Что-то было иное в его варианте ardeur. Иначе не скажешь, он был живее. Мои же самые сильные стороны исходя от мертвых, а не от живых. Ричард был для них слишком живым.
— Это ardeur, — проговорил Джейсон, — но он не заставляет меня хотеть до тебя дотронуться, Анита.
— Возвращайся в ванную, Джейсон, — приказал Ричард со слабым рычанием в голосе.
Джейсон ухватился за дверной косяк так, что костяшки пальцев побелели.
— Он такой сильный, что мне сложно дышать, и весь он направлен на тебя, Анита. Я чувствую его мысли в воздухе. Он заставляет нас хотеть только его, его одного. Боже, насколько же это сильно.
— Пощади меня, — молила я.
— Выйди, — прорычал Ричард.
— Ричард, Ульфрик, ты делаешь то же самое, в чем обвинял Жан-Клода, — сказал Джейсон.
Голова Ричарда дернулась, и он посмотрел на Джейсона. Джейсон отвел глаза от его пристального взгляда.
— Твои глаза пылают, будто ты вампир, Ричард. Я знаю, что в глаза вампирам в такие моменты лучше не смотреть. — Джейсон позволил страху появиться в своем голосе. Этот страх был настоящим, и я впервые поняла, что он боится вампиров.
Я держала руку прижатой к полу, потому что Ричард продолжал попытки притянуть меня к себе. Но не силе его руки было так сложно сопротивляться. Дело было в жарком, сокрушительном объятии его силы. Она походила на что-то живое, теплое и желанное. Что-то, что притягивало меня не меньше его руки. Это не была жажда, скорее обещание, что если я ей отдамся, он обернет меня этой силой, безопасностью и теплом его любви, и больше не будет боли, не будет неуверенности. Но прежде я уже ощущала нечто подобное. Огги, Мастер Чикаго, он мог заставить вас его любить. Но даже Огги никогда не заставлял испытывать подобного. Это было настоящим. Конечно же, это чувство было настоящим. Огги был незнакомцем для меня, логика подсказывала, что его сила — уловка, но то, что предложил Ричард, ощущалось настоящим, потому что таковым и было. Однажды я уже поверила в то, что его любовь может залечить все мои раны и заставить меня почувствовать себя в безопасности. Правда, это оказалось ложью. Любовь бывает реальной и лживой, даже если она настоящая. Просто потому, что одной любовью защититься невозможно, если вас продолжает терзать страх. Осознание того, что можно любить и верить, и в один момент все это потерять. Речь не о моем женихе, с которым я встречалась в колледже. Дело, как всегда, в смерти моей матери. Если это было не настоящим, то что же вообще настоящее?
Именно эта мысль помогла мне вынырнуть их теплоты силы Ричарда. Именно она помогла мне удержаться на волнах его любви. Так же, как его руки могли причинить мне боль, эта потеря была самой большой болью моей души. Это была зияющая рана во мне, которую я уже очень давно приспособилась наполнять гневом. Это было место, откуда начинался мой гнев и куда он вернулся, как волны кровавого океана. Боль всегда может помочь вам справиться с вампирскими фокусами.
Я позволила себе почувствовать, что потеряла кучу времени в бессознательном состоянии. Я позволила гневу и боли от потери наполнить меня, и больше не было жажды, никакого желания, никакой любви, которая могла бы отыграть меня у моего горя.
Люди говорят о горе, будто это нечто простое из слез и стенаний. Но настоящее горе не так просто. Истинное горе — дитя огня, как скала. Оно выжигает ваше сердце, сокрушает вашу душу под гнетом этой скалы. Оно разрушает, и даже если вы продолжаете дышать и ходить, вы все равно умираете. Человек, которым вы были еще некоторое время назад, умирает, умирает в скрежете металла и безответственности водителя. И уходит. Все остается на самом деле, но уже в прошлом. Оно не вернется. Мир сломан навсегда, будто вы идете по хрупкой кромке земли, ощущая под собой жар лавы, способной сжечь плоть, расплавить кость, и даже воздух здесь ядовит. Чтобы выжить вы заглатываете этот раскаленный воздух. Чтобы удержаться в реальном мире вы проглатываете всю эту ненависть. Вы отталкиваете все это от себя, эту новую могилу, которая стала всем, что осталось от того, кто был для вас миром.
Я не была настолько глупа, чтобы заглянуть ему в глаза, но мой голос был уже твердым и уверенным, когда я сказала:
— Отпусти меня, Ричард. Ты не можешь заставить меня почувствовать себя в безопасности. Ты не можешь исправить то, что сломалось во мне.
— Я люблю тебя, — сказал он, и слова эти были скорее важны для него самого.
— Ты любишь меня так, что готов воспользоваться вампирскими штучками, чтобы заставить меня быть с тобой.
