Его глубоко запавшие глаза, окаймлённые синевой, улыбчиво смотрели на Кольцова.«Какие знакомые глаза! — мгновенно промелькнула мысль. — Кто это?» А худощавый человек протянул уже руку и весело произнёс:— Ну, здравствуй, Павел!И тут Кольцова озарило: да это же Пётр Тимофеевич! Пётр Тимофеевич Фролов! Павел радостно шагнул ему навстречу…И опять память вернула Кольцова в былые, далёкие, тревожные, дни, когда, расстреляв мятежный «Очаков», царские власти напустили на Севастополь своих ищеек. Те денно и нощно рыскали по усмирённому городу, вынюхивая и высматривая повсюду ускользнувших от расправы бунтовщиков.В одну из ночей Павел проснулся от чьего-то сдержанного стона. Возле плотно зашторенного окна стоял таз с водой, рядом лежали ножницы и пучки лечебной травы. Мать бинтовала руку и плечо бессильно привалившемуся к стене темноволосому мужчине. Когда Павел с любопытством посмотрел на него, он тут же натолкнулся на пристальный, цепкий взгляд светло-серых глаз. Мужчина морщился. Но, поймав мальчишечий взгляд, улыбнулся и подмигнул Павлу. А глаза его продолжали оставаться неспокойными, страдающими.Мать сказала Павлу, что Пётр Тимофеевич пока поживёт у них в тёмной боковушке-чулане. Летом там спал Павел, а зимой держали всякую хозяйственную утварь. И ещё мать строгонастрого наказала, что никто не должен знать о человеке, который будет теперь жить у них.Фролов отлёживался в боковушке, и вскоре Павел стал проводить там все свободное время, слушая его рассказы об «Очакове», о товарищах — рабочих доков и ещё о многом-многом другом…Как же изменился Пётр Тимофеевич с тех пор! Лицо потемнело, осунулось, грудь впала, спина ссутулилась. Лишь в глазах ещё резче обозначилась все та же, прежняя, дерзновенная решительность.Они крепко обнялись. Пётр Тимофеевич перехватил взгляд Кольцова.— Что, постарел?.. Война, понимаешь, не красит. — Он развёл руками и перешёл на деловито-серьёзный тон: — Ну, садись, рассказывай, как живёшь? Как здоровье?— Здоровье?.. Здоров, Пётр Тимофеевич!— Ты ведь недавно из госпиталя?— Заштопали как следует. Не врачи, а прямо ткачи. — Кольцов улыбнулся, присел возле стола. — В госпитале мне сказали, что звонили из Киева, спрашивали. Никак не мог придумать, кто бы это мог интересоваться моей персоной…Осторожным, незаметным взглядом Фролов тоже изучал Павла. Сколько ему лет? Двадцать пять, должно быть! Не больше! А выглядит значительно старше. Френч со стоячим воротником, безукоризненная выправка. Подтянут, широк в плечах…Кольцов положил на стол предписание и вопросительно взглянул на Фролова. В предписании значилось: «Краскома тов. Кольцова Павла Андреевича откомандировать в город Киев в распоряжение особого отдела ВУЧК».— Тебя что-то смущает? — спросил Фролов.— Смущает? Пожалуй, нет. Скорее, удивляет… Зачем я понадобился Всеукраинской Чека?Ответил Фролов не сразу. Он достал тощенькую папиросу и стал сосредоточенно обминать её пальцами. Кольцов помнил эту его привычку — она означала, что Петру Тимофеевичу нужно время обдумать и взвесить что-то серьёзное, важное.Фролов раз-другой прошёлся по кабинету, неторопливо доминая папиросу, остановился возле стола, крутнул ручку телефона.— Товарища Лациса! — строго произнёс он в трубку и, чуть помедлив, доложил: — Мартин Янович, Кольцов прибыл… Да, у меня… Хорошо!Когда Фролов положил трубку, Кольцов спросил:— Мартин Янович — это кто?