Нам самим было непонятно, откуда взялся мазут в танкере вместо сливов. Поэтому независимо от официального расследования мы провели свое и неожиданно раскопали достаточно опасную для нашей жизни новость: до России не доходит поток валютных средств, который оседает на зарубежных счетах для финансирования КГБ!
Схема была проста, как все гениальное: по указанию компетентных органов в мазут низкого качества при погрузке на корабль прямо в нефтеналивном порту добавляли дизельное топливо – и получался высококачественный нефтепродукт, который стоил гораздо дороже, чем отходы и сливы.
Разница составляла примерно пятьдесят-семьдесят долларов за тонну, и ее выплачивали уже за границей, проведя в иностранном порту дополнительный анализ качества груза. Причем, поскольку нашим внешнеторговым посредником была фирма, работавшая на КГБ, все средства попадали на их валютные счета. Деньги эти были совершенно неучтенными, они нигде не фигурировали и никакому контролю не подлежали.
И вот когда меня во второй раз вызвали в Лефортово на допрос, я обо всем этом рассказал следователю. Дело сразу же прекратили. Меня спасли депутатская неприкосновенность и популярность, созданная прессой.
Гукасян очень испугался и сбежал в Америку. Но в 93-м году решил вернуться в Россию. Привез десять лимузинов, выгодно их продал, закрутил свой бизнес…
И вдруг звонит мне в Лондон, чтобы сообщить о том, что дело о контрабанде вновь открыто: через три года после закрытия с формулировкой о недостаточности доказательств!
– У меня есть влиятельные друзья, – сказал Гукасян. – Если хочешь, я тебя с ними познакомлю. Они готовы помочь!
Я согласился, и вскоре он привез в Англию этих «друзей». Одного я знал и раньше, а второй, как потом выяснилось, был вором в законе, тем самым Наумом.
Он сказал:
– Артем Михалыч, я как официальный представитель МВД(!) предлагаю вам выкупить ваше уголовное дело – всего за шесть миллионов долларов!
– За сколько?
– А что вы удивляетесь – там одних только ваших телефонных разговоров из Англии аж четыре тома, а всего тридцать два! Не зря же люди работали…
– Ну хорошо, допустим, я заплачу эти шесть миллионов – и что?
– Мы отдадим вам дело. А что вам еще нужно?
– Мне нужно, чтобы министр внутренних дел России господин Дунаев и председатель КГБ Баранников выступили бы публично по первому каналу телевидения и сказали, что они ко мне никаких претензий не имеют, а я сам не имею отношения ни к какому криминалу!..
– Нет проблем! – легко согласился Наум. – Хоть завтра! Мы вам доверяем, если вы согласны, мы все сделаем вперед, а потом уже оплата. Соглашайтесь!
– Я должен подумать, – сказал я.
В то время шесть миллионов долларов – это как раз все, что у меня было на банковских счетах.
Они уехали, а я стал выяснять и думать, откуда ветер дует. За оказанную медвежью услугу я остался «благодарен» Гукасяну на всю жизнь. И вот неожиданно все разъяснилось само собой.
За полгода до этого разговора ко мне приезжал один парень из России, сделавший такую же, как в свое время Герман Стерлигов, молниеносную карьеру капиталиста. Только Герман уже исчез с горизонта известности, а этот парень был на пике славы.
Звали его Виктор. И компания у него была «Виктор», и банк с тем же названием. А еще он был спонсором и фактическим владельцем московской футбольной команды «Локомотив», тогда не слишком популярной. Он полностью выплачивал заработную плату футболистам и тренерам, а также содержал стадион и все спортивные сооружения клуба за свой счет. Еще у Виктора были корабли и двенадцать больших приватизированных самолетов. Подумать только! Это все уже было в 1993 году!
Мы с ним провернули очень красивую финансовую операцию. Я помог Виктору взять под залог этих самых самолетов западный кредит в инвестиционном банке. Он уехал очень довольный: ни до нас, ни после нас такое никому не удавалось. Под залог российских самолетов западные банки денег никому больше не давали.
И тут он снова прилетел и сообщил, что у него все отняли и он разорен…
Оказывается, к нему сначала приехали бандиты и потребовали, чтобы он передал все имущество с баланса на баланс: и офис, и банк, и самолеты с кораблями!
Охрана Виктора выставила их за дверь. Но бандиты обещали вернуться послезавтра. Не завтра, уточнили они, а именно послезавтра!
С утра на следующий день появился отряд вооруженного ОМОНа, прозванный народом «маски шоу». Под дулами автоматического оружия всех уложили лицом на пол – и женщин, и бывших на переговорах иностранцев. Потом крушили мебель, повалили несколько шкафов, разбили журнальные столики, несколько мониторов от компьютеров, забрали с собой жесткие диски и все документы. Уходя, ударили пару раз по спинам лежавших прикладами автоматов…
А на следующий день опять явились бандиты. Виктор понял, что дело совсем плохо. Он все передал им на баланс какой-то подставной фирмы и уехал. Отдал и стадион «Локомотив», и свою любимую команду.