Он прекратил попытки подтянуть меня к себе и сам подвинулся ближе. Он покрыл то небольшое расстояние, что было между нами, и обнял меня. За минуту до того, как это произошло, я сделала бы все, что он хотел. Но теперь уже было слишком поздно. Мое тело было в его руках, но сердце мое было ледяным. Именно так я и жила на протяжении долгих лет. Жар и холод, горе и гнев, это было моим миром, пока Жан-Клод не нашел лазейку в стене, которую я возвела.
Я этот момент я поняла, почему именно Жан-Клод, а не Ричард, сумел сломать эти стены. У Жан-Клода было свое собственное горе и собственный гнев, когда мы встретились. Он знал, каково это, иметь настоящую любовь, быть в безопасности, и вдруг все это потерять. Ричард же этого не понимал. Он верил в совершенство мироздания. Я не верила в него с тех пор, как мне было восемь. Жан-Клод не верил в красоту слов столетиями.
Иногда в человеке, в которого вы влюбляетесь, живет не свет, а тьма. Иногда он не оптимист, которого вы ждали, а еще один пессимист, который будет подле вас и будет знать, что шорох в темноте — это монстр, и что он действительно такой же страшный, как вы думаете.
Это кажется безнадежностью? Но это не так. Скорее это уверенность. Уверенность, что все по-настоящему.
Ричард приподнял рукой мой подбородок. Это должно было быть проявление нежности, но когда я отвела глаза, он сжал пальцы. Он попытался меня заставить посмотреть ему в глаза. Я не могла его остановить, но я могла заставить его причинить мне боль, если он попытается проделать задуманное. Боль помогла мне дистанцироваться от него. Он обнимал меня, все еще полностью закрытую от него, будто обернулся вокруг меня теплым одеялом своей силы, пытаясь успокоить меня, как если бы я была в ярости. Но это душило, будто воздух слишком разогрелся, чтобы можно было его вдыхать.
Его рука сдавливала мне челюсть все сильнее, еще чуть-чуть и он сломает мне кости. Я держала глаза закрытыми, но даже через прикрытые веки я ощущала давление его взгляда.
— Смотри на меня!
— Нет, — ответила я.
— Это первый раз, когда тобой владеет твой собственный ardeur, Ричард. Ты под его властью, — сказал Джейсон.
— Анита, посмотри на меня!
— Нет!
Тогда он меня поцеловал, и не имело никакого значения, что я не смотрела ему в глаза. Для ardeur поцелуй был не менее ценен, чем взгляд. Может, даже более.
Он поцеловал меня, и вся эта ложь прокатилась по моему горлу и охладила мой гнев, наполнив меня уверенностью, что ничто и никогда не сможет причинить мне такой боли, пока я в объятиях Ричарда.


Глава 51

Минуту я была в полной безопасности, страх, гнев, все пропало. Будто бы руки Ричарда, его тело, его губы, было всем, пищей, воздухом, водой и всем самым лучшим, чего мог пожелать человек.
В следующую минуту я утонула. Поцелуй, который был будто глоток воздуха, сладкий и чистый, начал душить меня. Руки, обещавшие безопасность, вдруг показались мне капканом, из которого мне нужно было вырваться.
Я перешла от мления в его объятиях к ожесточенной схватке за свободу.
Ричард старался заставить меня продолжить поцелуй, все еще удерживая меня в своих руках. Но были и другие руки, на моих плечах, которые помогали мне от него освободиться. Они не боролись с Ричардом, скорее помогали моему разуму и мне самой в борьбе с ним. Рука Ричарда прошла сквозь мои волосы и попыталась удержать мою голову, чтобы я не ушла от поцелуя, но чужая рука, что уже была там, помогла отделить мое тело от его, утянула меня назад.
Страх Джейсона нахлынул на меня вместе с его прикосновением. Страх от того, что сделал Ричард. Не только от его новых вампирских сил, но и от того, что я успела ощутить в этом поцелуе. Страх перед тем, чтобы утонуть в навязчивой идее вечной любви.
Джейсон ощутил то, что чувствовала я, то, что Ричард заставил меня почувствовать, и я ощущала протест Джейсона против этого, протест против того, чего хотел Ричард. Протест против того, чтобы принадлежать только одному человеку. Страх перед тем, чтобы быть чьей-то собственностью. Джейсон говорил, что всем сердцем этого хочет, но он лгал себе. В один момент, когда я начала задыхаться, когда оба мы были под властью силы Ричарда, мы оба знали, что не этого не хотел. Одна только мысль о том, что нужно быть только с кем-то одним навсегда, заставила его похолодеть.
Я была поймана между ними. Между двумя мужчинами, способными разорвать меня в буквальном смысле. По напряженности это напоминало эпизод из детства, когда ты пытаешься попасть деревянной битой по мячу. Не считая того, что нужно было еще и вырваться из чьих-то рук. Я рванулась из объятий Ричарда, борясь при этом с его силой, пока не оказалась в руках Джейсона, так что у Ричарда оставалась только одна моя рука.