— Лацис. Председатель Всеукраинской Чека, — пояснил Фролов и опять не спеша прошёлся по кабинету: от стола до стены и обратно. Раскурив папиросу, присел к столу. — Дело вот какое. Нам, то есть Всеукраинской Чека, нужны люди для работы во вражеских тылах. Иными словами, нужны разведчики. Я вспомнил о тебе, рассказал товарищу Лацису. Он заинтересовался и попросил тебя вызвать… Чаю хочешь? Настоящего, с сахаром?— Спасибо, — растерянно произнёс Кольцов.Всего он ожидал, направляясь сюда, только не этого… Стать чекистом, разведчиком?.. Обладает, ли он таким талантом? Способностями? Глубокая зафронтовая разведка — это не просто риск. Неосторожный, неумелый шаг может погубить не только тебя, но и людей, которых тебе доверят, и дело. Сумеет ли он? Сумеет ли жить среди врагов и ничем не выдать себя? Притворяться, что любишь, когда ненавидишь, восхищаться, когда презираешь…— Но откуда у меня это умение? — подумал вслух и посмотрел на Фролова. — И потом… Вы же знаете, почти всю германскую я был в армии, командовал ротой. На той стороне могу столкнуться с кем-нибудь из знакомых офицеров. А это — провал!..— Мы все учли, Павел, — улыбнулся Фролов. — И твою службу в царской армии, и твои капитанские погоны. На Западном фронте, насколько я знаю, ты служил у генерала Казанцева?Кольцов удивился такой осведомлённости Фролова и подтвердил:— Да. Командовал ротой разведчиков.— По нашим сведениям, генерал Казанцев формирует сейчас в Ростове казачью бригаду… Вот и пойдёшь к своему командиру. Выглядеть это будет примерно так: капитан Кольцов, как и некоторые другие бывшие офицеры царской армии, бежит из Совдепии под знамёна Деникина. Узнав, что генерал Казанцев находится в Ростове, капитан Кольцов направляется к нему. Разве не естественно желание офицера служить под началом того генерала, с которым вместе воевал?..— А что! Вполне правдоподобно! — Кольцов даже улыбнулся.А Фролов продолжал:— Перед тем как мы пойдём к товарищу Лацису, а он хочет сам поговорить с тобой, познакомься с фронтовой обстановкой. Ты ведь из госпиталя, многого не знаешь. — Фролов подошёл к висевшей на стене карте Украины: — Так вот. Деникин полностью овладел Донской областью и большей частью Донецкого бассейна. Бои идут за Луганск. Если Луганск падёт — на очереди Харьков. Впечатление создаётся такое, что до наступления на Москву Деникин решил сначала захватить Украину, чтобы использовать её богатейшие ресурсы. Мы знаем, что сил для этого у него достаточно. Добровольческие полки укомплектованы опытными офицерами, которые дерутся уверенно. У них— броневики, аэропланы, бронепоезда и автомобили. Силы, как видишь, внушительные. В Новороссийском порту выгружается посылаемое Антантой, и прежде всего Англией, оружие. Это — винтовки, пулемёты. Это-обмундирование, продовольствие. Все, вплоть до сигарет и сгущённого молока… — Голос Фролова стал громче и вместе с тем сдержанней — чувствовалось, что он заговорил о наболевшем, о чем говорить всегда трудно. — А у нас? Вчера мне звонили из Луганска, из штаба восьмой армии: красноармейцам выдали по полкомплекта патронов на винтовку. Нет снарядов. Люди раздеты и разуты… — Фролов снова вернулся к столу и уже ровнее, спокойнее закончил: — Рассказываю тебе все это для того, чтобы ты правильно представил себе всю степень серьёзности нашего положения.Открылась дверь, и в кабинет, немного косолапя, вошёл плотный невысокий моряк в расстёгнутом бушлате, флотские брюки его были тщательно заправлены в сапоги. Остановился у порога.Фролов гостеприимным движением руки пригласил моряка:— Проходи, Семён Алексеевич. Знакомься: товарищ Кольцов.