Вскоре после разговора со мной в Лондоне Виктор уехал и вообще исчез. Говорили, что его убили где-то в Болгарии, куда он смог перегнать два из своих кораблей. Но его достали и там.
И вот я неожиданно узнаю, что фирма, где работал Гукасян, от которой ко мне приезжали «гости», совсем недавно приобрела как раз двенадцать самолетов. И название ее совпадает с той бандитской, которую называл мне Виктор.
Мне стало известно, что за этой фирмой стоял не только ОМОН, а гораздо более серьезные криминальные силы. Независимое расследование привело нас прямо в правительство Ельцина. Мне сильно помогла тогда, уже не страшно, увы, это написать, моя убиенная подруга Галина Старовойтова. Связи этой мафии тянулись строго вверх до самого вице-президента России господина генерала Руцкого. А тут вдобавок мне позвонил один из моих приятелей-депутатов и говорит: «Тобой генерал Руцкой сильно интересуется». Он тогда прямо в печати заявил, что Тарасов в Англии контролирует вывезенные российские капиталы на сумму полтора миллиарда долларов США. И что я должен быть немедленно депортирован из Великобритании и выдан российским властям по инициированному им запросу Интерпола.
Я не знал, что делать, и в отчаянии позвонил в Кремль Коржакову, старому моему приятелю еще со времен первого депутатства в российском Верховном Совете. Тогда, в период наших первых встреч, он был простым охранником у Ельцина, ни в политику, ни в экономику не лез. Я не мог и предположить, что теперь, меньше чем за два года, Коржаков превратился едва ли не в самого влиятельного человека в России, которому кланялись и Смоленский, и Березовский, и все остальные – от министров до военных начальников.
Удивительно, но меня с ним соединили.
– Привет, Саша! – сказал я. – Что же ты меня совсем забыл? Это был непозволительный тон в обращении к всесильному вассалу.
– Хм! – сказал Коржаков. – А чего ты там, в Англии, сидишь, почему не приезжаешь? У тебя же здесь все чисто, я-то знаю.
– Но, понимаешь, заместитель прокурора Макаров выступил и со слов Руцкого обозвал меня преступником. По-моему, от них на меня идет прямой накат даже здесь, в Лондоне!
– Ах ты об этих! Ну что о них говорить! В октябре с ними будет покончено – некому будет тебя доставать.
Наш разговор произошел в августе 1993 года, значит, рискну предположить, что уже тогда Коржаков разрабатывал план октябрьского расстрела Белого дома и захвата парламента. Октябрь был сроком, установленным заранее.
Вскоре после того, как Руцкой вместе с Хасбулатовым попали в тюрьму, мне снова позвонил Наум, на этот раз из Австрии.
Я говорил с ним достаточно жестко и прямым текстом дал понять, что вообще-то в курсе: кое-кто остался без покровителя.
– Ну и что? – ответил Наум. – Среднее-то звено всегда останется на своем месте. Как ты не понимаешь, что другого выхода у тебя нет. Будешь платить. Мы все равно тебя достанем и привезем по этапу из твоей вонючей Англии. Вот увидишь!
У меня оставалось два выхода: скрыться где-нибудь в Аргентине или самому поехать в Москву, а там будь что будет…
Я выбрал второй вариант. К этому времени были объявлены новые выборы в первую Государственную думу, и я решил воспользоваться иммунитетом кандидата в депутаты, чтобы понять на месте, что же это теперь за новая страна под названием «криминальная Россия». Я опять совершал очень смелый поступок, не отдавая себе ясного отчета в степени возможной опасности и риска для жизни.


* * *

Конечно, милицейская мафия очень тщательно подготовилась к моему приезду. Они изучили устав избирательной кампании, где было написано следующее: привлечение кандидата в депутаты для допроса может состояться только с санкции Верховного суда России.
Был специально найден член Верховного суда, который подписал абсолютно беспрецедентное по своему кощунству письмо: «Я, член Верховного суда Мещеряков, постановляю: в случае неявки Тарасова в милицию для дачи показаний прибегнуть к его аресту». Это было начало произвола, с которым мне пришлось столкнуться в России.
Мне предъявили письмо Мещерякова ровно за один день до голосования на выборах – и пригласили в воскресный день выборов в одиннадцать часов утра явиться в управление по борьбе с экономической преступностью, чтобы вместе со следователями, а скорее всего, в камере предварительного заключения встретить результаты выборов.