Джейсон и я оказались на полу, прижатые спинами к дверному косяку ванной. Он прижимал меня настолько крепко, как только мог, даже ноги обернул вокруг моей талии сзади. Я чувствовала, как бьется его сердце под моей спиной, я ощущала его страх, как что-то металлическое, на моем языке. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть его лицо за моим плечом, его расширившиеся голубые глаза, приоткрытые губы и бледную кожу.
Ричард стоял на коленях и всматривался в нас. Его глаза уже вернулись к обычному своему карему цвету.
— Я чувствую, как вы оба меня боитесь.
— Ты пытаешься заставить меня покориться, Ричард. Пытаешься отобрать у меня право выбора.
— Я хочу, чтобы ты желала только меня, Анита. я настолько сильно этого хочу. Что это сводит меня с ума. Я ненавижу одну только мысль о том, что ты можешь быть с другими мужчинами.
Я разумно решила воздержаться от комментариев, поскольку точно знала, что ему нравилось иногда наблюдать за мной и Жан-Клодом. Иногда ему нравилось делить меня с Жан-Клодом. Но, как и с большей частью его жизни, Ричард не желал этого принимать. Если бы я спросила его мнение, он ответил бы, что делил меня с Жан-Клодом, потому, что его лишили выбора. Он редко был с нами, потому что ему это не нравилось. Но так ли это на самом деле? Очень может быть, что нет. Думаю, он редко с нами бывал, потому что боялся, что ему это понравится.
— Ты сломаешь мне руку, Ричард.
Он смотрел на то место, где его пальцы уже оставили отпечатки на моей коже, и будто не мог вспомнить, как это сделал. Он отпустил и присел на пятки, все еще оставаясь на коленях. Выглядел он озадаченным.
— Я не хотел сделать тебе больно, — сказал он.
— Я знаю, — ответила я.
Джейсон продолжал сжимать меня в объятиях, но его пульс начал замедляться.
— Если бы Джейсон не вмешался, ты бы сделала все, как я хотел. Но я верил во все это, Анита. Я думал, что счастье возможно. Я думал о браке, о детях и…
— Я ощутила, о чем ты думал, — сказала я.
— Но ведь и твои мысли были о том же. — Он смотрел мне в лицо и был таким искренним, так верил в то, что он прав.
— Ты заставил меня думать так, но мысль эта была твоей, а не моей. Я не стану больше извиняться, Ричард. Ты получил свою версию ardeur, испытал его в первый раз, и ты будешь использовать его так же безжалостно, как и любой другой вампир из тех, кого ты успел обвинить.
— Ты несправедлива, — проговорил он.
— Я ощутил то, что ты сделал с ней, Ричард. Ты забрал ее волю и заполнил ее душу ложным счастьем, — вмешался Джейсон.
— Оно не ложное.
— Это не ее счастье, а твое, Ричард.
— Ты не имеешь никакого права лезть в то, что происходит между твоим Ульфриком и его Лупой.
— Может и нет, но я не мог просто так чувствовать то, что ты с ней делал. Анита молила, чтобы ей помогли, и я был обязан вмешаться.
Я коснулась его рук там, где они обхватывали меня.
— Что ты хочешь этим сказать, Джейсон?
— Ты мой друг, и самое главное, девушка моего лучшего друга. Я не мог позволить ему насиловать тебя.
— Но это совсем не то, что я хотел сделать, — возразил Ричард.
— По закону использовать волшебную или паронормальную способность, чтобы лишить человека воли является применением насилия. — Джейсон озвучил это, но мысль была моей.
Я ощущала себя спокойной в кругу его рук, и мне показалось, что то же чувствовал и он.
— Ты только что сказал вслух то, о чем я подумала? — спросила я.
— Я?
— Думаю, что так и было. — Сказал Ричард. Он наклонился к нам, принюхиваясь. Меня все еще немного смущало, когда мои знакомые оборотни начинали делать что-то, присущее скорее животным, в человеческом обличии.
Джейсон рванул нас обоих от него, будто его спина могла сдвинуть стену и предоставить нам еще немного места.
— Что ты пытаешься унюхать? — спросил он.
Ричард стоял на четвереньках, волосы плотной волной закрывали по обеим сторонам его лицо, обращенное к нам, так что я не могла точно разглядеть его выражение. Но думаю, что Джейсон мог.
— Жан-Клод мог бы освободить ее от моей власти. Может даже Мика или Натаниэл, потому что у них есть метафизическая связь с ней. Дамиан мог бы, потому что он передал бы ей свой самоконтроль. Он ее слуга-вампир. — Ричард наклонился, не замечая меня, почти упираясь грудью мне в лицо. Чтобы принюхаться к лицу Джейсона, которое было у меня на плече. — Но ты всего лишь пища. Ты pomme de sang Жан-Клода, но с Анитой ты никак не связан.
Было немного трудно говорить твердо, будучи руками и ногами одного мужчины и почти целующей грудь другого, но я очень постаралась.
— Он — мой друг.
Я услышала, как Ричард глубоко и шумного вдохнул. Он резко отдернулся, будто ему причинили боль.
— Теперь он больше, чем просто друг, — прошептал он.
— О чем ты говоришь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46