— Красильников, — представился моряк и потряс в жёсткой своей ладони руку Кольцова. — Бывший комендор эскадренного миноносца «Беспощадный».— Ныне же один из самых недисциплинированных сотрудников Особого отдела Всеукраинской Чека, — с усмешкой добавил Фролов. — Сколько ни бились, никак с бушлатом не расстанется. Говорит: не могу без него. Еле-еле заставил бескозырку сменить.Красильников тяжело переступил с ноги на ногу:— Непривычна мне сухопутная снасть. — Он даже повёл плечами, словно призывал Кольцова убедиться, что ему никакая другая одежда не по плечу.Кольцов сочувственно улыбнулся. Не раз доводилось ему на фронте, встречаться с такими вот моряками. За редким исключением, это были люди дисциплинированные, выдержанные, политически грамотные, беззаветно храбрые, но вот сменить матросскую робу на другую форму или, что ещё хуже, на цивильную одежду — было для них чуть ли не трагедией.— Больше года моря не видел, а все «снасть», «снасть», — беззлобно передразнил Красильникова Фролов. Затем встал, сказал ему: — Ты посиди здесь. Должны звонить из штаба восьмой армии. Я скоро буду! — И обернулся к Кольцову: — Идём! Представлю тебя Лацису!Они спустились вниз, где старательные красноармейцы попрежнему разбирались в пулемёте, прошли мимо двух часовых, которым Фролов на ходу бросил: «Товарищ со мной!» — и вошли в большую комнату, из окон которой виднелись, словно на картине, обрамлённой рамой, недвижные купола Софийского собора. Входя в комнату, Кольцов прежде всего увидел эти сверкающие на солнце купола и лишь затем уже стоящего у окна хозяина-Мартина Яновича Лациса. Выше среднего роста, с чёрной аккуратной бородкой, с тонкими чертами интеллигентного лица, на котором выделялись Слегка прищуренные серые спокойные глаза, он скорее был похож на учёного, нежели на военного, а хорошего покроя, тщательно отглаженный костюм, голубой белизны сорочка и умело подобранный галстук подчёркивали в нем человека тонкого вкуса.Лацис предложил Кольцову сесть и несколько мгновений, не таясь, не боясь смутить гостя, неторопливо, в упор рассматривал его, словно хотел лично убедиться во всем том, что рассказывал ему об этом человеке Фролов. И странно, под этим прямым взглядом Кольцов не чувствовал себя ни неловко, ни беспомощно — это был доброжелательный взгляд, взгляд человека, который хотел верить ему, Кольцову.— Фронтовую обстановку товарищи вам, конечно, уже доложили?— Рассказывал, Мартин Янович, — ответил за Кольцова Фролов.Лацис вернулся к столу:— Трудно нам сейчас! Но мы должны, мы обязаны выстоять.Поскольку белые бросили в наступление все, что имели, — дела вот-вот дойдут до кульминации. Струна натянулась до предела, должна лопнуть. Если мы сумеем выстоять — им конец. В этом сейчас тактика революции.— Мартин Янович, успехи на фронте во многом зависят от тыла. — Кольцов посчитал долгом поделиться своими первыми впечатлениями от Киева. — Я прошёл по городу… Рестораны, кабаки, казино… Это же «пир во время чумы».Лацис сощурился, усмехнулся, продолжил тем же ровным, спокойным голосом:— Рестораны, кабаки и фланирование господ по Крещатику — это самое невинное из того, что вам довелось увидеть… Мы ежедневно сталкиваемся с саботажем, спекуляцией, изготовлением фальшивых денег. Сталкиваемся с заговорами и шпионажем… Сложная обстановка, чего там! И людей у нас не хватает, и взять их неоткуда: почти все коммунисты по партийной мобилизации ушли на фронт.