Мне пришлось расписаться в повестке о том, что в воскресенье в одиннадцать утра я добровольно явлюсь в Управление по борьбе с организованной преступностью. В том, что выборы я проиграю, у меня сомнений не было, как, впрочем, и у следователей.
Из дома я сразу позвонил адвокату Генри Резнику, с которым у меня на завтра была назначена встреча.
Я познакомился с ним еще до своей первой эмиграции. Резник уже тогда был одним из лучших и получал огромные по тем временам гонорары.
Изучив документы, Резник придумал один тактический ход.
– Давай покажем на процессе, что не было никакой организации «Исток» вообще! – предложил он. – Да, она имела счета, но по какому закону она была создана? Поскольку не было закона, значит, вообще ничего не было. За это много лет тебе не дадут.
Я не соглашался, но от услуг Резника отказываться было бы большой глупостью, хотя имелись доказательства, что уголовное дело сфабриковано и содержит чистый вымысел, это был рэкет со стороны государственной власти. У меня каким-то чудом еще сохранялась вера в справедливость.
Наивность выветрилась, когда я позвонил Резнику и сообщил о повестке. И тут Резник говорит:
– Беги! Уезжай! Если ты туда придешь, то уже назад не выйдешь!
Он, как и все, был уверен, что я проиграю выборы.
Но куда уезжать? Как?
Начались совещания с моими близкими друзьями из команды, помогавшей мне на выборах. В субботу вечером я поехал на телевидение и выступил в прямом эфире в передаче с Игорем Фесуненко по 6-му каналу. Я показал повестку прямо в камеру и заявил:
– На самом деле это не повестка. Она только выглядит как повестка вызова на допрос. Для меня это медицинское заключение о болезни всего российского общества. Я вернулся в страну, которая не похожа ни на одну страну мира. Она требует немедленного лечения, но прежде всего полного искоренения паразитов, засевших в структурах власти.
Когда после передачи мы вышли из телецентра, я увидел, что меня опять «ведут». На этот раз в слежке было задействовано машин шесть, не меньше. Все они по виду похожи друг на друга, простенькие модели «Жигулей», и что удивительно – чехлы в машинах абсолютно одинаковые и в каждой сидят по двое в штатском на передних сиденьях. Мы уходили на «Мерседесе» во дворы, отрываясь от погони, а потом нас останавливал постовой, долго держал, изучая документы. И отпускал, когда появлялись наши преследователи. Наверняка в моей машине были установлены «жучки»…
Наконец мы добрались до дома, где я жил в квартире друзей, но я поднялся в соседнюю квартиру к Малику Сайдуллаеву. Было ясно, что уходить надо этой же ночью. Мы решили сначала добраться до Ленинграда, там жили чьи-то родственники, которые должны были меня встретить, а потом уже на месте думать, что делать дальше.
Мы послали двух ребят за билетами на Ленинградский вокзал. Поскольку железнодорожные билеты теперь продавались только по паспортам, для меня нашли паспорт на имя какого-то Попова.
Ребята возвратились на такси, которое оставили ждать с задней стороны дома, во дворе. Машина слежки стояла с заведенным мотором прямо перед подъездом, и нам надо было как-то их запутать, чтобы уйти. Тогда мы надели на телохранителя мое пальто и меховую шапку, дали ему в руки мой портфель. По комплекции он был значительно больше, но с поднятым воротником, да еще в темноте вполне мог сойти за меня.
Телохранитель вышел из подъезда в сопровождении нескольких ребят, которые громко с ним попрощались, называя Артемом. Моя квартира находилась в этом же доме, но в другом подъезде. Телохранитель поднялся на седьмой этаж, вошел в квартиру, где и должен был остаться, изображая меня. Ночью дважды ему звонили, он поднимал трубку и молчал. На другом конце провода тоже молчали.
А мы с Маликом вылезли на крышу семнадцатиэтажного дома. Был декабрь – скользко, заснежено. Дул зверский, колючий ветер… Я едва пролез в вентиляционную трубу, по которой мы спустились вниз в другой подъезд, где вход был с другой стороны дома, как раз со двора. Сели в «Волгу» и поехали на вокзал. Теперь нас никто не вел, потому что все следили за моей квартирой, думая, что я у себя. Утром меня можно будет брать в наручниках прямо тепленького. Наверняка с этой целью был уже вызван отряд ОМОНа.
До нашего поезда мы добрались без всяких приключений. Вагон был абсолютно пустой. И мы спокойно легли спать.
Ночью поезд делал остановку в Бологом. Когда мы проснулись, по меньшей мере еще три купе были заполнены людьми в штатском. Двое из них стояли в коридоре и сосредоточенно смотрели в окно. Еще один находился в тамбуре.
Нас, скорее всего, вычислили по паспортам сопровождавших меня ребят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88