце концов решил, что она вот-вот появится, а он пока откроет бутылку вина.Найдя штопор, он вытащил пробку из одной бутылки и попробовал вино. Оно было довольно хорошее, хотя не шло ни в какое сравнение с тем, что они пили на вилле — там вино было закуплено еще его дедом и было исключительного качества.Он вышел из каюты и снова осмотрел причал. С трудом вглядывался он в густые сумерки, но Марины нигде не было видно.Она была в белом платье, и он бы ее сразу увидел даже в темноте.Совершенно обескураженный, он вернулся в каюту. И тут его взгляд случайно упал на газету, лежащую на полу.По тому, как она была развернута и брошена на пол, он понял, что Марина ее читала.Он поднял газету и прочел заголовок: «Рузвельт остался президентом».Едва ли эта новость могла вывести ее из равновесия, может быть, есть что-то в самой заметке?Он торопливо пробежал ее глазами.Оттуда явствовало, что Харви набрал довольно много голосов, но недостаточно для победы. Не было ничего, что могло бы взволновать Марину или как-то связать выборы лично с ним.И тут он увидел внизу страницы статью под рубрикой «Лондон».Он читал совершенно автоматически, едва улавливая смысл:«СУМАСШЕДШИЙ ВРАЧ ВЫДАЕТ СЕБЯ ЗА КОНСУЛЬТАНТА КОРОЛЕВСКОГО СЕМЕЙСТВА. ОН СТАВИЛ ЛОЖНЫЕ ДИАГНОЗЫ О СМЕРТЕЛЬНЫХ ЗАБОЛЕВАНИЯХГеорг Робсон, врач, исключенный в прошлом году из Медицинского Реестра за нарушение врачебной этики, сегодня арестован в Лондоне и обвинен в том, что выдавал себя за сэра Джона Колериджа, консультанта королевского семейства.Сэр Джон, находившийся в отпуске за границей, оставил свой дом на Вимпол-стрит на попечение смотрителя. Георг Робсон, имевший большой зуб на сэра Джона, поскольку тот входил в правление Британской медицинской ассоциации, дисквалифицировавшей его в 1899 году, проник в дом номер 55 на Вимпол-стрит. Он запер смотрителя в одной из нижних комнат, где впоследствии удушил его, и, нарядившись в чужую одежду, стал встречать у входа в дом всех, кто хотел попасть на прием к сэру Джону или договориться о визите.Робсон действовал достаточно хитро, принимая только тех пациентов, кто пришел к доктору впервые и не знал его в лицо. Он был разоблачен только тогда, когда неожиданно — раньше на четыре дня, чем намеревался, — вернулся из отпуска сэр Джон.Георг Робсон успел накануне покинуть дом номер 55 на Вимпол-стрит. К сэру Джону явился разгневанный пациент, получивший от другого врача совсем иное заключение о своем состоянии. И тогда выяснилось, что каждому пациенту, попавшему на прием к Георгу Робсону за этот месяц, он говорил, что жить ему осталось ровно двадцать один день.Он заявлял, что у них редкая болезнь сердца, что он является единственным специалистом по этому заболеванию и никакой надежды на выздоровление нет. Сэр Джон пытается сейчас связаться со всеми пациентами, кто мог попасть на прием к Георгу Робсону, но так как никаких записей тот не оставил, это, конечно, потребует некоторого времени».Уинстон быстро пробежал заметку глазами и потом внимательно прочитал еще раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20