Эти хорошо известные факты в устах Лациса приобретали выразительность и силу.— И все-таки мы с этим справляемся, трудно, но справляемся. И уверен— справимся!.. Но есть участок работы, который мы ещё недостаточно наладили. Это — разведка.В кабинете стало тихо, лишь Фролов несколько раз осторожно чиркнул спичкой, разжигая погасшую папиросу.Лацис лёгкой походкой прошёлся до окна, мельком устало взглянул на купола, вернулся, присел напротив:— Я имею в виду не войсковую разведку, в которой вы, как говорил мне товарищ Фролов, служили на фронте.— Да, в германскую командовал ротой разведчиков в пластунской бригаде генерала Казанцева, — сообщил Кольцов.— Знаю… В данном же случае речь идёт об иной разведке.Мы, по существу, ничего не знаем ни о силах противника, ни — о его резервах. Боремся с ним вслепую. А нам нужно знать, что делается у него в тылу. Какие настроения… Вот с такой разведкой дело у нас пока обстоит неважно. Все, что мы сейчас имеем, — это в основном донесения подпольщиков. — Лацис здесь сделал паузу, чтобы подчеркнуть важность последующих слов. — В тылу белых работают воистину замечательные люди. Во многих городах уже появились подпольные большевистские ревкомы, созданы партизанские отряды, ведётся большая подрывная и агитационная работа, но возможностей для квалифицированной разведки у них мало. Нам нужны люди, которые могли бы внедриться во вражескую офицерскую среду. Вы понимаете, к чему я все это говорю?— Да, Мартин Янович. Товарищ Фролов меня вкратце информировал, — тихо произнёс Кольцов.— Мы намерены предложить вам такую работу, — спокойно сказал Лацис. Кольцов какое-то время сидел молча. Он — понял, что сегодня держит,может быть, самый трудный в жизни экзамен. Ведь слова Лациса «мы должны, мы обязаны выстоять» обращены и к нему…— Вы хотите что-то сказать? — Лацис в упор смотрел на Кольцова, и Павел не отвёл глаз, спокойно произнёс:— Я военный человек и привык подчиняться приказам.— Это не приказ, товарищ Кольцов. Это — предложение.— Я рассматриваю его как приказ, — упрямо повторил Кольцов. — Приказ партии!Лагун одобрительно улыбнулся.— Все подробности обсудите с товарищем Фроловым. — Он коротко взглянул на часы, встал: — К сожалению, на три часа у меня назначена встреча, и уклониться от неё или перенести я никак не могу. Поэтому прошу извинить и желаю успеха! — Лацис проводил их до двери, ещё раз крепко, по-дружески пожал Кольцову руку и повторил: — Да-да! Желаю успеха! Он сейчас для нас так важен, ваш успех!После ухода гостей Лацис несколько минут стоял у окна. Нет, он не любовался собором. Он собирался с мыслями: в три часа ему предстояло принимать иностранных журналистов…Ровно в три — ни минутой раньше, ни минутой позже — Лацис сам вышел в приёмную, где его дожидались из нетерпеливого любопытства приехавшие раньше назначенного времени корреспондент английской газеты «Таймс» Колен и обозреватель французского еженедельника «Матэн» Жапризо. Несколько смущённые, — все-таки первые из газетчиков в самой Чека! — они последовали за Лацисом в кабинет. Обоих иностранцев кабинет председателя ВУЧК откровенно разочаровал: они ожидали увидеть нечто мрачное, нелюдимое, а увидели обыкновенную комнату с самым обыкновенным столом и стульями. И как всегда бывает при встрече с обыденным, привычным, все сомнения и страхи пропали, они почувствовали себя непринуждённо и почти смело настолько, что стали с нескрываемым любопытством разглядывать хозяина кабинета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63